Рига. Ближний Запад, или Правда и мифы о русской Европе - Алексей Евдокимов

Уже в XXI веке по инициативе и на деньги рижского русскоязычного бизнесмена Евгения Гомберга в Санкт-Петербурге отлили реплику скульптуры Барклая. Однако добиться возвращения полководца на постамент удалось не без труда. Поначалу рижские власти под протестующие крики националистов и недовольные высказывания президентши Вике-Фрейберги нехотя согласились установить скульптуру на полгода – с тем, чтобы рижане за это время сами решили, нужен ли в латвийской столице памятник герою российской истории.

Барклай устоял, но ни Петра, ни Колонну победы (не менее знаменитые дореволюционные монументы, реставрированные в 1980–1990‑х) в центр Риги вернуть так и не позволили. «Этот памятник связан с историей не Латвии, а царской России», – отрезал известный здешний депутат-националист, выведший единомышленников на демонстрацию против восстановления Колонны.

Парадокс в том, что остзейские немцы «ответили» за русских. Строго говоря, у латышей есть все основания сложно относиться к немецким дворянам, державших их предков в черном теле полтысячелетия с лишним. То-то Раскольников у Достоевского заверял: «Сестра моя скорее в негры пойдет к плантатору или в латыши к остзейскому немцу», чем за Лужина. Но знаменитые немецкие имена русской истории почти не значатся на постаментах или уличных табличках латвийских городов, к которым они имеют прямое отношение, – не значатся совсем по другой причине.

Хотя Тотлебен родился в Елгаве-Митаве, память о нем увековечена где угодно: в Болгарии, в Крыму, – но не на родине. Да и Барклай, отпетый в здешней церкви Екаба, – не латвийский герой. Не то чтобы латышским идеологам был так уж дорог Наполеон или турки, с которыми воевали остзейские военачальники. Но воевали они с ними, находясь на русской службе, – а ассоциировать себя с победами России (пусть даже не советской, а царской) независимая Латвия не хочет.

В латвийском городе, выясняющем отношения с собственным российским прошлым, основавшие этот город немцы давно не у дел.

Наводка:

* Сайт ресторана «Kilimanjaro»: www.kilimanjaro.lv

Глава 16. У нас была прекрасная эпоха. Рига имперская

Несостоявшийся Сингапур

Перед Первой мировой Рига была четвертым по величине городом Российской империи – после Санкт-Петербурга, Москвы и Варшавы. И если учесть, что Царство Польское всегда в романовской державе стояло особняком, то не будет большой натяжкой назвать Ригу третьей столицей России времен ее последнего расцвета.

При этом город рос и развивался невероятными темпами: за вторую половину XIX столетия ее население увеличилось вчетверо, за первые десять с небольшим лет XX века – еще почти вдвое! Рига была вторым после Санкт-Петербурга имперским портом на Балтике и мощнейшим промышленным центром: в Риге появились первая в России велосипедная фабрика (Александра Лейтнера), был налажен выпуск одного из первых серийных и самого знаменитого дореволюционного российского автомобиля («Руссо-Балта»), создан первый российский авиационный двигатель (Теодором Калепом на его заводе «Мотор»), испытан один из первых в мире танков («вездеход» Александра Пороховщикова).

Подобно своему имперскому двойнику, Одессе, другой жемчужине у другого моря, Рига начала прошлого века – разноязыкий Вавилон. В 1913‑м ни у одной из национальных общин не было подавляющего преимущества, главные из них – латыши, немцы и русские, заметны были поляки и евреи. А самый знаменитый из рижских градоначальников начала века Джордж Армистед был потомком шотландского экспата – запомнился он не только тем, что, будучи мэром, добирался на работу на электрической конке, которую сам же и проложил, но и фантастическими темпами строительства города. В современной Риге Армистеду установлены аж два памятника: бюст на Стрелниеку и целая скульптурная группа – мэр с женой и собакой чау-чау – у Национальной оперы.

С этим чау-чау связан уже современный городской анекдот: дело в том, что открытие композиции почтила своим присутствием случившаяся в Риге с официальным визитом Елизавета II, королева английская. И уже позже выяснилось, что у спонсировавшего создание памятника бизнесмена-мецената Евгения Гомберга (того самого, что спонсировал и Барклая с Петром) был любимый чау-чау, умерший как раз накануне. А вот про наличие такой собаки у мэра Армистеда ничего не известно. Получилось, что Ее Величество Елизавета Виндзор открыла памятник собаке предпринимателя Гомберга.

Если попробовать пофантазировать, что было бы, сохрани Рига и после Армистеда тогдашние темпы развития, тогдашний потенциал, тогдашнюю этническую пестроту – можно представить ее сегодня многомиллионным мегаполисом, великим европейским городом, эдаким интернациональным и мультикультурным Сингапуром на Балтике. Впрочем, как раз в те счастливые предвоенные (имеется в виду Первая мировая война) времена демографы подсчитывали, что к концу XX века в Российской империи будет жить без малого миллиард человек.

Не сложилось. Грянула мировая война, Российская империя канула в прошлое, а ее «третья столица» стала столицей первой – но очень маленькой страны, агрессивно-этнократической и почти без промышленности. В уютно-провинциальной Риге начала XXI века остается только гулять по имперски правильным, геометрически распланированным кварталам размашистого Центра (того, что снаружи бульварного кольца), застроенным мощными и пышными доходными домами, вспоминая эпоху наивысшего в истории города взлета.

Кажется не случайным, что места эти тогда назывались Петербургским форштадтом. Вообще-то предместий – как говорили в немецкоязычной Риге, форштадтов – было три: Митавский (в Задвинье), Московский (на юго-восток от Старого города) и Петербургский (на северо-восток). Но нынешние рижане знают только Москачку. Интересно, что она всегда была – а отчасти и сейчас остается – «большой деревней», причем среднерусского вида. Зато бывший Петербургский форштадт – это заводы, прямые проспекты и архитектура модерна. Или, как говорят в Риге – опять-таки на немецкий манер, – югендстиля.

Эпоха расцвета лифляндской столицы совпала с эпохой модерна, он же югендстиль (в Германии), он же арт-нуво (во Франции) – оттого эта избыточная, декоративная, украшательская архитектура стала особой гордостью и фирменным знаком Риги. Чопорную мрачноватую протестантскую готику Старого города оттенил расфуфыренный, весь в кудрявых завитушках, кокетливых башенках, эркерах, колоннах, балкончиках и барельефах югендстиль.

Красивая, но провинциальная Рига всегда комплексовала по поводу собственного места во второй европейской лиге – оттого здесь так любят ставить свой город в один ряд с Барселоной и Прагой. Повод – как раз обилие модерна-югендстиля. Здешние патриоты даже утверждают, что по количеству таких зданий Рига – абсолютный чемпион Европы. Одни пишут про семь с половиной сотен образчиков югендстиля, другие – про восемьсот с лишним.