Азовское сидение. Героическая оборона Азова в 1637-1642 г - Андрей Венков

Против 13 турецких кораблей (без учета галер) у Петра были 40 казачьих стругов и 1000 казаков (в последнем морском бою, как мы помним, 250 казаков атаковали 2 корабля). Царь отдал приказ возвращаться. Он оставил атамана с казаками в устье Каланчи наблюдать за турками, а сам повел свою флотилию обратно.

Как казаки из устья Кутерьмы перебрались в устье Каланчи, роли не играет.

Они могли с караваном дойти до Каланчинской стрелки и свернуть вниз по Каланче (не зря ж там караван час стоял на якоре), могли прошмыгнуть из устья в устье вдоль морского побережья. Скорее всего — первое.

Откроем дневник Гордона:

«21 мая. Около 10 часов утра государь зашел ко мне и рассказал, что видел на море до 20 парусов галер и кораблей и большое число грузных лодок, и что, находя нападение слишком отважным, велел галерам воротиться. Его величество был очень скучен или грустен. В полдень галеры воротились и заняли свои места.

В 3 часа пополудни государь пришел ко мне с радостным известием, что казаки накануне вечером напали на Турецкий флот, повредили и разогнали его, многих убили, взяли в плен 27 человек, со множеством добычи, как-то: 700 копий, 600 сабель, 400 Турецких ружей, 8000 аршин сукна, большое количество одежды и провианта, риса, табаку, уксусу, также много пороху, бомб, гранат; из 18 их кораблей и галер сгорело три, из 24 грузных лодок десять, шесть с 50 000 червонцев пробрались в Азов, остальные ушли в открытое море. Пленные донесли, что утром высажено и отправлено в Азов 800 человек. Государь приказал одну часть моего отряда оставить в обоих фортах (то есть в Новосергиевске), а с другою частью, тремя полками, идти в след его величества.

Около 5 часов государь поплыл вниз по реке Каланче только в лодках своих; я выступил вечером с 3 полками при 8 полевых орудиях».

Вот такое радостное известие…

«В 21 день. В 4 часу дни приехал весь караван к Каланчам и стояли на якоре. День был красный. В тот же день была пушечная стрельба с голер и с Каланчей, для взятья на море Турков и Турецких судов; и ночь была теплая». Так умиротворенно закончил «журналист» описание этого дня.

А вот Гордон вряд ли любовался в эту ночь погодой и окрестностями:

«22 мая я плыл всю ночь; на рассвете достиг устья Каланчи; государь стоял с казаками у одного острова. Я бросил якорь с другой стороны и вышел на остров; казаки делили там добычу. Около полудня государь отправился в Новосергиевск, приказав мне ждать дальнейших повелений. Пред вечером вода стала прибывать. Мы поднялись вверх по реке на высоту».

Из журнала же видим, что царская флотилия с утра отправилась без царя вверх по Дону, но затем вернулась к Каланчам, то есть к Новосергиевску.

«В 22 день. В 5 часу дни, якори вынувши, пошел кораван рекою Доном от Каланчей в путь свой и отошли от Каланчей, поворотились назад, по той же реке; в 3 часу после полдень пришли к Каланчам. День был красный с погодой, и ночь тако ж».

Что ж случилось на взморье? Как разгромили казаки турецкий караван с таким сильным прикрытием? Поскольку царь был здесь, докладывать о деле в Москву не требовалось, оттого и нету войсковой отписки с рассказом о событиях той ночи. А царь и Гордон видели лишь, как дуванилась добыча, слушали, что им расскажут и могли пощупать материальное подтверждение удачного налета. Что же «складывается» из всего вышеизложенного?

Вместо двух передовых кораблей, отбивших наскок атамана Поздеева, на взморье Петра (и казаков) ждали тринадцать кораблей и галер и много транспортных и десантных судов. Это, очевидно, собралась вся растянувшаяся под северным ветром турецкая эскадра. Из-за низкого уровня воды петровские галеры выйти в море не могли, а если б и вышли, соотношение сил по кораблям и галерам складывалось минимум 1:2 в пользу турок. Атаковать же мелкими судами среди бела дня царь не решился (и казаки, кстати, тоже днем нападать не решились). Царь с флотилией повернул обратно, казаки остались наблюдать.

Еще утром, когда русские выглядывали из устья Кутерьмы, с турецких кораблей свезли на берег 500–800 янычар в подкрепление азовскому гарнизону. Таким образом, караван остался без морской пехоты, и это сильно повлияло на исход дела. Вечером началась разгрузка. Турки перегрузили с кораблей на 13 тунбасов привезенные грузы (по 1 тунбасу с каждого корабля) и под прикрытием 11 ушколов с янычарами отправили их к Азову. К тому времени как раз стемнело…

Дальнейшее известно из письма Петра Виниусу: «… и как неприятель поравнялись с Каланчинским устьем, и наши на них ударили, и помощью Божиею оные суда разбили, из которых 10 тунбасов взяли и из тех 9 сожгли; а корабли то видя, 11 ушли, а 2 — один утопили сами, а другой наши сожгли; а в Азов ушли у школы с три и то без всякого запасу».

Влетев стремительной ночной атакой в строй тунбасов и ушколов и смешавшись с ними, 40 казачьих стругов лишили турецкие корабли возможности прицельно стрелять из пушек. Из 24 турецких посудин, застигнутых врасплох, 3 (видимо, головные ушколы, которые «не стали связываться») смогли проскользнуть к Азову. Остальные аккуратно брались донцами с двух бортов — 40 стругов на 21 турецкое судно. Впрочем, ушколы казаков не интересовали, и, как писал Петр в другом письме, «достальные ушли к кораблям».

Можно представить, как вспыхнули на морской глади и осветили ночь 9 транспортов, имущество на которых частично разграбили, частично просто испортили и запалили.

Турецкая эскадра, не имея возможности стрелять и опасаясь, что огонь перекинется на корабли (на загоревшихся тунбасах порох везли), начала поднимать паруса и спешно отходить в море.

Донцы достали все-таки один корабль и подожгли. Второй, отчаявшись увести, турки сами утопили…

«На тех тунбасах взято 300 бомбов великих, пудов по пяти, 500 копей, 5000 гранат, 86 бочек пороху, 26 человек языков, и иного всякого припасу, муки, пшена, уксусу ренского, бек-месу, масла деревянного, а больше сукон и рухляди мноое число, и все это к ним на жалование и на сидение прислано: все нашим в руки досталось», — писал Петр Виниусу.

Интересно, порох донцы сначала сгрузили, а потом тунбасы зажгли, или с горящих сгружали?..

Позже то ли тщательнее трофеи подсчитали, то ли победители, а за ними историки, от себя добавили, но В. Сухоруков указывает, что турки, кроме потонувших и сгоревших, потеряли убитыми 2000, а на отнятых судах найдено 50 000 червонных и сукно на 4000 человек, а еще якобы отбили 70 медных пушек…

А в «Древней Российской Вивлиофике» трофеи перечислены скромные, к тем, что в царском письме, можно добавить лишь несколько мортир и сукно на 3 тысячи человек, но создается впечатление, что достигают эти трофеи размеров фантастических: «такова та победа на врагов была велика и прибыльна, что казаки той прибыли в том походе не могли раз дуванить, и по указу великого Государя отпущены были в Черкасской, и тое прибыль сукна и серебряные вещи и всякие припасы дуванили во многие дни, имеют себе из того великую утеху, такой удачи им давно не бывало». То есть, столько награбили, что несколько дней поделить не могли…

Это была давно ожидаемая Петром победа на море, но добыли ее донские казаки. 23 мая в черкасском Воскресенском соборе служили благодарственный молебен, а после того стреляли из пушек и ружей. Петр внешне был счастлив и щедр. «Воздав всевышнему благодарение за первую дарованную над врагами победу, признательный государь пожаловал все деньги, сукно и прочую мелкую добычу храбрым своим сподвижникам, а воинские снаряды и оружие повелел обратить в казну», — пишет Сухоруков.

Ох уж эти верноподданные! И Сухоруков — декабрист, а туда же.

Царь, как мы помним, прибыл к казакам практически через сутки после морского сражения. Гордон видел его среди казаков еще позже, на следующее утро, когда казаки дуван дуванили, добычу делили. Все взятое ими в море, на тунбасах и кораблях по обычаю считалось их законной войсковой добычей. И делили они ее, когда никакой опасности и близко не было. А царь их этой самой войсковой добычей и пожаловал. Понял, видно, что деньги и сукно уже не отобрать, а вот оружие трофейное в казну забрал. Благодетель…

Интересно, что думал он, присутствуя на острове при дележе добычи? Каковы показались ему эти лихие подданные?..

Обряд дележа добычи в Войске — главнейший. На нем все сообщество раскрывается. Читал, видимо, царь некогда Тацита (образование все же царское) и теперь воочию увидел людей, о которых Тацит говорил: «Они считают леностью и малодушием приобретать потом то, что можно добыть кровью». Правда, не о римлянах тогда шла речь…

Стояли огромным кругом воины в высоких шапках наподобие боярских, знамена выставили. Возможно, были то знамена жалованные, но одно, несомненно, развевалось на морском ветре свое, войсковое. И не со Спасом, не с образом Богородицы. Изображался на том знамени олень, пронзенный стрелой, и голову тот олень запрокинул не то от гордости, не то в последнем мучении.