Круг - Матс Страндберг

— Я. Не. Ем. Паштет, — яростно артикулирует Ванесса, как будто Вилле старый и глухой. — Посмотри, какой срач кругом.

— Ну, ты же тоже здесь живешь.

— Я в школе целыми днями! А ты ничего не делаешь! Не можешь хотя бы прибраться?

— У тебя, блин, были каникулы, длинные, как я не знаю что! Убери свое дерьмо, тогда и я уберу мое, — говорит он, вытаскивая ее бюстгальтер из-под своей подушки.

Он злобно кидает лифчик в сторону Ванессы, и тот приземляется у ее ног.

Ванесса хочет заорать на Вилле, но мысль о Сирпе в комнате за стеной сдерживает ее. Вместо этого она хватает бюстгальтер и швыряет его обратно в Вилле. Лифчик падает ему на голову, одна чашка свисает на лицо.

— Ну переста-а-ань, — хнычет Вилле, но из-под лямок бюстгальтера видно, что он улыбается.

Ванесса подбирает автомобильный журнал и тоже бросает в него.

— Хватит, — говорит Вилле, и в следующую секунду на него падает вонючий носок, который валялся на стуле возле письменного стола. — Ну, держись теперь! — заявляет он и, сбросив одеяло, подбегает к Ванессе, подхватывает ее и несет обратно к кровати.

— Отпусти, у меня вся нога в паштете!

— А мне пофиг.

— Мне надо в школу!

— Ничего тебе не надо.

— Нет, надо! Каникулы закончились!

— Первый день в семестре всегда День спорта, — заявляет Вилле, опуская ее на кровать.

Рот Ванессы разъезжается в улыбке. Она совершенно об этом забыла. Она тянет к себе одеяло и заворачивается в него. День спорта — считай что выходной. Это все знают.

— Тогда я буду спать, — говорит она. — А пока я сплю, ты пойдешь и выкинешь свой вонючий бутерброд. И вытрешь мою пятку, — добавляет она, вертя ногой.

Вилле выходит из комнаты, и Ванесса закрывает глаза. Она на удивление быстро проваливается в сон и просыпается лишь на секунду, когда Вилле вытирает ей пятку салфеткой и после шутливо кланяется.

Боль такая острая и неожиданная, что у Мину на несколько секунд перехватывает дыхание. Она уверена, что проломила лед и сломала себе позвоночник.

Она слышит за спиной свист и аплодисменты рук в варежках и пытается засмеяться — ну что вы, ничего страшного, совсем не больно, смотрите, как я умею смеяться над собой, — хотя слезы жгут ей глаза.

В День спорта она решила кататься на коньках, потому что за коньки отвечает Макс. Но сейчас он даже не посмотрел в ее сторону.

Мину пытается подняться. Коньки разъезжаются, ноги не слушаются. Мину опирается руками о лед и снова пытается встать. Но падает на колени. Ноги обжигает новая волна боли.

Тут кто-то подъезжает к ней. Мину поднимает глаза и видит Макса. Он красиво тормозит, засыпая Мину ледяной крошкой, протягивает руку, помогает Мине подняться, но она снова падает и тянет его за собой. Он теряет равновесие. Они мгновение цепляются друг за друга, и это почти похоже на объятие. Мину охватывает головокружительное чувство: вот сейчас он поцелует ее. Но Макс отводит взгляд.

— Ты в порядке? — спрашивает он, осторожно отпуская Мину.

Нет, не в порядке, хочется сказать Мину. Ей так много хочется ему сказать.

— Нет, — отвечает она вместо этого. — Очень болит коленка. Я не знаю, смогу ли еще кататься.

— Тогда поезжай домой и отдохни, — говорит Макс.

Вид у него снова чужой и отстраненный. Как больно — стоять рядом и не сметь коснуться друг друга. Он как будто вырывает у нее из груди сердце, швыряет на лед, поджигает, топчет, засовывает обратно в грудь, зашивает и все начинается сначала.

— Я попросил об увольнении. Я здесь только до конца семестра.

Он сказал это бесцветным голосом, глядя на Юлию и Фелисию, которые неподалеку от них безуспешно пытались изобразить какие-то пируэты.

— Это не значит, что ты мне не нравишься, — продолжил он тихо. — Наоборот.

Он наконец посмотрел ей в глаза.

— Ты нравишься мне слишком сильно.

Он развернулся и уехал. Несколько быстрых скольжений — и его нет. Мину стоит на месте и смотрит Максу вслед, пытаясь осознать услышанное. Боль отступила. Вместо нее появилось новое и смертельно опасное чувство.

Надежда.

* * *

Анна-Карин закрывает глаза и скользит с горы. Она ездила здесь тысячу раз и знает каждый поворот. Ветер скорости бьет ей в лицо. Снег шуршит под лыжами. Вся она — сама легкость, сама скорость. Она открывает глаза и, жмурясь, смотрит на солнце и распахнутое небо, выписывая очередной поворот.

Раньше Анна-Карин и дедушка всегда зимой катались по этой лыжне, и в День спорта в школе она тоже выбирала лыжи. Это единственный вид спорта, который ей дается легко и нравится ей: скользишь через лес, одиночество, сосны. И можно не бояться встретить на лыжне кого-то из тех, кто травит ее. Лыжи не тот вид спорта, который выбирают «крутые ребята».

Анна-Карин наслаждается одиночеством. Ей это нужно. Она должна собраться с мыслями: начинается новый семестр, и перед ней стоит сложная задача, которую она сама поставила себе.

Если бы только перед глазами не стояла выжженная кожа на плече директрисы.

«Это — ничто по сравнению с тем, что они сделали с ним».

Что тогда сделает Совет с Анной-Карин?

Впереди виднеется место отдыха. Анна-Карин берет курс на выкрашенную коричневой краской деревянную беседку с грубо сколоченным столом и двумя длинными скамьями и ускоряет темп.

Добравшись, она втыкает палки в сугроб, снимает лыжи и ставит их рядом с палками. Она расстегивает лыжную куртку, чтобы впустить немного морозного воздуха, и бросает на стол рюкзак. Принявшись распаковывать взятую с собой еду, она слышит шуршание приближающегося лыжника.

Тот тоже замечает Анну-Карин. Останавливается, вглядывается и подъезжает ближе. Анна-Карин видит белокурые волосы и отставляет от себя бутылку с соком.

Это Ида.

— Что тебе надо? — спрашивает Анна-Карин, когда Ида подходит ближе.

— Я просто хотела сказать «привет».

Анна-Карин автоматически оглядывается. Может Робин, Кевин и Эрик спрятались в лесу? Или кто-то другой из тех, кого Ида натравливала на Анну-Карин все эти годы? Неужели они опять начали выслеживать ее?

— Ну вот, считай, сказала, — говорит Анна-Карин. — Вали отсюда.

— У нас свободная страна.

— Тебе что, десять лет?

— Я только хочу, чтобы ты знала одну вещь, — говорит Ида и отстегивает лыжи.

У нее такой свежий вид, как будто она всю жизнь только и делала, что ела витамины и экологически чистые овощи и занималась спортом на свежем воздухе.

— В этом семестре все будет по-другому. Ты отняла у меня все, но теперь я возьму это обратно. И ты не сможешь помешать мне. Ты еще пожалеешь, что разрушила мою жизнь.

И это говорит Ида. Ида, которая все девять долгих школьных лет мучила Анну-Карин.

Но тут происходит неожиданное. Защитный слой, тонкая пленка под яичной скорлупой вдруг лопается. И наружу выплескивается то, о существовании чего Анна-Карин даже не подозревала: липкое отчаяние, страх, злоба. И вся эта мерзость выливается, распространяется по всему телу: темная, булькающая жижа чистой ненависти.

— Все ненавидят тебя, Ида, — говорит Анна-Карин. — Ты разве не знаешь?

— Ну да, благодаря тебе. Но ты не думай…

— Нет, — безжалостно продолжает Анна-Карин. — Все всегда ненавидели тебя. Они просто притворялись раньше, что любят. Они боялись тебя. Боялись стать твоей следующей жертвой. Неважно, что ты сделаешь со мной. Ты все равно не изменишь того, что они думают о тебе.

Глаза Иды наполняются слезами, на мгновение кажется, она вот-вот заплачет.

— С тобой тоже никто не дружит по собственной воле, — говорит она.

Анна-Карин делает шаг вперед, и Ида отступает.

— Может быть и так, но я никогда никого не обижала. А ты делала это всегда. То, что сделала я, не идет ни в какое сравнение с тем, чем все это время занималась ты.

— Ты совсем дура, да?

— Если я и дура, то стала такой благодаря тебе.

Анна-Карин делает еще несколько шагов вперед. Ида упирается спиной в сугроб.

— Я была не одна, — упрямо говорит Ида.

— Нет. Ты была заводилой. Я никогда не могла понять, почему вы выбрали именно меня. Я лежала ночи напролет без сна и все думала, что во мне не так, что надо в себе изменить. Я нашла в себе столько недостатков. Я, как могла, пыталась их исправить. Но вам все было мало. Даже когда я сдалась, когда постаралась стать незаметной, старалась не попадаться вам на глаза…

Ида смотрит на нее. Анна-Карин видит, как в ее глазах на мгновение мелькает неуверенность, но тут же исчезает.

— Да, этого было мало, — медленно говорит Ида, как будто хочет, чтобы Анна-Карин обязательно услышала каждое ее слово. — Тебе надо было покончить с собой.

И черная волна, бурлящая в Анне-Карин, захлестывает ее. Она накрывает ее с головой и увлекает за собой.

Анна-Карин бросается вперед. Она тяжелее Иды, злость придает ей сил. Ида проваливается в снег и оказывается под ней. Анна-Карин прижимает ее плечи к земле и садится на нее верхом. Ида борется, выворачивается и выгибается во все стороны, но безрезультатно.