Том 15. Простак и другие - Пэлем Вудхауз

Блуждающий взгляд мисс Марлоу наткнулся на Простака.

— Приветик, — ласково сказала она.

— Здравствуйте, — отозвался Простак.

— Вы англичанин, верно?

— Да.

— То есть «ага». Какие у вас красивые волосы!

— Спасибо.

— Как сливочное масло!

— В общем, да.

— На меня это действует, — проговорила мисс Марлоу. все так же ласково.

Берни упустил нить своих рассуждений.

— Послушайте-ка, — подозрительно спросил он, — что это там у вас происходит?

— А ты занимайся своим делом, — откликнулась Пэгги. Леман воздел руки к небесам. Он сразу проникся жгучей антипатией к мисс Марлоу.

— Берни, вы что, не можете избавиться от этой мамзели? — заорал он.

— Пусть только попробует, — ровно произнесла мисс Марлоу. — Что я ним тогда сде-елаю…

— Мы будем обсуждать спектакль или нет? — полюбопытствовал Леман.

— Я против, — вступила Фанни.

— А я за то, — заметила Пэгги, — чтобы кто-то плеснул мне в бокальчик шипучки. Прямо удивляюсь, как это ты сам мне не предложил, лапочка, — продолжала она, укоризненно обращаясь к Простаку. — Ты меня за кого принимаешь, за трезвенницу? Я тебе что, сухой закон?

— Налейте ей, — властно распорядился Леман, подбородком указуя на Простака, а большим пальцем тыча в шампанское, и Простак кинулся исполнять приказ с живостью человека, уверенного, что уж в этом деле он мастер. У него начало складываться впечатление, что участники конференции, особенно Леман, не умеют слушать. Хорошо, ему не удается завладеть их вниманием, но уж шампанского-то он сумеет налить. Он наполнил бокал мисс Марлоу, и мисс Марлоу, осушив его, выдохнула:

— Уф-ф!

— Так как же? — Леман поймал, наконец, взгляд Берни, норовящий уплыть в направлении молодой дамы. — Вы говорили, что сделали сцену…

— Да. Надо чем-то заменить эпизод в кабаре. Это ведь прямо поцелуй смерти, — содрогнулся Берни. — Хотя, конечно, — продолжал он тоном человека, анализирующего проблему со всех точек зрения, — может, вся закавыка в режиссуре. Не знаю, кто ставил спектакль, но из всех паршивых работ…

Сесил Бенхэм выпрямился во весь рост.

— Прошу прощения, мистер Джексон…

— Берни Сэмсон.

— В самом деле? А я — Сесил Бенхэм.

— Вот как?

— Возможно, вы не знаете, кто я.

— Дело не только в этом…

— Я десять лет проработал с Дэвидом Беласко. Я ставил для Назимова. Я был режиссером у Эдмунда Бриза. Я был режиссером у Лоуэлла Шермана, Сирила Скотта и Джинн Иглз.

— Где они все теперь? — спросила Фанни, размахивая бокалом.

— И я не привык, чтобы мою работу характеризовали тем словом, которое употребили вы!

— Послушайте! — возмущенно взорвался Берни. — Я приехал сюда из Нью-Йорка, оказывая любезность Джо…

— Тем не менее, я настаиваю…

— Слушайте, прекратите стычку! — взмолился Леман.

— Если ему позволить…

— Что толку заводиться…

— Да, но…

— Он ничего такого не хотел сказать. Просто шутил, понимаешь? — уговаривал мистер Леман, пока уязвленный режиссер медленно усаживался на место.

— Как, и это все? — вознегодовала мисс Марлоу. — Ладно, кликните меня на следующий раунд. — И вольготно растянулась на кровати, нарочно не заметив взгляд, каким Неман одарил ее. До сих пор он приберегал их только для Простака или подруги своих радостей и печалей.

— Продолжай, Берни, — попросил мистер Леман, медленно считая до десяти, как и рекомендовал ему доктор в случаях, когда подскакивает давление. — Так какая там была сцена?

— Вот какая. Она точнехонько падает на то место, где тут у вас кабаре. Сцена — шик-блеск, но шоу в Нью-Йорке так и не пошло, так что ее никто не видел. Курильня опиума в Гонконге, представляешь?

— Ну что это? — возмутился Бенхэм с превеликим достоинством.

Даже мистер Леман засомневался:

— Берни, мы должны придерживаться сюжета! Не можем же мы выбросить всю пьесу.

— А что такого? — поинтересовалась Фанни.

— Ладно, давайте начнем с самого начала… Кто это? — спросил мистер Леман, услышав стук в дверь.

— Полиция, если в Сиракузах есть хоть какой-то закон и порядок, — высказалась Фанни. — Ныряй в окно. Я бы на твоем месте выпрыгнула. Не давайся им в руки живым.

— Откройте дверь, — велел мистер Леман.

— Я? — уточнил Простак.

— Да.

— Ладно.

У Простака возникло чувство, что ему недостает одного, чтобы превратиться в швейцара, — фуражки с козырьком и формы руританского адмирала. Но нрав у него был мягкий и услужливый, а дядя Теодор помыкал им в юности слишком долго, и теперь он уже не обижался на мелкие поручения.

Подойдя к двери, Простак открыл ее.

17

Вошла Глэдис Уиттекер в самом воинственном расположении духа, готовая отразить любые атаки на ее мастерство. Фанни встретила ее аплодисментами, но та этого не оценила.

Заняв место в самом центре комнаты, она разразилась речью.

— Прежде чем кто-то что-то скажет, — тихим угрожающим голосом начала Глэдис, — та пауза — не моя вина. Мистер Спендер подал мне неправильную реплику, из третьего акта, так что мне пришлось остановиться и подумать.

— Такой чудесный вечерок вы выбрали для раздумий! — посочувствовала Фанни.

— Могли бы поставить кого-нибудь в кулисах, чтобы подавать реплики!

Сесил Бенхэм зловеще раздулся. Бенхэмы не воюют с женщинами, пока те сами не напрашиваются. А мисс Уиттекер, рассудил он, как раз напрашивалась.

— Я подсказал вам реплику!

— Ну, а я не расслышала.

— Это уж не моя вина.

— Чудненько! — Пэгги Марлоу резво села на кровати. Возбужденные голоса обещали сражение, которые она обожала.

— У меня весь день была дичайшая головная боль, — сообщила мисс Уиттекер, и голос ее задрожал от жалости к себе. — Если вы полагаете, — продолжила она, вдруг перенося атаку на Простака, — что артистке легко играть спектакль, да еще главную роль, когда в гримерку к ней без конца вламываются посторонние с идиотскими замечаниями…

Простак испытал чувства Цезаря, которому Брут вонзил нож в спину.

— Черт подери! — закричал он, удивляясь такой неблагодарности. — Вы же сами хотели, чтобы я делал идиотские замечания… Тьфу, то есть я хочу сказать…

— Нет, правда, мистер Фиппс! Я же куда дольше вашего служу в театре…

— И вот это уже совсем не сказки, — вставила Фанни. Мисс Уиттекер подобралась.

— Прошу прощения?

— Да прекратите вы! — рявкнул мистер Леман. — Ну, а теперь — начнем сначала и пройдемся по всему спектаклю.

Джека осенило:

— Джо, а хочешь честного и откровенного мнения? Свежий взгляд на пьесу?

— От кого?

— От телефонистки. Молоденькая девушка, хваткая, как стальной капкан. Она видит все, что тут происходит, и я сунул ей сегодня пару баксов.

— Недурная мыслишка. Тащи ее сюда. Пусть кто угодно, только не Фричи.

Мисс Марлоу, которая было снова легла и повернулась на бок, приготовившись заснуть, перекатилась на спину и села. На лице у нее появилось напряженное выражение, словно у леопарда, изготавливающегося к смертельному прыжку.

— Он сказал «телефонистка»?

— Ну, крошка! — взмолился Берни. Он и раньше слышал такие нотки в ее голосе.

Джек говорил в трубку:

— Китти? Это МакКлюр. Слушайте-ка, вы можете оставить там все на минутку и подняться в 726-й?.. Скажу вам, когда придете. Правильно. Пока.

Мисс Марлоу все еще размышляла.

— В этом отеле одна барышня?

— Ну, крошка! — уговаривал Берни.

— Я вроде бы с ней сцепилась, вот потому-то и хотелось бы знать…

— Берни, — возвысил голос мистер Леман, — ты не мог бы отвести эту дамочку…

— В другой как-нибудь раз, крошка.

— Ну, на всякий случай, если это та самая, выпью-ка я еще бокальчик, — решила мисс Марлоу.

— Внимание, слушайте! — призвал собрание к порядку мистер Леман. — Ни-ка-ких больше перебивок. Рассматриваем все сцены по порядку. Итак, мы остановились на прологе. Он годится?

— Да, — согласился Берни.

— Да, — подтвердил Джек.

— Ну а вы, Бенхэм? Как вам пролог?

— О, я вполне удовлетворен!

— Ну, не стоит дуться. Запишите, — обернулся мистер Леман к Динти. — Пролог годится.

— Годится, — сказал и Простак, внося безвозмездную лепту и, поймав взгляд босса, схватился за ближайшую бутылку шампанского. Как странно, подумал он уже не в первый раз за вечер, до чего же круто поменялось к нему отношение Лемана сегодня вечером. Прежнего сердечного дружелюбия и в помине нет. Что случилось с добродушным другом, так часто называвшим его «дорогушей»?

Высказала свое соображение и мисс Уиттекер:

— Вот что не так в пьесе. Героиня не вызывает сочувствия. Я все время сражаюсь с публикой. Я им не нравлюсь.

Фанни изо всех сил постаралась встать.