Николай II (Том II) - А. Сахаров (редактор)

От юга – зюд, как говорят моряки – от турецких берегов шла зыбь, на которой Императорскую яхту, идущую приличным крейсерским ходом в 18 узлов, слегка покачивало. Николаю надоело сидеть в кресле, он встал, чтобы слегка размять ноги, и подошёл к лееру левого борта. С детства он вырабатывал в себе прямую осанку и мог стоять часами, не прислоняясь ни к чему и не облокачиваясь. Даже теперь, несмотря на лёгкую бортовую качку корабля, он твёрдо стоял на палубе. Его задумчивый взгляд ушёл за горизонт, туда, где в нескольких сотнях миль на юго-юго-западе лежали столь вожделенные для его военных и дипломатов Константинополь и Проливы.

«Турцию сейчас все европейские политики и дипломаты называют «больным человеком Европы», наследство которого нужно разделить заранее… – вернулся он мыслями к высокой политике. – Но Балканские войны показали, что даже наши самые крикливые друзья славяне на Балканах совсем не хотят, чтобы Россия получила из наследства Оттоманской империи Босфор и Дарданеллы… Не говоря уже об обманщике Вильгельме, развалине Франце Иосифе[105] и вроде бы благородном Георге Английском… Хотя на словах и Вилли, и Георг, и даже наш самый близкий французский союзник Пуанкаре не отрицают, что Проливы – важнейшая и жизненно необходимая для России цель в Европе… Но на деле они всячески чинят нам препятствия в достижении этой цели… Ну что ж! Мы пока подождём и не будем втягиваться в войну только ради вступления в Царьград… Бог даст, Россия наберёт через пяток – десяток лет такую мощь, что и воевать не понадобится, и Проливы как спелый плод упадут к нашим ногам… К тому времени на верфях в Николаеве, где ещё несколько лет тому назад была голая степь, построят не менее дюжины таких линейных кораблей, перед которыми спасуют лучшие дредноуты германского Флота Открытого моря и британского Гранд-флита!.. А теперь с этими дипломатами вроде Извольского или Сазонова, которые больше суетятся, чем дело делают, и морским министром Григоровичем, который дальше Балтики не видит, каши не сваришь…»

Под свежим вечерним ветром над морем, задувавшим под навес на юте, Государь немного продрог. Он круто повернулся на гладкой палубе и направился в салон-столовую, где на столе был уже накрыт вечерний чай. Семья была вся в сборе. Помолившись перед едой и возблагодарив Бога за пищу, хозяин стола принялся сам разливать чай. Настроение у всех было великолепным…

…Наутро, в 10 часов, при дивной погоде «Штандарт» входил в порт Констанцы. Царская Семья стояла на променад-деке – Государь и Императрица чуть впереди, Наследник Цесаревич – впереди своих сестёр, отступя на один шаг от них. Пока яхта швартовалась к молу и спускался Царский трап, Николай рассказывал Аликс кое-что о румынских хозяевах. Он припомнил, что Карл до избрания его румынским королём служил в Кобленце в первом гвардейском драгунском полку в чине капитана и пользовался безупречной репутацией.

Ники напомнил супруге и романтическую историю про королеву Елизавету. В девичестве её звали Паулина Елизавета Одилия Луиза Вид, и она была единственной дочерью германского владетельного князя Германа Видней-Вид и принцессы Марии Нассауской. С принцем Карлом Гогенцоллерном она познакомилась случайно – на одном из балов она поскользнулась, и оказавшийся рядом принц успел подхватить её в свои объятия. Девушка была так хороша, что принц не разжимал этих объятий почти до самых четырёх брачных церемоний. Сначала принц и принцесса вступили в брак гражданским порядком на основе германского Свода гражданских законов. Затем венчались по лютеранскому обряду – религия невесты, католическому – религия жениха, и православному – для того, чтобы брак имел законную силу в Румынии, где предстояло править Карлу.

О достоинствах королевы Елизаветы Аликс смогла сама рассказать Николаю, ибо по-женски это лучше понимала. Королева была, по словам Государыни, романтической женщиной, меломанкой и меценаткой. Она серьёзно занималась литературой, публикуя свои поэтические произведения под псевдонимом Кармен Сильва…

Встречали русских гостей только король Карл и его наследник Фердинанд – оба высокие, черноволосые. Короля, правда, согнули несколько старческие недуги, и седина посеребрила густые ещё волосы, а наследник выглядел хоть куда, браво и молодцевато.

Встреча была торжественная и очень радушная. После протокольных приветствий и парада все поехали завтракать по-семейному в Павильон королевы со стеклянными стенами, который построили для неё на самом конце мола, далеко уходящем в море. Здесь королева Елизавета, потерявшая былую подвижность, любила проводить свои дни, особенно во время штормов, когда брызги от волн летели на стекло стен. Здесь она творила, музицировала, принимала художников, музыкантов, литераторов и учёных.

Из-за присутствия дам о политике на завтраке не говорили.

Зато королева очень поэтично вспоминала, как она, будучи молодой девушкой, гостила в России у своей тётки, великой княгини Елены Павловны. Королева Елизавета проявила глубокую осведомлённость в том, что «tante Helen»[106] принимала горячее участие в деле освобождения крестьян от крепостного рабства, а также оказывала покровительство многим видным деятелям русской науки и культуры.

Государь и Императрица чувствовали себя в стеклянном павильоне, все окна которого по случаю жары были раскрыты, как дома. Было заметно, что Ники с Аликс просто очаровали королевскую семью. Старые король и королева к концу завтрака стали обращаться к Государю и Государыне таким тоном, каким пожилые люди, сами не замечая этого, говорят с людьми гораздо моложе себя, вызывающими их особенное расположение.

Гостям было очень приятно беседовать в тёплом семейном кругу. «А ведь король Карл, хотя и происходит из рода Гогенцоллернов, вовсе не так груб и самовлюблён, как двоюродный братец Вилли и его ближайшая немецкая родня… – подумал Николай Александрович. – Хотя он немножко чопорен по-старомодному, но умён и добр…»

Ники и Аликс с удовольствием пригласили королевскую чету, а также семью наследника Фердинанда с супругой и старшим сыном на осень в Ливадию. Алексей при всех этих разговорах смирно сидел за столом. Ему страшно хотелось побегать и пошалить, но он свято выполнял свой царский долг, как внушал ему отец.

Великим княжнам было ужасно скучно, хотя старая королева и её рассказы о Михайловском замке в Петербурге, обществе, которое там собиралось в первую половину царствования прадедушки Александра Второго, были очень милы. Девицы за столом незаметно для других перемигивались и сочувственно улыбались Ольге, от которой почти не отводил глаз принц Кароль, сын престолонаследника. Но на Ольгу его взгляды не действовали, и взаимной пылкостью она ему не ответила.

В манерах королевы Елизаветы не было и следа королевской чопорности, заносчивости и фанаберии, столь характерных для петербургских Дворов – Большого и малых. Аликс чувствовала себя много свободнее и приятнее, чем в церемонной атмосфере российских Императорских дворцов…

Лишь поздним вечером, после многочисленных протокольных мероприятий, Царская Семья по улицам, вдоль которых стояли шпалеры солдат, державших каждый зажжённый факел, вернулась в порт и на «Штандарт». Вместе с гостеприимной королевской семьёй гости полюбовались с променад-дека иллюминацией города и кораблей в порту, парадом солдат с факелами. Очень тепло две Семьи попрощались с надеждой на скорую встречу. Ольга дала поцеловать руку принцу Каролю, что сёстры восприняли неожиданно серьёзно. Всё говорило, что визит в Констанцу удался.

Незадолго до полуночи «Штандарт» отошёл от мола и по спокойному морю, ярко освещённому полной луной, взял курс на Одессу.

Часть II

ИНТРИГИ И ВОЙНА

34

Почти новый, существующий всего пять лет, императорский вокзал в Потсдаме не перестал ещё радовать его величество Кайзера Германской империи Вильгельма Второго своими изысканными архитектурными чертами английского коттеджного стиля, хотя император в последние месяцы испытывал всё большее раздражение от политики туманного Альбиона. Он одновременно ненавидел и уважал Британскую империю за её мощь и силу Гранд-флита, ловкость дипломатии Уайт-холла, избегавшего прочных и длительных союзов с кем бы то ни было и умевшего, как никто другой, натравливать континентальные страны друг на друга. Вильгельм любил и ценил английский образ жизни и особенно – английскую архитектуру, возродившую в прошлом веке готический стиль, такой близкий душевному настрою Кайзера.

Император надеялся и верил, что в большой европейской войне, приближение которой всё острее ощущали во всех европейских столицах, великая островная империя останется нейтральной, несмотря на какие-то совсем не характерные для неё конвенции с легкомысленным Парижем. Вильгельм был уверен, что его мощный Флот Открытого моря, созданный за последние годы и мало чем уступающий британскому, заставит лондонских стратегов не искать с ним прямой схватки. А чем ещё Британия могла бы потрясти Европу и защитить Францию? Дивизиями и корпусами, которых у неё нет? А если бы и были, то вряд ли Англия успеет их перевезти на континент и развернуть в боевые порядки – ведь вся война против Франции и России будет длиться шесть – восемь недель. Так рассчитали самые лучшие в мире германские генералы… Разумеется, при условии, что удастся повернуть упрямых австрийцев от Сербии и Италии, куда нацелила Вена свою армию, на Россию, которую Австро-Венгрия должна будет сдерживать всего лишь шесть недель, потребных для полного разгрома Франции. А затем… Русская армия, которая к этому сроку никак не сможет закончить мобилизацию из-за отсутствия сети стратегических железных дорог, будет раздавлена соединёнными силами Центральных держав…