Маленький красный дом - Андерссон Лив

Я ответила на звонок.

Баритон произнес:

– Я ищу Нору.

– Это я, – проговорила я, затаив дыхание.

– Нора, это офицер Дерек Прессман. Моя жена сказала, что вы звонили. – Он сделал паузу, затем приглушенным тоном: – О кризисном консультировании.

– Да, видите ли… На самом деле это касается Джеймса. Я не кризисный психолог. Меня зовут Констанс. Я… друг Джеймса. Он заверил, что я могу вам доверять.

Тишина на другом конце провода. Я уже начала думать, что он повесил трубку, когда он сказал:

– Продолжайте.

– Как он?

– Не очень хорошо.

Я выпалила:

– Он не был пьян и не употреблял наркотики.

– Откуда вам знать?

– Я была с ним в ту ночь. – Сделав глубокий вдох, я заставила себя замедлиться, подумать. – У меня есть кое-какая информация. Информация, которая может подтвердить, что это не было несчастным случаем.

Еще одна долгая пауза.

– Где вы?

Я не хотела давать ему свой адрес. По крайней мере, пока я сама не смогу убедиться, что могу ему доверять.

– Встретимся в городе. В тако-шопе рядом с ночлежкой.

– Мне нужен час, – сказал он. – Я буду одет в ярко-красную толстовку. И Констанс…

– Да?

– Никому не говорите.

* * *

Все следы вчерашних штормов исчезли, и центр Нихлы превратился в ту же пыльную чашу, которую я видела в свой первый день. Улица казалась пустынной. Я смотрела, как ворон ковыряет целый мягкий крендель на улице перед пансионом, и думала об Эми и превратностях судьбы. С таким же успехом это могло быть мое тело в мусорном мешке рядом с шоссе. Если бы я только открыла дверь той ночью, она, возможно, была бы все еще жива.

Взглянув на часы в «Integra», я поняла, что пришла на тридцать минут раньше, и вылезла из машины. Мне нужно было пройтись. Я шла по главной дороге, заблудившись в мрачном лабиринте мыслей, пока не добралась до хозяйственного магазина. Снаружи у внешнего фасада вертикально стоял детский бассейн, изображение улыбающегося щенка на литом синем пластике будто высмеивало мое беспокойство. Рядом с ним притулились два походных стула со спинками, и Стелла, кассирша, полулежала на одном из них с сигаретой, зажатой в пальцах.

– Я так и думала, что ты вернешься. – Она глубоко затянулась, прежде чем бросить окурок на землю и затушить носком кроссовки.

Я без приглашения села рядом с ней.

– Я говорила с Джосайей.

Она кивнула, хотя обветренное лицо осталось бесстрастным. Ее дыхание было хриплым, рука дрожала, и я заметила ватный тампон и пластырь на сгибе ее локтя, кожа вокруг него была желтой от синяков. Ей потребовалась целая минута, чтобы встать, и она вошла в магазин, не сказав больше ни слова. Я последовала за ней внутрь.

Там было пусто, если не считать нас двоих. Стелла исчезла в подсобке, и я подумала, что она ушла навсегда, но она вернулась с термосом в руке, выпила его содержимое короткими глотками, скривив рот от боли.

– Рак горла. – Она откинула голову назад и поморщилась. – Даже старая добрая вода – это мука. Мне следовало бросить курить много лет назад. Люди в моей семье никогда не слушают. Но ты вряд ли хочешь слушать о проблемах старой леди. У тебя есть и свои.

– Мне жаль, – промямлила я, не зная, что следует говорить в подобных ситуациях. Затем спросила: – Вы знаете, что умерла еще одна женщина?

– Слышала.

Я покачала головой, сердитая и сбитая с толку.

– Сколько в этом году получается?

Стелла уставилась в свой термос, как будто там был ответ на мой вопрос. После многозначительного молчания она пожала костлявыми плечами.

– Я перестала следить.

– А я нет. Четыре. Четыре женщины за пять месяцев.

Когда Стелла не ответила, даже не согласилась со сказанным, я выхватила термос из ее рук и отложила его в сторону. Я присела на корточки, чтобы смотреть прямо ей в лицо.

– Ты назвала мне имя Джосайи не просто так. Почему?

Она отвернулась.

– Черт возьми! – Я хлопнула ладонью по стойке. – Мой дом – ключ ко всему этому. Теперь я это понимаю. Я знаю, что раньше он принадлежал женщине по имени Флора Фуэнтес. Я знаю, что она погибла при пожаре. – Я обошла прилавок и снова посмотрела в печальные, пустые глаза Стеллы. – Я знаю, что двое мужчин умерли в тюрьме за преступления, которых они не совершали. Я знаю, что дочь моей матери исчезла в Нихле много лет назад и так и не была найдена. – Я чувствовала, как у меня стучит в висках, как сжимается грудь. Лицо Стеллы побледнело. Мне было все равно. – Я знаю, что у жителей Нихлы есть какая-то идиотская вера в то, что, если они подставят другую щеку, их дети будут спасены.

– Это не так! – Ее слова вырывались гортанным хрипом, глаза сверкали огнем. – Ты не имеешь права врываться в город, думая, что понимаешь нас! Потому что не понимаешь – да и не можешь.

– Так скажи мне. Объясни мне это. Для начала – почему ты назвала мне имя Джосайи?

Звякнул колокольчик на двери, и в магазин вошел мужчина. Он взглянул на нас и быстро отвел взгляд. Я отступила на несколько шагов назад, подальше от Стеллы, опустошенная. Не было смысла тут задерживаться.

Когда я уходила, она что-то прошептала.

– Что? – переспросила я разворачиваясь.

– Джосайя Смит в долгу. Перед девочками, которые потерялись. Перед… ну, перед другими, кто пострадал.

– Перед людьми, которых несправедливо обвинили?

Она покачала головой.

– Те люди уже ушли. Но не ты.

– Я? Какое я имею отношение к покаянию Джосайи?

– Прямое. – Она моргнула и вытерла глаза обветренной рукой. – Ты, Констанс, дочь убийцы.

Глава сорок третья

Ева ФостерНихла, Нью-Мехико – 1997 год

Ева проехала на джипе по Мэд-Дог-роуд мимо других домов, повернула направо и припарковала машину на обочине дороги, подальше от дома Флоры. Она сняла номерной знак и сунула его в сумочку – лучше пресечь любой шанс, что местные копы свяжут машину с ней. Затем она достала из багажника темно-серое вязаное пончо, надела его и натянула на голову капюшон, убедившись, что темный кудрявый парик будет торчать из-под него. К этому она добавила большие солнцезащитные очки и шарф. По задумке, если бы ее увидели какие-нибудь соседи, их описание сбило бы с ее следа кого угодно.

Она неторопливо шла по улице, стараясь выглядеть так, будто ей здесь самое место, однако ее сердце бешено колотилось, а в животе образовался узел. Спрятаться было негде. Она чувствовала себя беззащитной и все больше злилась, пока продвигалась по Мэд-Дог. Если бы полиция отнеслась к ней серьезно, ей не нужно было бы скрываться. Она бы позвонила им сейчас и сообщила о крови в гараже, но она чертовски хорошо знала, что они ничего не предпримут, разве что выгонят ее из города. По ее мнению, они были соучастниками – такими же виновными, как и Кайл.

Она добралась до дома и обошла его. В задней части здания было только одно окно, и оно находилось слишком высоко от земли, чтобы Ева могла дотянуться. Другая длинная сторона была защищена от прямой видимости соседей, но просматривалась с дороги. Два больших окна располагались близко к земле. Машин не было, и только пустыня, простиравшаяся, казалось, в вечность, станет свидетелем. Ева рискнет.

Она сняла пончо, обернула его вокруг запястья руки и ударила кулаком в стекло того окна, что располагалось ближе к задней части дома. Она проделала это еще два раза, стараясь избегать осколков, пока не смогла просунуть руку сквозь занавеску, открыть и поднять сдвижную раму. Перелезла через подоконник и очутилась в тесной ванной. Ева сделала все возможное, чтобы очистить свою одежду и оконную раму от осколков, прежде чем задернуть занавеску.

В ванной пахло лимонным дезинфицирующим средством и детским шампунем. В углу стояла пластиковая корзина, в которой лежала горсть резиновых игрушек и непромокаемых книг. Единственное желтое полотенце было накинуто на раковину из нержавеющей стали, а под открытой трубой раковины лежала детская пластмассовая расческа. Пятно протечки растекалось по стене от потолка до окна, отчего казалось, что веселая желтая краска слишком навязчива.