Москит. Том I - Павел Николаевич Корнев

острый приступ ревности, но я заставил себя позабыть о неуместных душевных терзаниях и первым двинулся вниз. Там впустую пощёлкал выключателем, а когда лампочки так и не загорелись, пирокинетики запустили в воздух несколько светлячков, отправили их дрейфовать по коридору. Ни о какой скрытности речи больше в любом случае не шло, и я крикнул:

— Свои! — после осторожно выглянул за угол. Точнее даже — качнулся туда-обратно, дабы свести шансы поймать пулю к минимуму.

Увы, близость пирокинетиков, которые не могли удержать в себе всю набранную во время резонанса сверхсилу, лишала меня возможности задействовать связку ясновидения и нейтрализации кинетической энергии. Попытаюсь окружить себя пологом энергии в противофазе, и точно замыкание случится.

На мою удачу в коридоре противника не оказалось, и я скомандовал:

— Стоим!

— Почему?! — возмутился Никифор.

Окон на первом этаже не было, зато хватало жилых и служебных помещений, одни двери стояли распахнутыми настежь, другие были прикрыты. На это обстоятельство я и указал, добавив, что заниматься в таких условиях зачисткой помещений — чистой воды самоубийство, и не особо даже краски при этом сгустил.

Никифора убедить не вышло, а вот Сергей оказался куда более благоразумным и впустую рисковать не пожелал, более того — на всякий случай перегородил коридор кинетическим экраном.

— Тебе больше всех надо, что ли? — одёрнул он товарища, потом ругнулся: — Да не суетись! Слышишь же — не стреляют больше!

Сказал — и будто сглазил. Почти сразу рвануло так, что пол под ногами дрогнул и штукатурка со стен посыпалась. Только взрыв прогремел не в здании, до нас донеслись лишь его отголоски.

— Это что сейчас было? — охнул Сергей.

Я ничего не сказал, поскольку вновь появилось ощущение чужого взгляда, а затем из дальнего конца коридора нам крикнули:

— Свои!

За троицей оперативников следовала парочка аналитиков. Одним из них был белый как мел Лев, именно он всякий раз замирал у очередной комнаты и после недолгой паузы объявлял:

— Чисто!

На одно лишь его голословное заявление опера не полагались и неизменно проверяли помещения, то просто распахивая незапертые двери, то подбирая нужный ключ из невесть где раздобытой связки. Иногда, выходя обратно, они оставляли за собой на полу кровавые отметины следов.

Я велел пирокинетикам возвращаться на второй этаж, а сам рванул в вестибюль. В освещённом сиянием шаровой молнии помещении оказалось неожиданно многолюдно, там явно собралось большинство переживших нападение пограничников. Столы были перевёрнуты, окна выбиты, стены исклёваны пулями. Я огляделся и решил, что до своего обнаружения убийцы успели зачистить только одно крыло, а в вестибюле наткнулись на сбежавшихся туда по тревоге караульных и жильцов первого этажа из числа обер-офицеров пограничного корпуса. На полу лежало с десяток тел, среди них обнаружилось три фигуры во всём чёрном. Одному убийце удар невероятной силы сплющил грудную клетку, другой поймал пяток пуль в спину, последнему свернули шею. Не иначе коротышка сошёлся в рукопашной с Матвеем Пахотой, за что и поплатился.

Сам Матвей, к моему величайшему облегчению, схватку пережил. Сейчас ему накладывали повязки на посечённые ударами катан плечи и руки. Кровь текла ручьём, но большинство ран выглядели неглубокими порезами; обошлось без серьёзных увечий.

— Их пули не берут! — разорялся перезаряжавший револьвер комендант. — Я ни разу не промахнулся! Ни разу! Пули из ран выталкивало! Сам видел!

На его крики никто внимания не обращал; одни оказывали первую помощь раненым, другие заняли позиции у окон. Два бойца с винтовками замерли у парадной двери, а пять или шесть человек готовились выйти во двор.

— Начали! — дала отмашку глава откомандированных в Зимск аналитиков, и расположившиеся рядом с окнами бойцы отлипли от простенков, взяли оружие наизготовку.

Дамочка бесстрашно шагнула за порог и сразу вынула из воздуха длинную стальную стрелу, едва не пронзившую ей глаз. Стандартный кинетический экран оказался пробит той на раз, спасла дамочку невероятная реакция вкупе с полноценным ясновидением.

Прятавшаяся до того в тёмном углу тень взлетела на крышу пристроя и стремительно понеслась по ней, намереваясь сигануть на улицу. Никто ни пальнуть вдогонку не успел, ни молнией беглеца приложить, так и ушёл бы, если б пространственное искажение не перехватило его и не заставило расплескаться кровью. Тень покатилась вниз по скату и рухнула на землю, обернулась обезглавленным телом.

— Чисто! — объявила дамочка, отступая назад.

На улице стреляли, у вокзала вовсю грохотали пулемётные очереди, доносились приглушённые хлопки и с другого берега реки. Что творится в городе, было решительно непонятно, и принявший на себя командование Евгений Вихрь после проверки двора и подсобных помещений велел занимать круговую оборону.

— План «Крепость»! — крикнул он, словно это что-то кому-то говорило.

Как ни удивительно, так оно и оказалась. Из вскрытой оружейной комнаты начали выносить винтовки и револьверы, пограничников усиливали операторами и распределяли по ключевым позициям. Меня первым делом послали проверить состояние вездехода.

Машина оказалась в полном порядке, и я выгнал её из гаража во двор, на случай если вдруг оживёт телефон и поступит приказ выдвигаться в город. Стрельба в районе вокзала понемногу стихла, а вот на том берегу Зимы так и продолжали хлопать винтовки и ухать гранаты.

Во двор отрядили двух переживших схватку караульных, и сторожить автомобиль я не стал, поспешил за дальнейшими распоряжениями к Вихрю. Ему оказалось не до меня, он обсуждал ситуацию с комендантом и незнакомым поручиком, из-под кителя которого проглядывали окровавленные повязки, что-то втолковывал им, тыча пальцем в расстеленную на столе карту. С двух сторон от той мерцали огоньки керосиновых ламп.

Дамочка-аналитик, которой принесли халат и тапочки, неподвижно замерла в кресле, она то ли медитировала, отслеживая состояние энергетического фона, то ли пыталась установить с кем-то ментальную связь.

Раненых развели по комнатам, на диванчике остался один только Матвей, с перебинтованными руками и торсом напоминавший не доведённую до конца мумию. Я тихонько проскользнул к нему и спросил:

— Ты как?

— Плохо, — вздохнул здоровяк. — Мастер точно голову оторвёт. А не он, так Варька! Надо ж было так опростоволоситься!

— Тебя только это сейчас беспокоит?

Матвей хихикнул.

— Петь, мне такое вкололи, вообще ничего не беспокоит! — Он запрокинул голову, поглядел в потолок и вдруг сказал: — Техника закрытой руки не сработала, представляешь? Малыш мне об этом толковал, а я, дурак, не верил! Думал, пугает…

Я хмыкнул.

— Раз тебя на куски не покромсали, значит — сработала.