Собрание сочинений. Том 4. Война с Турцией и разрыв с западными державами в 1853 и 1854 годах. Бомбардирование Севастополя - Егор Петрович Ковалевский

против правого фланга наших передовых ложементов; выводил новые траншеи. Заметно было, что усилия его направлены особенно против 4 и 5-го бастионов. Против последнего ложементы его отстояли всего в 25 саженях.

C нашей стороны вооружали находящуюся на пересыпи батарею на 17-ть орудий, обстреливающую скаты Зеленой горы и балки Сарандинаки и Лабораторную; сзади ее устраивали ход и проводили примыкающую к ней траншею от батареи Дурново, таким образом, чтобы она связала бастионы №№ 3 и 4.

Особенное внимание было устремлено на устройство блиндированных помещений на бастионах. Около 25-го апреля они почти везде были окончены и мы увидим, какую важную пользу принесли впоследствии. К этому же времени была совершенно окончена батарея на Пересыпе, названная Ягудиловской. Повсюду утолщены и возвышены брустверы, насыпаны траверзы, где их еще не было. Камчатский люнет и Волынский и Селенгинский редуты, на которые был направлен постоянно артиллерийский огонь неприятеля, обращали на себя всю заботливость начальника этой дистанции. Камчатский люнет был значительно усилен. Впереди его, несмотря на сильный ружейный и картечный огонь неприятеля, удалось соединить наши ложементы одной общей траншеей, в которой устроены места для горных орудий; против каменоломни заложен новый ложемент, для обстреливания ската балки. У Волынского редута один ложемент, на оконечности траншеи, спускающейся к бухте от левого фланга редута, обращен в люнет, к которому присыпали вал и банкеты. На самом редуте устраивалась мортирная батарея. На Селенгинском едва успевали самыми усиленными работами в течение всей ночи исправлять повреждения, причиняемые артиллерийским огнем неприятеля во время дня. Посреди траншеи 3-го бастиона выдвинуты четыре ложемента для стрелков, а сделанные прежде ложементы соединены с тем, чтобы обратить их в траншею. Мы безбоязненно выдвигали из-за оборонительной линии наши контр-апроши, из которых наносили большой вред неприятелю, беспрестанно мешая его осадным работам и отражая частые нападения.

Для усиления гарнизона введен был в Севастополь Суздальский пехотный полк.

Между тем, неприятель время от времени открывал новую амбразуру, прибавлял орудия и опять закрывал амбразуры, испытывал с разных мест действие конгревовых ракет и устанавлял для них батареи на своем правом фланге, в центре и у Херсонесского мыса. Вылазки и нападения происходили своим чередом, особенно в темные ночи; артиллерийский и ружейный огонь становился сильнее; потери увеличивались с каждым днем и доходили до 150 человек убитыми и ранеными в сутки. 15-го марта, вечером, англичане напали было на наш секрет, находившийся у Южной бухты, под Зеленой горой, левее кладбища. Бывшие вблизи охотники Охотского полка, в числе 20-ти человек, подоспели вовремя, бросились в штыки, прогнали англичан и схватили их раненого офицера. 17-го марта, удачным выстрелом с мортирной батареи лейтенанта Петрова, находящейся во 2-м отделении, взорван пороховой погреб на неприятельской батарее, расположенной близ Балаклавской дороги. Вообще, действие нашего артиллерийского огня было весьма удачно, в чем отдавали полную справедливость и сами неприятели.

Настала Страстная неделя. В этот год она приходилась в одни и те же числа у нас и у католиков. Как будто само провидение указывало на таинственное знамение креста, связывающее всех христиан между собой; а христиане шли под знаменем луны, рядом с поклонниками Магомета, против тех, которые вооружились на защиту христианства.

В ночь Страстной пятницы англичане два раза пытались овладеть нашими ложементами, впереди и левее бастиона № 3-го расположенными, но, встречаемые всякий раз огнем стрелков, принуждены были отказаться от своего предприятия.

В ночь 26-го числа неприятель взорвал в своих минных работах, против 4-го бастиона, камуфлет, которым разрушил около полторы сажени нашей подземной галереи и задушил трех саперов.

В первый день Пасхи, 28-го марта, артиллерийский огонь был слабее, но ружейный не умолкал. Турки, которых, как говорят, посадили на этот день в траншеи, вероятно, боясь нападения, стреляли неумолчно, хотя и безвредно для нас.

В лагерях неприятельских было особенное движение; но что означало оно – обычное ли праздничное движение, или приготовление к военному действию, – никто не мог угадать.

Настала ночь, сырая и туманная. Нельзя было видеть работ в неприятельской линии укреплений, но слышали большой шум. Заметно стало, что неприятель к чему-то готовится.

В 5-ть часов пополуночи взвилась сигнальная ракета с корабля союзников и, вслед затем, открылся страшный неприятельский огонь против всей оборонительной линии Севастополя. Бомбардирование, во всем значении этого слова, началось. Амбразуры открывались быстро одна за другой. В 10 часов утра загремел вновь возведенный редут на левой стороне Георгиевской балки.

Неприятель действовал из 275 орудий огромного калибра и 80 мортир, между тем как в бомбардировку 5, 6 и 7-го октября 1854 года он едва имел половину этого числа, не принимая в расчет орудий флота, которые предназначены были для своего круга действий на приморские батареи и укрепления. Число наших орудий на оборонительной линии также значительно увеличилось, и мы могли отвечать на огонь неприятеля большим против него числом орудий. Но необходимо было сберегать всеми мерами порох и артиллерийские снаряды, особенно первый. Правда, запасы Севастополя были огромны: правительство истощало все усилия, чтобы снабдить город всем нужным для обороны его; но осада приняла громадные размеры, была продолжительна и упорна, зимние дороги в Крыму представляли чрезвычайные препятствия к сообщению с Россией. Наконец, самая настоящая бомбардировка могла длиться неопределенное время; а потому надо было принять все меры предосторожности, чтобы не истощить артиллерийских снарядов до штурма, которого нельзя было не ожидать после бомбардировки. Мы могли отвечать только одним выстрелом на два и даже на три неприятельские выстрела (впоследствии мы принуждены были еще значительно уменьшить этот огонь). А так как, за всем тем, мы выпускали во время бомбардировки от 10 до 12,000 артиллерийских зарядов круглым числом (были дни, что число это возрастало до 15,000), то, по всем вероятиям, неприятель, стрелявший нередко залпами со всей батареи, выпускал от 25 до 30,000, что впоследствии подтвердили перебежчики и пленные. Считая каждый артиллерийский заряд в 8 фунтов пороха, оказывается, что мы ежедневно, во время бомбардирования, издерживали от 2,000 до 2,400, а неприятель – от 5,000 до 6,000 пудов, – всего от 7,000 до 8,400 пудов в сутки, не считая ружейных зарядов, которых мы выпускали до 165,000 в сутки и, вероятно, столько же, если не более, неприятель.

Многозначительна была эта борьба трех государств, обладающих огромными собственными средствами и располагающих всеми морями, по которым легко и удобно могли доставлять к Севастополю орудия, порох, свинец, и всеми рынками Европы, где могли приобретать их, – многозначительна, говорю, была эта борьба с Россией, в самой себе, в одной себе и правоте своего дела обретающей силу и мощь против всех врагов ее, против всего союза, который