Испытание войной – выдержал ли его Сталин? - Борис Шапталов

И как трактовать следующее место из воспоминаний командующего ВВС Московского военного округа полковника Н.А. Сбытова: «С нападением Германии на нашу страну в Московском военном округе стали происходить какие-то удивительные события. Во-первых, командующий войсками округа генерал Тюленев со всем штабом и органами управления собрались и отправились воевать на Южный фронт. На их место назначили новых командиров и управленцев, и почему-то всех из НКВД. Командующий войсками МВО Артемьев – из НКВД, его заместитель Соколов – из НКВД, член Военного совета Телегин – из НКВД, начальник штаба Референко – из НКВД. А порядочным человеком оказался один только Референко – видит, что не тянет, ничего не понимает, и попросил, чтобы освободили. Освободили, назначили на его место Белова, хорошо, что не оперативного работника, а мобилизатора. Еще членом Военного совета стал Щербаков – партийный работник. Хорошее руководство военного округа – ни одного кадрового военного. И это во время войны! Потом, в июле месяце, меня ввели. Но мое дело – ПВО, самолеты. Подобный подбор кадров был целесообразен только с точки зрения внутренней безопасности, а не для ведения военных действий, поскольку энкавэдэшники в этих вопросах не разбирались…» (38, с. 83)?

А как понять историю с формированием мехкорпусов в 1940–1941 гг.? При вступлении Красной Армии на территории Западной Белоруссии и Украины, оккупированные Польшей, выявились большие проблемы в управлении мехкорпусами. Это стало основанием для решения в ноябре 1939 г. об их расформировании. Однако победы германских танковых групп во Франции показали, что дело не в самих корпусах, а в уровне подготовки командиров. Мехкорпуса пришлось восстанавливать. При этом Сталин потребовал увеличить их штаты почти вдвое! Тем самым, не решив проблему управления с танковыми объединениями в 550 танков, начали создавать монстров в 1 тыс. танков. Разве это не вредительство? Во всяком случае, других за подобное сажали.

Или другой пример. Война с Финляндией в 1941 г. относится к числу мало изученных. И стоило стороннему человеку, не связанному с официальной историографией, М. Солонину всерьез взяться на очередное «белое пятно», как полезли такие странности!

Во-первых, возможность (!) конфликта с Финляндией стала поводом, чтобы убрать с пути группы армий «Север» мощнейший 1-й мехкорпус, способный разгромить танковые клинья противника. А когда немцы беспрепятственно захватили переправы через Неман и Западную Двину, и надо было их срочно разрушить, вместо этого бомбардировочная авиация Ленинградского округа и Балтийского флота (около 300 бомбардировщиков) была нацелена на пустые финские аэродромы. Никаких серьезных потерь, ни разрушенных стратегических объектов из-за налетов не зафиксировано. Более того, вслед за налетами, по логике, должен был последовать превентивный удар Карельского и Северного фронтов. Ничего подобного! Ни стрелковые дивизии, ни выдвинутые два мехкорпуса (1-й и 10-й), ни сильнейшая 1-я танковая дивизия, переброшенная из-под Пскова на прорыв к Ботническому заливу, в наступление не двинулись. Получилось, что налет 25 июня предупредил финнов и помог их парламенту объявить войну СССР. После чего советская сторона стала ждать, когда финская армия полностью отмобилизуется и сосредоточится на границе.

Во-вторых, боеспособность войск Красной Армии на финской границе оказалась на диво низкой. Если на западной границе этот факт можно объяснить целым комплексом причин: а) внезапностью; б) опытом вермахта; в) неотмобилизованностью войск приграничных округов; г) господством германской авиации, разбомбившей склады с горючим и колонны танков выдвигавшихся мехкорпусов и т. д., то подобные объяснения применительно к войне с Финляндией не проходят. Красная Армия на финской границе имела все возможности спокойно подготовиться к боям. Зато есть следующие показательные телодвижения. 3 июля, посчитав, наверное, что финны закончили развертывание и приготовились отбить атаки советских войск, танкистам был дан приказ двигаться вперед. Будто понимая, что от них ждут на самом деле, лихие «стальные конники» действовали оригинальным образом. Вот выдержки из Журнала боевых действий 21-й танковой дивизии 10-го мехкорпуса: «…разведотряд установил, что этот участок обороняется незначительными силами противника…» «Артиллерия задержалась с подготовкой и начала ее только в 13.00, выпустив за час 50–55 снарядов… С переходом госграницы противник сначала оказывал слабое сопротивление, и наши части быстро продвинулись вперед. К 18.00 3.7 передовые роты вышли на северные склоны высоты 107.5, где были встречены огнем противника и отошли назад… Решением командира дивизии дальнейшее наступление было остановлено и послано боевое (!) донесение в штаб 23-й армии на разрешение выйти из боя… 4 июля в 2.25 прибыл начштаба 10-го МК полковник Заев с приказом дивизии выйти из боя…» (39, с. 69, 70,71).

Есть такое слово – «саботаж», так вот это случай, когда можно применить это понятие к описываемым «боевым действиям».

В Карелии финская армия перешла в наступление 10 июля и 30 сентября взяла Петрозаводск. Красная Армия могла отступать еще быстрей, но у финской пехоты не было танковой и серьезной артиллерийской поддержки, а также надлежащего количества автотранспорта, а растянутые коммуникации по лесным дорогам вынуждали финнов останавливаться, чтобы подтянуть тылы, накопить боеприпасы. Зато на Карельском перешейке отступление шло бодро. Финские войска начали наступление 30 июля. За это время можно было создать прочную линию обороны, тем более что в этом районе шло строительство сразу нескольких укрепрайонов – Выборгского, Сортавальского, Кексгольмского, да и остатки линии Маннергейма могли сгодиться… Ничего подобного! Никакой устойчивой обороны. Через месяц почти не имеющие тяжелого вооружения финны вышли на старую границу.

По данным историка М.И. Мельтюхова, накануне войны войска Ленинградского военного округа насчитывали 427 тыс. солдат против 407 тыс. у финской армии и немецкого корпуса, сведенного в армию «Норвегия» (наступала на Кандалакшу, то есть далеко на севере). Советская сторона располагала 9,5 тыс. орудий и минометов против 3 тыс. у противника, 1800 танков против 190 у врага, и 2100 самолетов против 420 у неприятеля (40, с. 390). Пусть даже часть огневых средств была переброшена на южные участки фронта, где вовсю давил вермахт. Но даже если бы советские войска имели не тройной перевес в артиллерии, а двойной, не девятикратное превосходство в танках, а, предположим, трехкратное и т. д., то этих сил все равно по всем уставам и выкладкам более чем хватало для срыва наступления. Хотя вообще-то с таким перевесом не обороняются, а наступают, тем более против недавно разбитой финской армии.

Остается предположить: либо на границе стояла не армия, а войска, низведенные до уровня ополчения, либо успехам финской армии со слабым наступательным потенциалом способствовало советское командование. Впрочем, чтобы достичь первого результата, также необходима неустанная забота командования.

Могли ли генералы Северного и Карельского фронтов так командовать без санкции свыше? Нет, разумеется. Приказ на «заманивание» финнов в глубь станы мог дать только один человек… И что показательно: если было решено не сдавать Мурманск, Кировскую железную дорогу и Беломорско-Балтийский канал, как военные сообщения стратегического характера, то никакие «превосходящие силы противника» овладеть ими не смогли. Как и Ленинградом. То были «табуированные», т. е. неразменные территории.

Еще несколько фактов.

Западный фронт. Накануне войны почти вся зенитная артиллерия 4-й и 10-й армий была отправлена на полигоны. Войска, склады и даже штабы оказались без прикрытия. Неужели весной времени было мало? И никак нельзя было подождать до августа, когда обстановка наверняка прояснилась бы?

Вопреки вопиющей очевидности и просьбам низовых командиров в Брестской крепости сгрудили личный состав из двух дивизий (6-й и 42-й). На рассвете 22 июня 8 тыс. человек накрыло артиллерийским огнем. Дивизионную артиллерию – на полигоне. После чего личный состав попал под атаку немцев и был рассеян. Отступали от Бреста группами, без связи с друг другом. Мало того, практически на виду у противника южнее Бреста расположили 22-ю танковую дивизию. Ее также растерзала артиллерия противника. Половина матчасти и личного состава была потеряна уже ранним утром. После чего Брестский укрепрайон вместе с целехонькими мостами был захвачен без особых усилий, и дивизии вермахта устремились на восток. Правда, произошла досадная помеха: в цитадели крепости осталось несколько тысяч человек, которые отчаянно бились до конца июля. А что было бы, если б Брестский укрепрайон встретил противника организованно? Глядишь, вместо того, чтобы брать Минск (28 июня) и Смоленск (16 июля), Гудериан застрял на Буге, тем более что 14-й мехкорпус, куда входила и уничтоженная танковая дивизия, имел 500 танков. Вполне достаточно, чтобы, пользуясь местностью, перестрелять из засад немалую часть фашистских танков.