И штатские надели шинели - Степан Бардин

До войны Женя была студенткой института. На фронт пошла добровольно и была зачислена в полк сандружинницей, Женя - маленькая, хрупкая девушка, но очень смелая. В полку в нее влюбился сибиряк, огромного роста и внушительного телосложения, командир противотанковой батареи Сергей Коряга. Влюбилась в него и Женя. Они съездили в загс и поженились, в полку им устроили настоящую свадьбу. С тех пор Женя стала как бы тенью своего мужа, никогда не оставляла его одного. Он в атаку идет - и она следом за ним. Помогает во всем, делает расчеты, наносит обстановку на карту. В общем стала Женя правой рукой командира батареи. За это-то и прозвали ее "начальником штаба артиллерии", хотя в действительности и должности-то такой не было. И, конечно, Женя перевязывала и выносила с поля боя раненых.

- Во время Старопановской операции, - рассказывал Краснокутский, - ко мне на НП пришел мой заместитель по политчасти, тоже сибиряк, и высказал опасения за жизнь Жени Паршиной, которая и на этот раз вместе с мужем пошла в атаку. "Убьют зазря нашего лучшего санитара, - заявил он. - Кто тогда будет отвечать?"

Я вызвал Корягу и потребовал, чтобы он вернул свою жену в санитарный взвод. Командир батареи, человек дисциплинированный, сразу же выполнил мой приказ. Вдруг мне докладывают: "Начальник штаба артиллерии" просится к вам". - "Пусть войдет", - говорю я.

Входит Женя Паршина. Приложила к берету руку и говорит:

- Товарищ командир, почему вы лишаете меня возможности выполнять воинский долг в бою?

Я как-то даже опешил. Но тут же нашелся и отвечаю ей полушутя:

- Знаешь, в бою иногда бывает, и убивают. Что тогда мне делать? Тогда тобой и не покомандуешь.

- Что будет, того не миновать. А воевать, между прочим, - не прихоть моя, а долг. И убить могут не только меня, а любого, но им-то вы запретов не даете.

Она, конечно, немного сдерзила мне, но упорный и прямой ее характер я знал давно. Знал ее и как мужественного и честного солдата. И потом... права она была все-таки. Так что я махнул рукой, дескать, пусть будет по-вашему.

Она резко повернулась кругом, щелкнула каблуками и вышла из землянки. Через некоторое время мне доложили, что она снова с батареей на самом опасном участке.

Вот такая эта Жена Паршина. За тот старопановский бой ее наградили медалью "За отвагу".

Расплата

1

Осенью 1943 года в теплые сухие дни бабьего лета нашу дивизию снова перебросили на Пулковские высоты. И сразу же прибыли представители 42-й армии, в состав которой мы вошли.

В один из дней, после того как мы "осели" на Пулковских высотах, меня ранним утром вызвали к командиру дивизии Константину Владимировичу Введенскому. Второпях пришлось подшить чистый подворотничок, до блеска надраить сапоги. На то была своя причина: у комдива, как сообщил его адъютант, находился член Военного совета армии, известный своей строгостью и нетерпимостью к малейшей неряшливости офицеров. Попадешься ему на глаза небритым или в помятой гимнастерке - получишь нагоняй.

И действительно, когда я явился к комдиву, член Военного совета окинул меня с ног до головы ястребиным взглядом. Придраться, очевидно, было не к чему, и он медленно, растягивая слова, спросил, хорошо ли я знаю расположение своих частей.

- Только вчера обошел их.

- Вот и отлично. Не будем зря терять времени. Идемте, майор.

Я шел за быстро шагавшим генералом на почтительном расстоянии, памятуя о том, что, когда начальство не расположено к разговору, следует держать язык за зубами. А между тем мне не терпелось узнать цель прибытия к нам члена Военного совета армии. Не собирается ли командование бросить нашу дивизию на штурм врага, засевшего вдоль южных склонов Пулковских высот? Давно бы следовало. Очень уж большое преимущество давал ему этот район. С Вороньей горы, особенно из Александровки и деревни Кузьмине, Ленинград, простирающийся по всей обширной невской низине, виден как на ладони. Отсюда даже можно различить площади и проспекты, проследить все изгибы Невы и полюбоваться Исаакиевским собором... Но что до всей этой строгой красоты города фашистам! Хищнически примечая все, что в нем происходит, они цинично определяли очередную цель для артиллерийского обстрела и варварской бомбежки с воздуха, продолжая разрушать жилые дома, театры, промышленные предприятия, убивать детей, женщин и стариков.

Вот и Пулковская высота, еще недавно служившая ученым, познающим Вселенную, стала теперь рубежом ожесточенных схваток с фашистами, которым бесноватый фюрер приказал овладеть Ленинградом, разграбить его, а потом стереть с лица земли. Гитлер был уверен, что дни Ленинграда сочтены.

Но ленинградцы держались, боролись, верили в победу. И эта вера поддерживала их силы. Прорыв блокады в районе Ладожского озера частично облегчил положение, но гитлеровцы по-прежнему методически обстреливали город из дальнобойных орудий. Однако же по всему чувствовалось - день возмездия приближается...

Именно об этом думал я, сопровождая члена Военного совета.

Несколько часов подряд, без остановки и отдыха, ходили мы по переднему краю. Командиры полков, встречавшие генерала на границах своих участков, предлагали ему передохнуть и снять пробу с красноармейского обеда. Но он был непреклонен: "Некогда. В другой раз". И мы шли дальше. Местами - в полный рост, а там, где траншеи были мелкими, - согнувшись. Когда мы находились в 103-м полку, противник произвел минометный налет: очевидно, приметил генеральскую форму. Командир полка Никулин и его заместитель по политчасти Пожилов предложили члену Военного совета укрыться в доте, переждать обстрел, но тот продолжал осмотр позиций.

Член Военного совета особенно интересовался отводами траншей в сторону противника, их размерами и прикидывал, сколько бойцов может поместиться в каждой траншее. Такой же интерес он проявлял и к "ничейной" полосе, к оборонительным сооружениям противника: то и дело прикладывал к глазам бинокль.

Мне стало ясно: армия готовится к штурму вражеских позиций. Выбить фашистов, прижавшихся к Пулковским высотам и превративших Александровку, Пушкин, Соболеве и Павловск в укрепленные бастионы, - задача не легкая. Только штурмовать их, думалось, надо не в лоб, иначе понесем большие потери... Видимо, не случайно генерал проявлял пристальный интерес к правому крылу дивизии, оседлавшему Варшавскую железную дорогу неподалеку от Соболева.

Осмотр позиций подходил к концу, и я уже было радовался благополучному его исходу: мне казалось, член Военного совета не обнаружил ничего такого, что могло вызвать недовольство. Однако благодушничать было рано. Возвращаясь, мы наткнулись на группу бойцов, рывших огромный котлован. Руководивший этой работой лейтенант Зильберман сделал вид, что не заметил члена Военного совета, и как ни в чем не бывало продолжал стоять, расставив ноги, в расстегнутой шинели. Генерал побагровел, остановился и, сдерживая гнев, приказал подозвать лейтенанта.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});