Библия Раджниша. Том 3. Книга 2 - Бхагаван Раджниш

Если вы можете помнить, что неизвестно, что будет завтра, то тогда жизнь должна быть также и интенсивнее.

Вернувшись, я опять слушаю музыку. Затем я повторяю те же самые обычные действия: иду в ванную, иду в бассейн, иду в холодный душ. Затем я ужинаю, всегда одно и то же. Я не знаю, почему это называется ужином - ведь еда такая же, как утром. По крайней мере, насколько я понимаю, другого слова не надо, не требуется. А если говорить об обеде, то я не знаю, что означает это слово, потому что у меня никогда нет обеда — просто та же самая еда, что и утром, абсолютно та же самая.

Мой повар изобрел кое-что новое - лепешка, сделанная из растения дахл. Она очень вкусная, и, вероятно, моя кухня является единственным местом, где ее готовят (в Индии таких лепешек не пекут). У моего повара десятки рецептов разных лепешек, но я выбрал только два: на утро и на вечер. Но заканчиваю я свой ленч стаканом сока, что и утром, потому что я не допущу, чтобы что-нибудь появилось еще, кроме сока. Я заканчиваю свой ужин (так называемый ужин) стаканом сока, а потом я с нетерпением жду Шилу, которая приносит мне вопросы.

Вы не будете ждать встречи со мной с таким нетерпением, как я должен ждать встречи с вами. Вы не знаете, что я намерен вам сказать. Вот почему я продолжаю очень многое забывать. Вот цочему вчера после завтрака я забыл, что должен был отправиться куда-то еще; ведь у меня нет подготовленных речей. Я просто говорю с вами, как если бы я говорил с собой — я говорю так, как вы думаете. Я не думаю, поэтому нет проблем с подготовкой: я начинаю говорить. Говорить не думая, это может показаться немного странным.

Вот только вчера я оставил Махавиру стоящим, я куда-то поехал еще и забыл об этом. Теперь я вспомнил, потому что это — не Индия; сейчас очень холодно, а я оставил его вчера обнаженным и полностью забыл об этом. Должно быть, он сейчас уже сильно сердится.

Каким бы он ни был спокойным, он должен рассердиться, потому что пробыл слишком долго в Орегоне, в ужасном холоде, при отрицательной температуре. Но что я могу сделать? У меня нет никакой определенной дороги. Я не двигаюсь по рельсам, как поезд. Я двигаюсь, как река, непредсказуемо даже для самого себя.

Позвольте мне закончить с бедным Махавирой и отпустить его, иначе я опять сойду с дороги. Я говорил вам, что Махавира стоял с закрытыми глазами. Какой-то человек подошел к нему с коровами и попросил его: «Так как вы стоите здесь, присмотрите за моими коровами, пожалуйста. Они пасутся. Я скоро вернусь». Он даже не обратил внимания на то, что этот человек не сказал ему ни да, ни нет, а он молчал уже двенадцать лет.

Человек ушел: ему надо было сделать какое-то важное дело; когда он вернулся, он обнаружил, что его коровы забрели в джунгли. Он обнаружил, что Махавира все еще стоит там, и он спросил: «Мистер, где мои коровы?» Махавира не ответил ему, и человек пришел в ярость. Он сказал: «Кажется, ты вор. Ты украл моих коров, а теперь стоишь здесь с закрытыми глазами, голый, как будто ты великий святой. Сначала скажи мне, где мои коровы?»

Но Махавира даже не открыл глаз, поэтому человек спросил: «Ты глухой или притворяешься глухим? Я тебе покажу!» Этот человек очень рассердился: все его коровы пропали, а Махавира ничего не делал, он просто стоял и не мог даже присмотреть за ними. Человек так рассердился, что, как говорят, он взял два куска дерева и вбил их в уши Махавиры: « Теперь ты по-настоящему будешь глухим!» Однако Махавира продолжал стоять, как стоял прежде. Вероятно, с тех пор он был глухим всю жизнь.

Но для Учителя не нужны уши. Все, что ему надо, - это язык, а он у него был. Фактически, мой опыт - это то, что люди, такие , как я, иногда становятся глухими. Они не пользуются ушами. Вот почему я слушаю музыку - я не хочу стать глухим. Ушам нужна работа, иначе ваши уши не используются.

Я продолжаю забывать такие вещи... во многих местах, по той простой причине, что... Я не думаю, что кто-нибудь может вести беседу спонтанно, так, как это делаю я. И я не представлял, что моя «спонтанность» будет оказывать такое влияние на людей. Я не оратор, я никогда не обучался этому искусству. Я просто говорю, как я говорю, когда вы встречаетесь со мной лично. Я не вижу никакой разницы.

Но один человек, который первым меня познакомил с Западом, Аубрей Менен... Это англо-индийский журналист, очень известный, но живет он в Англии. Именно он первым познакомил меня с Западом. Он написал первую книгу, в которой упоминалось обо мне. Название книги - «Новые листики». Он не только упомянул обо мне, но на обложке книги он поместил мою фотографию.

Я не мог поверить тому, что он написал обо мне. Он писал, что он слушал величайших ораторов нашей эпохи — Уинстона Черчилля, Адольфа Гитлера, Джавахарлала Неру, президента Кеннеди, — он удушал их всех. Сидя очень близко к ним, в первом ряду, так как он был ведущим журналистом. И он говорит, что никто не оказал на него такого влияния, как я. Он не только сравнивает меня с Адольфом Гитлером, президентом Кеннеди, Уинстоном Черчиллем и Джавахарлалом Неру, но он считает, что я самый хороший оратор из всех, кого он встречал. Это было удивительно, так как я вообще не оратор.

Я не смог поверить своим глазам. Я сказал: «О чем говорит этот человек? Адольф Гитлер был великим оратором, Кеннеди был великим оратором, Джавахарлал Неру был великим оратором, Уинстон Черчилль был великим оратором, а он сравнивает меня с ними, хотя я вовсе не оратор. Что на него так подействовало?»

Он сказал: «Что подействовало на меня больше всего, так это то, что этот человек совершенно не готовился. Он не знал, что он скажет в следующий момент, но каким-то образом все выстраивалось в одну линию. Его предложения являются короткими, разговор напоминает беседу двух человек, а не выступление перед толпой». Когда вы говорите с толпой, вы говорите со стенами: вы не являетесь при этом человеком.

Уинстон Черчилль говорил, что когда он начал выступать с речами и стал оратором, он очень нервничал. Позже он говорил правдиво, что он продолжал нервничать, когда стоял на подиуме; он продолжал чувствовать ту самую нервозность, которую он чувствовал в самом начале своей карьеры - шестьдесят лет тому назад. Но на помощь всегда приходит один и тот же трюк. Что же это за трюк? Им, вероятно, пользовались многие ораторы. Он объяснил так: «Первое, что я мысленно повторяю, — это то, что все эти люди идиоты; вам не нужно их бояться. И как только я внушу себе, что все они идиоты, я начинаю говорить. Кто же боится идиотов? И тогда слова нанизываются одно на другое, затем набирается сила, затем начинаешь работать, как компьютер».

Все ваши велик.ие ораторы всего лишь повторяют речи, написанные для них секретарями. Секретарь Джавахарлала рассказал мне, что именно он написал все его речи. Он не только рассказал мне об этом, но и написал в своих мемуарах, что все знаменитые речи, которыми славился Джавахарлал, были написаны им. Перед выступлением Джавахарлал обычно бегло просматривал речь и намечал, как ему надо прочитать ее.

Но у меня все по-другому. Вы не идиоты. Я говорю с людьми, которые потенциально являются просветленными. Я говорю с вами с огромным уважением и любовью. И я никогда не испытываю никакой нервозности, потому что я не оратор, я просто беседую с вами. Следовательно, это должно было случиться уже много раз: я расскажу вам лишь половину истории, а .потом, куда бы ни дул ветер, мое облако будет двигаться. Я никогда не делал никаких усилий, чтобы было по-другому.

Я хочу оставаться абсолютно естественным. И я хочу, чтобы вы слушали меня естественно.

Точно так же, как я не знаю, что я намерен вам сказать, и вы должны быть в таком же состоянии «пустоты», когда вы не знаете, что вы услышите.

В этом случае возникает возможность передачи чего-то, что содержится не в слове, а сопровождает слово, подобно тени или запаху.

Тогда слово придет, вы услышите это слово, но чудный аромат войдет в вас и взволнует ваше сердце.

Я направляю свои усилия на то, чтобы не воздействовать на ваш ум; это похоже на игру в любовь с вашим сердцем.

Мои беседы — это разговор сердца с сердцем, а не риторика.

Не огромные лекции, а простые человеческие беседы.

Простите меня, но я намерен сохранить этот порядок, но вы всегда можете напомнить мне, что я оставил кое-что в середине. Я могу всегда заполнить этот разрыв. Я бы хотел его заполнить, но что я„могу поделать? Существует так много того, что надо сказать - и нечего сказать.

Вы можете помнить мою проблему: надо так много сказать, что даже если я буду жить несколько жизней, эта проблема будет существовать для меня, так как то, что я хочу дать вам, - это совсем не то, что можно выразить словами. Я живу с этой давней дилеммой, но все время пытаюсь найти какую-то середину, и у меня появилось ощущение, что я нашел эту середину.

Однажды я услышал одну историю. Когда Бог создавал человека, он был, конечно, просто любителем. Он пересушил человека и получился негр. Бог сказал: «Иисус, что случилось с этим человеком». Негр сказал: «Ты меня слишком запек».