Ленин - Дмитрий Волкогонов

Что же касается России, то Ленин убежден, что „кризис назрел. Все будущее русской революции поставлено на карту… Все будущее международной рабочей революции за социализм поставлено на карту. Кризис назрел…"189.

Картежная терминология в который раз убеждает: Россия для большевистских вождей огромный игорный стол, из-за которого они намерены вытолкнуть лидеров других политических сил и монопольно-единолично решать судьбы русского народа. Может быть, спросить сам русский народ? Что думает он по поводу своего будущего? Ведь принято решение провести выборы в Учредительное собрание, которое определит будущее государственное и общественное устройство гигантской страны. Но нет, Ленин нетерпелив и категоричен:

„Ждать" съезда Советов есть идиотизм, ибо съезд ничего не даст, ничего не может дать !" Ленин не хочет ждать не только Учредительного собрания, но даже съезда: „Сначала победите Керенского, потом созывайте съезд".

Что же делать? У Ленина готов план: „Победа восстания обеспечена теперь большевикам: мы можем (если не будем „ждать" Советского съезда) ударить внезапно и из трех пунктов, из Питера, из Москвы, из Балтийского флота… девяносто девять сотых за то, что мы победим с меньшими жертвами, чем 3-5 июля, ибо не пойдут войска против правительства мира…" В случае несогласия с этим планом Ленин угрожает, шантажирует выходом из ЦК. Он пишет, что уже заметил в реакции ЦК „тонкий намек на зажимание рта и на предложение мне удалиться…"190.

Последняя часть статьи с планом восстания и ультиматумом Ленина предназначена не для печати, а для членов ЦК. Ленин тонко уловил перемену настроения в общественном сознании в пользу большевиков; казалось, только они способны вывести Россию из трясины глубочайшего кризиса. В начале октября Ленин затребовал статистику о численности партии большевиков. Э.Рахья привозит ему пакет, в котором содержатся необходимые сведения.

В феврале 1917 года - 23 тыс. членов партии.

В апреле 1917 г. - 100 тыс.

В августе 1917 г. - 240 тыс.

В начале октября 1917 г. - 350 тысяч.

Ленина сведения вдохновляют: какая-то небольшая горстка в момент Февральской революции немногим более чем за полгода возросла в полтора десятка раз! Ленин уже просто убежден, что редкий исторический шанс большевики не упустят. Не должны упустить! На сторону большевиков переходят целые войсковые части и заводы. И все это на фоне паралича власти.

В своих пространных записках Н.Н.Суханов довольно убедительно, хотя и скучно, показал полное бездействие власти, которая уже была обречена. „Никакого управления, никакой органической работы центрального правительства не было, а местного - тем более. Развал правительственного аппарата был полный и безнадежный. А страна жила. И требовала власти, требовала работы государственной машины… Даже разговоры о земле застопорились на верхах, в то время как волнение низов достигло крайних пределов. В Петербурге мы перешли предел, за которым начался голод со всеми последствиями… Не нынче-завтра армия должна была начать поголовное бегство с фронта… Положение на железных дорогах становилось угрожающим. Вся пресса, снизу доверху, в разных аспектах, с разными тенденциями и выводами, но одинаково громко и упорно вопила о близкой экономической катастрофе…"191 Похоже, что Суханов повествовательно изложил яркое проявление „основного закона революции", сформулированного Лениным в „Детской болезни „левизны" в коммунизме": низы не могут жить больше по-старому и верхи не в состоянии управлять по-прежнему.

В ЦК читают кричащие письма Ленина, соглашаются, но мало что делают… Так, на заседании ЦК 15 сентября 1917 года решили лишь обсудить вопросы тактики партии в ближайшее время… Письма Ленина дальше ЦК не идут. Его члены шокированы крайним радикализмом своего вождя. Более того, члены ЦК принимают решение уничтожить все письма Ленина по поводу восстания, кроме одного. В ЦК еще жила надежда, что с помощью Демократического совещания и Предпарламента удастся многого добиться и без применения силы. Ленина это бесило. В своей статье „О героях подлога и об ошибках большевиков", написанной в начале октября, он с сарказмом замечает, что, приняв участие в Демократическом совещании, руководство большевиков тем самым „притупило нарастающую революцию посредством игры в бирюльки"192.

Центральный Комитет медленно, но неуклонно подвигался Лениным к радикальной позиции. Партийный ареопаг обходил молчанием ультиматум и угрозы об отставке Ленина. Некоторые его статьи в редакции уточнялись и даже редактировались путем исключения слишком воинственных абзацев и фрагментов.

Ленин чувствовал, что он должен быть в Петрограде, среди членов ЦК, всех тех, кто сегодня реально держит нити управления партией и другими массовыми организациями, которые находились под ее влиянием. Но вождь колеблется, он рассматривает разные возможности.

Ленин, получив согласие ЦК на приезд в Петроград, не хочет слишком рисковать. С приехавшим к нему Э.Рахьей Ленин тщательно определяет маршрут и порядок возвращения в столицу. Учитываются все мелочи и возможные случайности, которые могли бы сорвать операцию193. Как явствует из воспоминаний очевидцев, Ленин все время напоминал, что в случае угрозы его ареста иметь запасной вариант его быстрого ухода из Петрограда (лучше всего в Финляндию). После просчета разных вариантов Ленин на пригородном поезде прибывает в Петроград и останавливается на квартире МЗ.Фофановой (на Выборгской стороне). Конспирация устанавливается еще более строгая, чем в Разливе, Гельсингфорсе или Выборге. Накануне решающих событий Ленин хочет исключить любые случайности. По сути, с 7 октября Ленин берет главные рычаги управления партийной машиной в свои руки, руководя непосредственной подготовкой восстания194.

Ленин при случае подчеркивает, что „восстание, чтобы быть успешным, должно опираться не на заговор, не на партию, а на передовой класс"195. Ленин, где только может, на словах открещивается от бланкизма. И тем не менее это огромный заговор, трудно скрываемый и маскируемый, организуемый не по рецептам бабувистов, а по более совершенной методологии. Разве закрытая, секретная часть статьи-письма в ЦК „Марксизм и восстание" не говорит об этом? Указания о штабах повстанческих отрядов, распределении сил, захвата телеграфа, генштаба, аресте правительства, нейтрализации.дикой дивизии", налаживании связи управления и т.д. - азбучные бланкистские установки об организации восстания, носящего заговоршицкий характер196.

Спустя десятилетие после октябрьских событий А.Н.Потресов, выступая с регулярными статьями „Заметки публициста" в парижской газете „Дни", писал: октябрьское детище Ленина близко по родословной „не только с коммунистом Бабефом, но и с Робеспьером и его друзьями"197. Особенность этого заговора заключалась в том, что большевики почти ничем не рисковали, - столь была власть слабой и эфемерной. Правда, Керенский еще совершает какие-то судорожные движения, пытаясь оживить мертвеющие органы власти. 1 сентября 1917 года „Временное правительство объявляет, что государственный порядок, которым управляется Российское государство, есть порядок республиканский, и провозглашает Российскую республику". Власть передается для управления „пяти лицам из состава правительства во главе с министром председателем. Временное правительство своею главною задачей считает восстановление государственного порядка и боеспособности армии…"198.

По прибытии в Петроград Ленин настоял на уходе большевиков из Предпарламента, „чтобы не сеять иллюзий" у масс. Ленин никому не хотел отдавать свой главный козырь: обещание народу немедленного мира. Будучи неплохим психологом и отличным тактиком, вождь большевиков не видел достойных контраргументов своему замыслу. Он понимал, что народ пойдет не столько за большевиками, сколько за миром, представлявшимся в обыденном сознании как всеобщая панацея, универсальное избавление от бед и лишений.

Никто не хотел видеть, что Германия тоже стояла на пороге своего неминуемого поражения и, возможно, мир мог быть достигнут более быстро в условиях объединения усилий союзников. Но… большевики уже внесли идею немедленного мира в общественное сознание так глубоко, что никто не хотел ни ждать, ни думать, что будет после большевистского мира. Как писал А.Н.Потресов, „измученные многолетней войной рабоче-крестьянские, солдатские массы уже приняли как некое откровение ту проповедь немедленного мира и безотлагательной всеобщей дележки, которая демагогически раздалась из уст партии большевиков"199.