Волкодав - Мария Васильевна Семенова

только что был на постоялом дворе, но не видел там ни мальчика, ни собаки.

– Три дня назад, – продолжала Мицулав, – один из молодых вельмож, друзей Нагьяра, пришёл с оцарапанной рукой и стал говорить, будто наш пёс слишком злобен и чуть не разорвал его безо всякой причины. Наместник велел стражникам забрать Рыжего на строительство подгорного хода и посадить там на цепь, а если заартачится, то убить. Ирги сам отвёл пса и остался с ним рядом, сказав, что брата не бросит. Он правда вылитый дед… Такой же упрямый. Я боюсь, как бы с ним не случилось беды, но и за ухо домой вести не хочу, чтобы не ломать его гордость. Прошу тебя, добрый чужестранец, если только ты не совсем стоптал в пути ноги: найди Ирги, расскажи ему, что знал деда. И ещё, что, если он правда взрослый, следовало бы ему уважить и мать с бабкой, а не только своего пса.

Из Дар-Дзумы казалось, что горная стена Шрама была совсем близко, только сады пересечь. Но на деле, по свойству всякой горы, идти до неё оказалось – в самом деле ноги намозолишь. Зато стало понятно, почему на улочках совсем не видно было прохожих. Все, кто мог держать в руках лопату, лом или кайло, ворочали камни, рыли канал, буравили земные недра. И не только ради заработка, обещанного вейгилом. Вода нужна была каждому. Самые трезвомыслящие уже поговаривали, что наместник наверняка захочет вернуть свои деньги. Чего доброго, на будущий год он увеличит налоги. Или ещё как-то сделает платной воду из новых труб. Как именно, пока было не особенно ясно, но что-нибудь наместник уж точно придумает!

Вдова Мицулав даже немного обиделась на Волкодава, потому что венн сразу собрался и ушёл, не дождавшись обещанного угощения.

«Вот вернусь с твоим внуком, – сказал он ей, – тогда и выпьем вино».

Не сознаваться же, в самом деле, что его словно в спину кто-то подталкивал, шепча на ухо: поспешай! Опыт давно научил его, что к такому шёпоту ниоткуда лучше прислушиваться. Хотя, если по уму, какая беда могла постичь Ирги возле стройки, где работали все его земляки?

Оттуда, где начинались осыпи, было хорошо видно, что изначально Дар-Дзума строилась в низменности, где были впервые найдены залежи глины. Старые выработки давно превратились в блестящие под солнцем пруды, на их берегах теснились богатые особняки. Вот усадьба вейгила: сочная зелень, горящая солнечным золотом черепица…

Он увёл Каттая шагов на полсотни в сторону по дороге, туда, где колея заворачивала за скалу. Надсмотрщик Гвалиор проводил их бдительным взглядом, но не окликнул. Рабы часто ходили туда, особенно молодые и ещё не утратившие тщетных надежд.

«Смотри…» – сказал Щенок и вытянул руку.

Дорога здесь вилась по карнизу над глубоким обрывом. В двух саженях под нею в скалу были вделаны бревенчатые опоры, и на них растянута широкая прочная сетка – улавливать всё, что могло вольно или невольно свалиться.

За ущельем поднималась утёсистая гряда. Ни дать ни взять зубастая челюсть дракона. Иные зубы успели выветриться и выщербиться, а другие вовсе выпали вон. И там, где вместо заснеженного камня зияла пустота, открывался вид на долину. Очень далёкую и от этого немного ненастоящую. Долина была круглая, удивительно правильной формы. Каттай глазел, любуясь внезапно представшим чудом. Горный воздух, особенно прозрачный и чистый из-за мороза, позволял многое рассмотреть там, вдали.

«Эта долина… Она вправду… зелёная? Или мне кажется?..»

«Вправду», – сказал Щенок. У него были длинные, ниже плеч, русые волосы. Они торчали из-под тряпья, из которого он смастерил себе подобие шапки. Ветер раздувал грязные спутанные пряди, давно не знавшие иного гребня, кроме пятерни.

Как часто бывает, глаза постепенно привыкали, начиная различать всё больше подробностей. Каттай рассмотрел дом, хороший каменный дом с забором, из-за которого выглядывали кроны фруктовых деревьев. Не удалось только оценить, велик ли был сад, – мешала скала. Каттай, впрочем, не сомневался, что сад был роскошный. Ещё бы!..

А в небе над чудесной долиной, словно знак, нарочно посланный Каттаю, висел узкий лепесток молодого месяца…

«Кто там живёт?» – отчего-то шёпотом спросил Каттай.

Щенок коротко ответил:

«Хозяева».

Волкодав даже головой замотал. Что-то слишком многое в этой Дар-Дзуме тревожило воспоминания, которые он надеялся поглубже похоронить. Здесь не стоило задерживаться. Он сведёт внука к бабке, немного посидит за столом – и уйдёт, оставив нарочно приготовленный кошелёк. Он даже заранее знал, где положит его, чтобы честные люди приняли дар. В божнице. Раб по прозвищу Пёс забивал крепи с двумя мельсинскими ворами. Родичи Кернгорма и не заподозрят, что он подходил к домашней кумирне.

…Если же стоять к Дар-Дзуме спиной, хорошо видно было строительство. Груды каменных глыб, с обеих сторон нависшие над ущельем, где внизу гремела река. Длинный прямой канал, у края садов нырявший в большую трубу. Там сейчас вовсю дымил огневец. Мастера промазывали и калили последние стыки. Не подлежало сомнению, что перво-наперво свежая речная струя придёт в усадьбу вейгила и в дома других богатеев. А с окраинных горушек вроде той, где ждала внука скромная вдова Мицулав, уличные водоносы ещё долго будут ходить с коромыслами к водогону, питаемому старым цоратом.

Из горной стены прямо на Дар-Дзуму смотрело разверстое жерло неоконченного тоннеля.

Волкодав присмотрелся и понял: что-то было не так. Из тоннеля должны были доноситься грохот и шум, торопливой вереницей катиться тачки с породой, туда-сюда сновать люди… Но нет. На стройке царила подозрительная тишина. Где же все?

Дорога повернула, и венн увидел людей.

Побросав сручье[71], они сидели, по саккаремскому обычаю скрестив ноги. Все как будто дожидались чего-то.

– Да благословит вас Богиня, Пот Отирающая, – обратился к ним Волкодав. – Скажите, почтенные, где мне здесь найти внука госпожи Мицулав?

Десяток рук сразу указал ему направление – за большую старую осыпь.

– Там он… вместе со своим Рыжим. Третий день сидит, не уходит.

– Погляди заодно, где уже этот аррант, скоро ли наконец испытает свою машину и к нам выйдет, – добавил другой. – Нас-то он страже велел палками гнать, чтоб не мешали.

Волкодав поблагодарил трудников и обошёл битые глыбы желтоватого камня, заросшие кустарником и травой. Горная стена возносилась к небесам тремя громадными уступами. Нижний был почти сглажен, укрыт плащами осыпей, давними и совсем свежими. Верхний, упиравшийся в облака, источенный непогодами, казался стеной полуобрушенной крепости, возведённой давным-давно, может, во времена Среброволосых, а может, ещё раньше. Голубая воздушная дымка окутывала древние башни, там, наверху, неумолчно гудел ветер, выводя печальный напев об ушедших