История рода Олексиных - Борис Львович Васильев

Все это походило на игру со взаимными негласными договоренностями: офицеров не трогали, скверно, но кормили, никакого режима не существовало, и странное общество постепенно обрастало ленцой, гробя время в бесконечных разговорах и маясь от неопределенности.

Знакомых не было, а новых знакомств Старшов завести не успел, кроме соседа по койке — пожилого прапорщика из запаса, заросшего по самые брови. А на третий день появился Анатолий Железняков.

— Клопов давишь?

Леонид промолчал.

— Ты брось его благородие изображать. Кончилось ваше благородство.

— Благородство кончиться не может.

— Да ладно тебе, — благодушно улыбнулся Анатолий. — Я баланду травлю, на флоте это любят. А новость привез: ты назначен военным руководителем красногвардейского отряда. Вот мандат, и вот тебе твой наган. Узнаешь? Дыбенко за тебя поручился. Собирайся, представлю по всей форме, чтоб косо не смотрели.

Выехали тотчас же. Ехали в трамвае: Железняков балагурил всю дорогу, Старшов помалкивал. Сказал вдруг в сердцах:

— Вот черт!

— Что?

— Бритву забыл. Дал соседу побриться, а тут ты.

— Плакала твоя бритва! — рассмеялся Анатолий.

— Подарок жены, — вздохнул Леонид.

В рабочем отряде было около семи десятков человек. Списков не заводили, бойцы к вечеру расходились по домам, но существовал штаб — прокуренная комнатушка с одним окном. Красногвардейцы смотрели с откровенной неприязнью: исключение составлял, пожалуй, только пожилой командир.

— Затырин Илья Антонович. Учи нас, товарищ; военный руководитель, а то мы только орать и умеем.

— А кто Зимний брал? — недовольно крикнули из толпы. — Он, что ли? Мы брали!

— Тихо, — сказал командир. — Только тихо, ребятки.

— Помочь, что ли? — предложил Железняков. — Организуем митинг, я расскажу о текущем моменте.

— Если хочешь помочь, уезжай немедленно.

— Ну, Старшов… — Железняков сверкнул улыбкой, с некоторым удивлением покачав головой. — Уважаю.

Крепко пожал руку и вышел. А Старшов тут же повернулся к Затырину:

— Прошу построить людей.

— Дождик во дворе. Питерский, со снегом.

— Дождь службе не помеха.

Командир недовольно пожал плечами, но пошел строить своих подчиненных. Строились они долго, с криками и спорами, но, когда Леонид появился на крыльце, гомон смолк. Все смотрели на него, но смотрели недобро, а он разглядывал строй — и настроение его падало с каждой секундой. Шеренги стояли не только не по ранжиру, но изломанно, криво, кое-как. Винтовки держали кому как удобнее: кто на плече, кто за спиной, по-казачьи, а кто вообще опирался на них, будто в ногах уже не было сил. «Хлебну я с ними…» — невесело подумал он, но тут же отогнал эту мысль и коротко доложил, кто он и где воевал.

— Разрешаю задавать вопросы.

— Ух ты, какой! Разрешает он нам. Происхождение?

— Из дворян, — он опять вспомнил о бритве, очень огорчился и отвечал почти машинально.

— Белая кость, значит? А жена?

— И жена. Дочь генерала, инвалида Японской войны.

— Как относишься к новой власти?

— Если новая власть поможет нам с вами остановить разруху и вернуть России ее былую мощь, готов служить с честью.

Впервые зашумели одобрительно, кое-где Старшов подметил улыбки. Видимо, отряду нравилась его откровенность.

— Тихо! — Он поднял руку. — Я понимаю главную цель новой власти как создание боеспособных вооруженных сил, а в конечном счете — обновленной армии. Основой всякой армии является строжайшая дисциплина…

— Чего?..

— Ишь куда загинает!

— Повторяю: без дисциплины не будет никакой армии. А я хочу сделать из нашего отряда сильную боевую часть, умеющую активно наступать и стойко обороняться. Вы — волонтеры…

— Чего такое?

— Добровольцы. Вы по собственной охоте взяли оружие в руки. Может быть, я ошибаюсь?

— Да вроде нет.

— А коли так, то с сегодняшнего дня, с этого вот самого часа, вы вступаете в службу, основа которой есть исполнение воинского долга. Такого же, как у меня: долга перед отечеством. — Он повернулся к Затырину. — Вас прошу составить список отряда с указанием возрастов и прохождения службы, если таковая у кого-нибудь была. Начнем с разбивки отряда на отделения, строевой подготовки и учебных стрельб. У меня все.

— Можно распускать? — спросил Затырин.

— Распускать никого не будем, а разойтись можно.

Отряд дружелюбно рассмеялся, и чей-то молодой голос выкрикнул:

— Подседлал нас офицерик!

— Что еще за офицерик? — сердито крикнул командир. — Ты, Петька? Я тебе покажу офицерика! Товарищ военный руководитель или проще — товарищ, военрук. Всем ясно? Петька, смотайся ко мне: пусть комнату для товарища военрука приготовят.

Старшов с трудом сдержал невеселую усмешку, расценив это как желание не спускать с него глаз и по ночам. Но поторопился, поскольку Илья Антонович, как только они вернулись в комнату, тут же написал какую-то бумажку, оттиснул на ней самодельный штамп, протянул:

— Пойдешь в отдел снабжения — тут адрес указан. Станешь на учет, получишь паек и все что положено. Я пока списками займусь, а тебя жду часам к шести.

— Утром, — сказал Старшов. — Я бритву забыл в резерве. Завтра к восьми прибуду.

Старшов никогда не был в Петербурге, но давно уже выработал в себе умение ориентироваться. Утром они ехали на трамвае с двумя пересадками, он запомнил номера и