Мысли о жизни. Письма о добром. Статьи, заметки - Дмитрий Сергеевич Лихачев

И больно мне —И радостно полет ваш милыйСледить – в огромной тишинеМоей тюрьмы, моей могилы.

«Грядущая казнь» (расстрел) встретила его ровно через десять лет.

Белая ночь

Двух бледных зорь немая встреча.И крылья чайки, и залив…Всю ночь не умирает вечер,С часами утренними слит.Плывут в изменчивом движеньиВдоль искривленных береговРасплывчатые отраженьяЗеленоватых облаков.И так томителен над намиДвойной зари двуличный свет…Обманчивое упованье —Забытой страсти мертвый след.

Соловки, 1928

Баллада о карельской сосне

Карельская глушь… Лесные сны…Озерная сторона…Корнями опутывая валуны,Росла кондовая сосна.И ветер пел, и ствол скрипел,И в ветвях завывала пурга,Пробиралась пурга по незримой тропе,И в сугробах дремали снега…Но день пришел. Разгоралась вдалиРассветная полоса…В молчаливую чащу внезапно вошлиЧеловеческие голоса.И кто-то, сумерками объят,Сказал: «Начинать пора».– И кто-то, одетый в серый бушлат,Сталью сверкнул топора.Стучал топор. Тяжело человекДышал – и им сражена,Грузно рухнула в рыхлый снег,Ломая кустарник, сосна.И вскоре пароход, под рычание волн,Под шторма полярного стон,Уносил прямой, оголенный стволВ далекий Саутгемтон…Ветер, волны и чаек крик…Парусов напряженный брезент…Шел по Белому морю британский бриг«Каунти оф Нортумберленд».Даль – мутна, холодна волна.Моря враждебен шум…Тяжестью стали и чугунаТемный наполнен трюм —Это к карельским берегам,В край лесов и трясин,Шеффилд шлет и шлет БирмингемМерную силу машин…И стояла в убранстве брезента и рейНад палубою суднаНа оснастку сменившая хвою ветвейКарельская сосна.И ветер пел, и ствол скрипел,И рождались глухие сны —Об озерах сны, о лесной тропе —В смолистом сердце сосны.И сосна задрожала ветвями рей —Небосклона сломалась дуга,И вышли из тумана навстречу ейГранитные берега.

Соловки, 14/X 1929

Сага об Эрике, сыне яльмара, и о последнем из его потомков

IСветлою, чешуйчатою стальюС головы до ног облечены,На ладьях дубовых вылеталиМужи фьорда, возжелав войны.Вдоль бортов тяжелые виселиВоинов округлые щиты,Волны бились в пенистом весельиВ свежепросмоленные борты.И над выпуклой равниной моряЗавывали хриплые рога,И скрывались в утреннем простореЗатуманенные берега…Были алчны, веселы и смелы,Юной волею опьянены,Крепче ясеня упругим теломИ душой стремительней волны.От болот Фрисляндии холоднойДо сирийских знойных береговВозникали из пучины воднойТолпы белокурых смельчаков.Ревом стад, возов протяжным скрипомНаполнялись колеи дорог,И вороньим неумолчным крикомО беде вещал угрюмый рок.А в монастырях, в полдневных странах,Ко Христу взывал дрожащий клир:– Да хранит от ярости норманновВерный церкви христианский мир.IIЯ седые разбираю руныПотаенной памяти моей,Старой арфы слышу говор струнный,Весел плеск и ропоты морей.Тень встает в туманах полунощных,Опирающаяся на меч, —Узнаю тебя, мой пращур мощный,Запевала грабежей и сеч.Рослый, меднокудрый, бородатый,Ты молчишь, приемля волн хвалы,Шрам от сарацинского булатаВьется вдоль обветренной скулы.И кольчуга холодно мерцает,Пены брызгами орошена,И ладья твоя летит, качаясь,Сквозь пространства, ветры, времена…А над Балтикой, – ты помнишь, Эрик? —Вечер молчаливый угасал,Шли ладьи, родной покинув берег,Шли ладьи, раскинув паруса.Стаей кречетов ладьи летели,Кровь зари стекала по щитам,Паруса, вздуваясь, шелестели,Волны льнули к выгнутым бортам.О богах родимого Готланда,О морских глубин холодной мгле,О свирепых скрялингах ВинландаПели скальды на крутой корме.Пели скальды, рокотали воды,Уносился ветер наугад,Тускло рдел предвестник непогоды —Раскаленный докрасна закат.Так, по воле паруса и ветра,Словно жизнь, прекрасен и жесток,Плыл с дружиной старого Хрорекра —Эрик, сын Яльмара, на восток.IIIНежная, покорными глазамиКняжишь ты, бездумна и ясна,Сладости безмолвные лобзанья,Невзначайной ласки тишина.Твой призывный, ветрами звучащийГолос древние приносит сны,Тихий шорох непробудной чащи,Плеск прозрачной ильменской волны.А когда нежданными слезамиЗатуманится твой светлый взор,Восстают забытые сказанья,Затаенные на дне озер.Помнишь, слушая, как вьюга злитсяИ терзает чахлые поля,Ты в своей бревенчатой светлицеПряжу до полуночи ткала.А весною, на заре туманной,Над изгибом медленной реки,На вершине Чудского курганаТы сплетала бледные венки.Помнишь, как в испуганной печалиПротекали на пиру часы,Как подруги с песней расплеталиКольца русой девичьей косы,Как, дрожа, легла ты ночью хмурой,Внемля влажным возгласам дождя,На покрытое медвежьей шкуройЛоже рыжекудрого вождя.IVЗа ладьей моей веселой стаейВолны-псы не гонятся, ворча,И рука моя не обнимаетКованую рукоять меча.Ветер, песни, сны, воспоминанья,Тихий отзвук жизни вековой,Лишь закат, как боевое знамя,Развевается над головой.Но, бессилен и обезоружен,Слышу все ж дружин суровый зов.Все же я с широким морем дружен,С крыльями беспечных парусов.Я люблю прибрежною тропоюПробираться при мерцаньи звезд,Я люблю суровый рев прибоя,Яростно дробящего утес.Черную люблю крутую спинуМерно вырастающей волны,Шквалами разломанные льдины,Тронутые оловом луны.А когда, как гость на новоселье,Тьма придет и скроет небесаИ когда медлительно застелетРоковой туман мои глаза —Рухнет шумная волна на берег,И, сверкая взора синевой,Из тумана прародитель ЭрикЦарственно возникнет предо мной.Мощью, равной ясеню иль буку,Встанет он, кольчугою звеня,И протянет жилистую руку,И в ладью свою возьмет меня.И помчимся, с черной зыбью споря,В непроглядной тьме, сквозь ураган,По волнам неведомого моряК сумрачным, скалистым берегам.И, взойдя на облачные скалы,В синем блеске ледяных лучейЯ вступлю в высокую ВалгаллуПод бряцанье арф и лязг мечей.VНе томи напрасною тревогойСердце юное и слез не лей,Если ночью выйду на дорогу,Вьющуюся меж пустых полей.Если долго буду слушать волныИ прибоя вспененного шум,Если, ветрами и ночью полный,Возвращусь рассеян и угрюм,Мне ль покинуть сонные озера,Леса шепчущую глубину,И зелено-дымчатые взоры,И твоих улыбок тишину?Нет, навеки я тобой окован,От тебя мне некуда уйти,Тихим волхованьем зачарован,Старых странствий я забыл пути.Слушай тихие повествованья,Дочь страны озерной и лесной,Слушай эти смутные сказанья,Для тебя лишь сложенные мной.Знали викинги одну отраду —Бег ладьи да пиршество меча,Жемчуг, злато – смелому награда,Пахнущая мускусом парча.Были алчны, веселы, упорны…Только, знаешь, не ушел домойОт страны славян, от глаз покорных —Эрик – сын Яльмара – пращур мой.

Песнь о возвращении

Разбиваются в море льды,Вдоль тропы прорастает трава,Острый запах соленой водыОбволакивает острова.Разбиваются льды, звеня,Хриплый ветер кричит, смеясь…Ты едва ли узнаешь меняВ нашей встречи вечерний час.Снег блестит на моих висках.На лице морщины легли —Ибо тяжко ранит тоскаНа холодном краю земли.Слишком долго к тебе однойБелой вьюгой рвалась душа,Когда сполох мерцал надо мной,Как прозрачный твой синий шарф.Слишком много ночей я вникалВ зимних звезд ледяную игру —Ожерелья твои вспоминал,Упадающие на грудь…Я приду – и внесу в твой домЗапах водорослей и смолы,Я приду поведать о том,Что узнал у замшелой скалы.И прочту я тебе стихиО стране, где не пахнут цветы,Не поют по утрам петухи,Не шуршат по весне листы.Расскажу тебе про народНеприветливых этих мест —Он отважно и просто живет,Бьет тюленей и рубит лес.Догорят в камине огни,Затуманится голова…Все равно, ни к чему они,Человечьи пустые слова…Замолчу. Оборву рассказ.Попрошу для трубки огня.Может быть, хоть на этот разТы сумеешь услышать меня.

Соловки, 1931

«Испей вина созвездий и лучей…»

Испей вина созвездий и лучей,Цветов и трав. И радостно спокоенДа будешь ты, как неистомный воин,В бушующем скрещении мечей.Растущий ствол судьбы могуч и строен —Таков и ты, слух напряженный чейВ замедленном движении ночейЦветущих звезд привета удостоен.Блажен, кому прислушаться дано,Как темное колышется виноВ хранилище небесных водоемов,Кто проникал в сплетенья дальних лозИль в мерное произрастанье звездНа целине ночного чернозема.

Москва, 1927

Воспоминание

Только зеркало не вспоминаетВглубь его смотревшие глаза —Наша память мечется, шальная,Вскрикивает и зовет назад.Каждый день болезненно отмеченС пробужденья моего, с утра,Радостями незнакомых встречныхИ печалями чужих утрат.Так, должно быть, сам того не зная,Мучается старый кленИ взволнованно припоминаетПозабытых множество