Слово короля. Часть первая (СИ) - Ник Фабер

об этом, — дал за него ответ Терехов.

— Ты ведь понимаешь, что после получения этого тендера, у вас не будет права на ошибку, Леонид? Общественность не понимает, в какой огромной заднице мы сейчас находимся и мне нужны эти корабли. Нужны, как можно скорее. И любая задержка может стоить нам всего.

— Можешь не переживать об этом. Если потребуется, я сам одену скафандр и полезу в вакуум варить броню и делать всё, на что хватит моей квалификации, — вновь твёрдым, как алмаз голосом заявил Терехов и Говард почему-то не сомневался. Именно так он и поступит.

— Ладно. Я проинструктирую Минерву и поговорю с Гарановым. Придётся конечно потратить часть своего политкапитала, но ты получишь этот контракт до конца следующей недели.

Сказав это, Локен поднялся из кресла, своим поведением показывая, что этот разговор окончен. Терехов моментально поднялся из кресла осознав это.

— Ты останешься на церемонию? — Спросил Локен, возвращаясь к своему столу.

— Думаю, что да, — Леонид кивком головы указал на широкий иллюминатор за спиной президента. Всего в трёхстах метрах от этого места, опутанный рёбрами стапеля, в пустоте покоился полуторакиллометровый гигант. Корабль из линейки новейших дредноутов верденского флота типа «Монарх». — Вы уже выбрали название для корабля?

Говард проследил за его взглядом и повернулся обратно.

— О, да. Его выбрал я. И я обещаю, что оно тебе понравится.

***

Три часа спустя, президент стоял у трибуны. Перед ним, замерев в ожидании внутри огромного обзорного помещения замерло несколько сотен людей. Начальники верфей «Куре». Представители клана Сашимото. Высокопоставленные сотрудники комплекса и представители инженерной группы, которая создала проект «Монархов». Несколько десятков политических сторонников самого Локена, которые нашли время и возможность вырваться из столицы сюда, в систему Фарон, чтобы понаблюдать за церемонией сдачи нового корабля. И ещё сотню людей. Особо среди них выделялись репортёры. Их небольшие, оснащённые камерами высокого разрешения дроны, десятками замерли в воздухе, направив объективы своих стеклянных глаз на стоящего за трибуной Локена.

Перед глазами, на видимых, лишь одному ему, голографических проекциях в воздухе зависли строчки текста так и не отредактированной им речи. Сколько бы он не пытался, но слова, так и не складывались в красивую и стройную речь, которую он должен был произнести прямо сейчас. Впервые в его жизни, приверженность привычке самому писать свои выступления сыграла с ним злую шутку. Наверное... Нет, со сто процентной вероятностью, у Минерва имелся на такой случай запасной текст, составленный спитчрайтерами из его администрации. Локену стоило только попросить и через пять минут на его стол лёг бы нужный текст, составленный с учётом всех необходимых политических повесток, важных на данный момент.

Но он этого так и не сделал. Гордость попросту не позволяла ему признать поражения. Особенно в том, что он умел и умел хорошо.

И по этой причине, он сейчас стоял, замерев перед всеми этими людьми. Локен видел, как стоящая в нескольких метрах от него Минерва смотрела на него с непониманием. Видел, как собравшиеся люди затаили дыхание в ожидании его слов, но не понимали, почему он всё ещё молчит.

Поэтому, когда он наконец заговорил, многие удивились. Ведь произнесённые им слова полностью отличались от того, что было подготовленно в брошюрах.

— Война... Война, никогда не меняется, — тихо и печально произнёс Говард. — И она никогда не исчезнет из этого мира. Война — это сама суть человечества. Высочайший пик развития соперничества между людьми. Она всегда была, есть и будет в дальнейшем. Испокон веков, люди убивали друг друга. Те, кто говорят, что человечество не развивается — вы не правы. Взгляните на нас сейчас. Мы добились невероятного технического и социального прогресса. Мы заселяем новые миры, делая их пригодными для обитания. Превращаем безжизненные пустыни в богатые жизнью оазисы. Мы идём вперёд, не страшась бескрайних просторов космического пространства. И мы по прежнему, продолжаем убивать друг друга.

Локен замолчал на несколько мгновений, пройдясь взглядом по собравшимся. Повернувшись, Говард указал на огромной нос дредноута, находившейся в ста метрах за его спиной и хорошо видимый через широкий обзорный иллюминатор. Мрачный, покрытый бронёй гигант, зависший в космической пустоте с погашенными габаритными огнями. Тень от нависшей над носом части стапеля скрывала название дредноута, нанесённое на его правую скулу.

— Тот, кто говорит, что человечество не развивается, пусть взглянет на этот корабль. Вот оно, настоящее, подлинное произведение истинного искусства. Ни одна картина и ни одна скульптура во всём мире не сравнится с ним. Ведь это — творение не одного, но тысяч и тысяч людей. Этот корабль, венец нашего технологического творения. Продукт сотен инженеров и конструкторов, приложивших все свои знания и таланты для его создания. Ни одна картина или же скульптура не сможет воплотить в жизнь идею, что послужила причиной её создания. Этот же корабль, может. Он и его собратья станут щитом и мечом нашего государства...

***

Минерва стояла в нескольких метрах от помоста, сложив руки на груди и наблюдая за произносящий речь мужчиной. В сложенных на груди руках, она держала электронный планшет с заранее подготовленной копией речи, что была написана её людьми под чутким руководством самой Минервы. Когда Говард начал говорить, она впала в короткий ступор, посколько произносимые им слова не имели ни какого отношения ни к подготовленному ей тексту, ни к тому жалкому подобию, которое смог составить сам президент.

Состояние Локена заставляло её нервничать. Она прекрасно знала, что он всегда сам писал свои речи и тем не менее, у неё всегда была подготовлена запасная версия на тот момент, если что-то пойдёт не так. Минерва читала тот вариант, который был загружен в проекторы. Даже она признавала, что это была ужасный текст. Перегруженный словами о грядущих трудностях, реверансам в сторону «важных» политических повесток и расшаркиванием перед различными политическими группами, представители которых сейчас собрались здесь.

Она их ненавидела. Всех этих чванливых и зазнавшихся сенаторов и прочих политических приживал, что в массе своей составляли партию Хартистов. Обстановка в партии и раньше напоминала клубок ядовитых змей. Злобно гудящий пчелиный улей, который кто-то неосмотрительно тыкал палкой. Минерва терпеть их не могла. Каждый раз её чуть ли не тошнило, когда приходилось общаться с ними, улыбаясь сквозь силу и сохраняя дружелюбную улыбку на лице. Ей больше хотелось просто плюнуть им в лицо, и выцарапать глаза, что жадными и раздевающими взглядами скользили по её фигуре. До Минервы доходили мерзкие слухи о том, что