Америка-мать зовёт? - Оксана Лесли

с Юнусабада на Чиланзар ради этих занятий. «Каринчик, потерпи немного! Скоро я тебя вылечу!» – убежденно обещала она умирающей подруге.

Карина умерла 11 мая 1994 года. Сокурсники ее в тот день сдавали экамен по медицинской подготовке. По мусульманским традициям, ее похоронили в день смерти, до заката. Марина не видела ее безжизненного тела. Но она помнила ее настроение и тот надрыв, с которым она не хотела покидать этот мир. Может, ее Роб тоже умирает и все эти уколы-таблетки-антидепрессанты – мертвому припарка?

Глава сорок седьмая

Война миров

Тяжелые воспоминания сократили часовой путь за город, в глухое местечко, где находился неприметный одноэтажный домик – общежитие для женщин с детьми. Социальный работник, афроамериканка лет сорока с распрямленными желтыми волосами представилась Ангелом. Она радушно опросила русскую женщину, переписала с флоридских водительских прав все ее данные, выдала чистый белый махровый халатик, полотенце и даже зубные щетки.

Ангел показала Марине приют: гостиную с телевизором, диванами и игрушками, кухню, спальню. В спальне Марина увидела три трехъярусных кровати и одну ванную комнату на всех. В ванной на полу был постелен почему-то не кафель или линолеум, а ковролин. Еда предоставлялась на кухне, но женщины должны были сами найти время и готовить себе, убирать за собой, придерживаться графика дежурств. Нянек, уборщиц, поварих, психологов там не было.

Марина пыталась в уме составить приемлемый план – как ездить на работу из такой дали? Она будет работать на бензин! Полтора часа у нее будет уходить на дорогу! А кому оставлять детей? Страх, что обезумевший Роб мог забрать Витю и Криса из детского сада и исчезнуть в неизвестном направлении, невидимым дроздом поселился за ключицей и долбал по сонной артерии… Может, она совершила ошибку? День прошел в борьбе с муками совести, наступила ночь. Девять человек, включая Марину, спали вместе на трех трехъярусных кроватях. Кто храпел, кто пыхтел, кто стонал, кто-то тихо плакал.

Марина уложила детей спать и решила искупаться. Поскольку до нее уже все успели помыться, горячая вода кончилась, и она оказалась под струями холодного душа. Стало себя очень жалко. Одни мысли-предатели шептали как змеи: «Что я тут делаю, в чужом доме, чужой ванной?» Другие, наверное, внушенные ее Союзником, стучали четко, как уверенная машинистка по клавиатуре печатной машинки: «Хватит играть в игру, где ты половая тряпка и о тебя вытирают ноги!»

Марина никогда не жила в общежитии, особенно с маленькими детьми. Когда после холодного душа ей стало казаться, что хуже уже ничего быть не может, у Криса поднялась температура, он захныкал, и его стошнило. Марина среди ночи поплелась к дежурной. У Ангела нашлись жаропонижающие лекарства, она предложила русской горячего чая. Марина изложила свои мысли. Может, она неправа и стоит вернуться домой к мужу, все забыть, простить, выйти на работу? Может, ему нужны другие препараты и только с ее помощью он сможет вылечиться? Но как можно продолжать бороться за человека, который сам не борется за себя, за свою семью, кого элементарно боишься?

Ангел поняла, что Марина не знает американских законов. И популярно начала ей все объяснять.

Обратной дороги нет, деточка! Афроамериканке было странно, почему эта вроде неглупая русская не читала ничего об американских законах в Интернете или, к примеру, не вытряхивала наболевшую душу начальницам по работе, те уж точно бы ей глаза открыли, как себя вести в подобных ситуациях! Ведь Марина и ее ребенок, Крис, заявили в приюте, что им не дают нормально жить и работать. Ребенок знает, что папа обижает маму. Одно дело против папы уже заводилось. Социальные службы не позволят детям расти в нездоровой обстановке, где папа своих отпрысков и жену унижает, оскорбляет и бьет! Никакие лекарства, побочные эффекты лечения не могут быть оправданием насилия в семье. И если, голубушка, ты передумала, от страха ли перед новой жизнью, или еще по каким причинам, вернулась к мужу-обидчику-садисту-алкоголику-психопату, шоколадную медальку тебе на нежную шейку! А детей твоих социальные службы заберут и поместят в нормальную семью опекунов.

Ангел донесла до замороженного сознания Марины, что если бы та не позвонила врачу, который поставил полицию в известность об избиении ребенка ремнем и ребенок бы в детском саду проболтался об инциденте, то детей бы она лишилась, и родительских прав их воспитывать. Ибо, по американским понятиям, только неадекватная и недостойная мать будет покрывать мужа-изверга и потакать ему в унижении маленьких личностей. И все женщины, скрывающие от мира, что их муж глумится над ребенком, ходят по хрупкому льду. Ибо, покрывая преступника, сами становятся преступницами.

Ангел убедила Марину отправиться к городской суд, просить судью избавить ее от мужа – «по-американски»: «У тебя двое детей, зачем их вырывать из дома? Пусть лучше Роб уходит жить к друзьям или родителям. Он же уже здоровый, с таблеток спрыгнул, к докторам больше за помощью не обращается. Он думает, что ты наивная дурочка и не знаешь, как в Америке закон защищает женщину и детей от насилия в семье. Если он поднимает на тебя руку, значит, может вытряхиваться из твоей жизни на все четыре стороны. Болезнь его – твой костыль. Хватит хромать!»

Марина устало процитировала женщине цитаты из Библии о том, как нужно подставлять вторую щеку, как благоразумно не отвечать на оскорбление… Ангел, всплеснув руками, покачала головой и высказала Марине свое железобетонное мнение, что терпимость и библейское подставление второй щеки обидчику – этот «синдром жертвы», который никто никогда не оценит. Ангел закончила словами: «Библию написал не Бог, а мужчины, чтобы оправдать все свои слабости и подчинить себе женщину».

Марина, потрясенная и вооруженная новыми знаниями, решила вместо работы поехать вместе с детьми в городской суд. Пока ехала, вспоминала свою беззаботную юность. Студенческие годы, поездки в летний горный лагерь «Юсуп-Хана», озеро Чарвак, свои трехдневные лечебные голодовки… А с каким удовольствием она поела бы плодов боярышника, узбекских лепешек и самсы! В Америке нет боярки, а узбекские лепешки и самсу она ела только в узбекской чайхане «Кашгар» на Брайтон Бич, в Нью-Йорке…

Да, молодость-молодость, безпамперсная, театральная, колоритная! Как ей нравилось ходить в горы собирать травы! Шалфей, зверобой, душица, мята… Она сортировала их по букетикам, ниткой перевязывала, сушила на воздухе в тени. А какой был вкусный чай с этими травами, особенно зимой, когда за окном – снежинки, сосульки, шубы, сапоги… Где-то на разных континентах разбросаны ее подруги детства, юности, одноклассники и однокурсники. С кем-то она ходила в театры и