Живописец смерти (СИ) - Лукарелли Карло

Единственное, что пока поддерживало Аманду Лоу это хорошая торговля. На некоторое время даже поднимало настроение. Вот, например, на днях она продала супругам из Германии две картины Уилли Хандли. Причем за глаза. Сказала им, что на эти работы у нее очередь (которой, конечно, не было), они и клюнули. Уж что-что, а рынок Аманда Лоу организовать умела. Порой ей казалось, что она смогла бы продать все, что угодно.

В таком случае почему же сейчас Аманда чувствовала себя так плохо? После обалденной вечеринки в отдельном зале самого модного ресторана, где художники и коллекционеры оспаривали друг у друга право поцеловать ей зад? Вовсе не потому, что, отметив свой сорок седьмой день рождения, она ехала домой одна. Черт возьми, если бы Аманда захотела трахнуться, она бы быстро нашла подающего надежды молодого художника, который с большой охотой вызвался бы проводить ее домой. Нет, хандрила она не из-за этого. Тогда из-за чего?

На Тринадцатой улице было пустынно. Только несколько девушек смеялись в дальнем ее конце. Аманда Лоу мгновенно их возненавидела за молодость, красоту, которой, ей казалось, они обладали, за то, что у них впереди еще была вся жизнь. Ей захотелось крикнуть: «Вот увидите, скоро все превратится в дерьмо!» — но она отвернулась и поспешила по темной улице, стараясь дышать пореже.

Когда же эти мясники наконец уберутся отсюда вместе со своим мерзким запахом? Просто дышать невозможно. Было не холодно, но она поежилась. Вернее, по всему эмансипированному телу Аманды Лоу пробежала дрожь, вроде как предчувствие чего-то. Но чего?

Она плотнее запахнула вокруг, своего костлявого торса черное полудлинное кожаное, пальто фирмы «Прада» и убыстрила шаг. Металлические ворота в галерею были закрыты. «Словно вхожу в тюрьму», — почему-то подумала Аманда, запирая их за собой.

Поднимаясь в старом грузовом лифте, она раздраженно упрекала себя за то, что до сих пор в доме нет нормального пассажирского. Аманда вышла, нажала кнопку выключателя. Холодный свет упал на дубовый паркет, покрывающий ничем не украшенное пространство в четыреста квадратных метров, которое она делила с сиамской кошкой, необыкновенно похожей на свою хозяйку. Аманда посмотрела на часы швейцарской фирмы «Пьяже». Десять пятнадцать. Хотя бы домой пришла рано, и то хорошо.

Вернувшись к себе в кабинку, Кейт приступила к выполнению приказа Мида. Представила, что мама жива и сейчас от разгадки этой головоломки Живописца смерти зависит ее жизнь. Как ни странно, но появился дополнительный стимул.

Слаттери с Брауном уже успели отыскать шесть неидентифицированных трупов, из которых только один был косвенно связан с композицией Кинхольца. На мусорной свалке в Стейтен-Айленде был обнаружен труп девушки, скончавшейся предположительно в результате нелегального аборта. Но никаких следов ритуала Живописца смерти.

Кейт увеличила репродукцию работы Кинхольца в два раза и теперь могла лучше рассмотреть пририсованные им часы и календарь. Она вертела картинку и так и эдак, но ничего в голову не приходило. Ведь преступление, на которое здесь намекалось, еще не было совершено.

По просьбе Кейт полицейский съездил к ней домой и привез богато иллюстрированный альбом Эда Кинхольца. Листать страницы долго не пришлось. Вот она, эта композиция.

День рождения. 1964. Живая картина. 84×120×60 дюймов.

Манекен из люсита[43], гинекологическое кресло, чемодан, одежда, бумага, стеклопластик, краска, полиэфирная смола.

Кейт внимательно изучила репродукцию в книге, затем увеличенную копию. Не исключено, что перечеркнутые даты (или обведенные кружком) чьи-то дни рождения. Вполне вероятно. Но чьи? И что означает джокер, который с трудом можно углядеть в узоре на полу, составленном из черных и белых плиток? Ответов на эти вопросы Кейт не знала.

Может быть, это все-таки Деймиен Трайп? Захотел мне насолить? Если так, то это ему удалось. Но стал бы посылать Трайп дразнилку в тот момент, когда, вне всяких сомнений, попал под подозрение? Кейт разглядывала джокер. Очевидно, Браун прав и это символ самого убийцы, который представляет себя джокером, играющим со мной и копами. Но что еще? Шахматный пол? Кейт задумалась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

На картинах фламандцев почти всегда полы шахматные. Кроме того, там все что-то означает. Так что же символизирует джокер? Шута? Комедианта? Нет. Это должно быть как-то связано с изобразительным искусством. Джокер? Игральная карта? Не имеет смысла. Что еще? Карточная колода? Пятьдесят две штуки. Достоинство карт. Картинки. Костюмы. Ставки. Сдача карт. Может быть, жертвы: Элена, Пруитт, Итан Стайн. Художница перфоманса. Президент музейного совета. Художник-минималист. А может быть, этот подонок выбирает различных представителей из мира изобразительного искусства?

Кейт пристально смотрела на картинки. Карта. Сдача карт. Тот, кто сдает: Тот, кто торгует произведениями искусства![44] Конечно, это должно быть так. Она занервничала. Как же выяснить, кого из галерейщиков он выбрал на заклание?

Кейт снова вернулась к увеличенной репродукции. Разгадка была уже близко. Кейт это чувствовала. Убийца не только играл с ней. Он ее дразнил.

Часы. Календарь. Они что-то означают. Но что? В отчаянии она захлопнула альбом Кинхольца и посмотрела на часы. Сегодня ко дню рождения кому-то предстоит получить жуткий подарок. И до этого момента осталось не очень много времени.

— Композиция называется «День рождения», — объявила Кейт и принялась ходить по комнате для заседаний. — Он определенно указывает нам, что намерен приурочить свою акцию к чьему-то дню рождения.

— И кто же это? — поинтересовался Мид, шумно втянув в себя воздух.

— Агент по продаже произведений искусства. Понимаете, убийца не просто создает свои так называемые картины. Он выбирает в качестве жертв представителей мира искусства: Элена Солана — художница перфоманса, Пруитт — музейный работник, Стайн — художник традиционного типа.

— Ты называешь минимализм традиционным направлением? — удивилась Слаттери.

— В наши дни если художник пишет красками, то он традиционалист, — ответила Кейт.

Мид тяжело вздохнул.

— Но в Нью-Йорке, наверное, сотни агентов по продаже произведений искусства?

— Да, — сказала Кейт. — Их биографические данные известны. Они приведены в справочнике «Кто есть кто в американском изобразительном искусстве», но там несколько тысяч фамилий, и не у каждого указана дата рождения. Особенно у женщин.

— Все равно за дело, ребята. — Мид подергал галстук-бабочку. — Нельзя допустить, чтобы убийца прикончил очередную жертву.

— Разгадка ребуса здесь. — Кейт постучала по репродукции. — На картинке.

— А что означают обведенные кружком даты? — спросила Слаттери.

— Этого я пока не поняла, — призналась Кейт. — Если это не дата преступления — а я не думаю, что это так, поскольку обе даты уже прошли, — тогда что же это такое?

— Очевидно, какие-нибудь статистические величины, выборочные показатели? — предположил Браун.

— Или магические числа, — добавила Слаттери.

— Нет, — возразила Кейт. — Мне кажется, наш клиент мыслит более конкретно. Эти числа должны что-то обозначать.

— Номера телефонов? — предположил Браун.

— Десять и тринадцать? Для номера телефона недостаточно цифр. — Кейт принялась нервно отстукивать ногой на каменном полу сложную ритмическую фигуру.

— Десять тринадцать, — промолвила Слаттери. — Время убийства.

— Я бы все-таки придерживалась версии, что убийство он назначил на одиннадцать, — сказала Кейт и посмотрела на часы.

То же самое сделал Мид.

— Какой ужас! Дорогие мои, уже десять пятьдесят!

— Подождите, подождите. — Кейт замерла. — А если это адрес? Десятая улица? Тринадцатая улица? Нет. Тринадцатая улица и Десятая авеню. Мясной рынок. Челси. Конечно, там же много галерей! А он по нашим предположениям, решил заняться кем-то из галерейщиков. — Она быстро повернулась к Миду. — Рэнди, немедленно отправьте машины на пересечение Тринадцатой улицы и Десятой авеню. Пусть осмотрят все галереи поблизости. Как можно скорее. — Затем к Слаттери: — Морин, у тебя далеко «Путеводитель по галереям»?