Легенда советской разведки - Н. Кузнецов - Теодор Гладков

Иногда Кузнецов ловил себя на мысли, что не испытывает к таким немцам личной ненависти, порой даже жалеет их, потому как не по своей воле очутились на этой чужой и враждебной им земле.

Да, они не были нацистами, фанатиками-эсэсовцами, но если бы догадались, что обер-лейтенант Зиберт, их добрый приятель, на самом деле русский разведчик, — не колеблясь, арестовали. Потому что никогда не пошли бы на нарушение своего солдатского долга. В лучшем случае — оставили бы в пустой комнате, положив на стол пистолет с одним-единственным патроном…

Поэтому он, Николай Кузнецов, постоянно должен был быть настроен на опасность. Подсознательно он взвешивал все: слова, которые произносил при покупке пачки сигарет, газеты или билета в кино, размер чаевых официантке в кафе, сумму, которую можно, не вызывая подозрений, проиграть в казино. Малейшая ошибка, фальшь, малейшая непохожесть на того, кем он должен был быть, могли стать роковыми, привести к провалу.

Кузнецов никогда не забывал, что гитлеровцы предполагают существование в городе советских разведчиков и предпринимают соответствующие меры — ищут, что для этого у них существуют служба безопасности и военная контрразведка, где работают не дилетанты, а опытные профессионалы, насадившие повсюду своих секретных осведомителей из числа местных жителей. Он понимал, что для успеха своей работы должен обдумывать не только каждый поступок, но и предвидеть действия противника.

В нелегальной разведке ничто нельзя делить на особо важное и второстепенное. Важно все. Роль офицера вермахта Зиберта Кузнецов готовил много недель, но только в Ровно обнаружилось, что знает он далеко не все, потому что там, за линией фронта, на своей стороне просто невозможно учесть каждую мелочь, с которой приходится считаться здесь. Именно с этих позиций анализировали Кузнецов и его руководители в отряде каждый случай проверки документов обер-лейтенанта Зиберта. Впервые это случилось в декабре 1942 года, когда в казино, где он находился, зашел патруль фельджандармов во главе с офицером. Изучив документы Зиберта, обер-лейтенант фельджандармерии молча козырнул и перешел к следующему столику. Кузнецов сразу стал чувствовать себя увереннее и раскованнее.

Теперь он не боялся даже выяснения отношений. Так, 23 мая 1943 года, когда поздно вечером он шел по улице Коновальца вместе с неким Шварце сотрудником штаба организации рейхслейтера Заукеля, занимающейся угоном населения в Германию, их остановил патруль. Шварце, у которого не было пропуска для ночного хождения по городу, очень напугался возможных неприятностей. Но Зиберт так энергично вступился за него, что старший патруля не стал задерживать спутника настырного обер-лейтенанта. А признательный Шварце еще долго восхищался выдержкой и поведением Зиберта.

3 июля 1943 года Кузнецова останавливали трижды — своеобразный рекорд. Два раза его удостоверение проверяли офицерские патрули. В третий раз обер-лейтенанта Зиберта остановил пехотный полковник. Внимательно просмотрев предъявленные ему документы, полковник неожиданно спросил, где обер-лейтенант обычно обедает. Зиберт назвал два-три места.

— Странно, — пробурчал полковник, — я знаю в лицо почти всех офицеров гарнизона, но вас вижу впервые.

Зиберт вежливо объяснил, что он не служит в городе постоянно, но лишь наезжает от случая к случаю, в зависимости от служебных заданий.

У полковника, видимо, действительно была на редкость хорошая зрительная память. Но документы Зиберта были в полном порядке, да и держался он совершенно спокойно. На самом деле Кузнецов был встревожен. Тройная проверка в один день могла быть и совпадением, но могла объясняться и какими-то промахами с его стороны, наконец, не исключалась и более серьезная подоплека. В отряде решили, что на всякий случай ему лучше переждать и не показываться в городе некоторое время.

Впоследствии выяснилось, что 3 июля в очередной раз ожидался приезд в Ровно рейхсминистра Альфреда Розенберга. В этой связи на центральных улицах документы проверяли у всех без исключения.

Положение Зиберта в Ровно было особенным: мало того, что он не был настоящим офицером вермахта, он вообще не имел никакого отношения к какому-либо официальному учреждению, военному или гражданскому. Нужные для него знакомства он заводил частным образом. Почти каждый новый знакомый рано или поздно представлял Зиберта своим друзьям уже как приятеля.

Из-за своего нелегального по сути положения Кузнецов не мог пользоваться постоянными квартирами — это было связано с регистрацией в военной комендатуре, а самая элементарная проверка, пади на него хоть тень подозрения, непременно установила бы, что никакой обер-лейтенант Пауль Вильгельм Зиберт в «Викдо» не числится. Поэтому некоторые знакомства Кузнецов заводил лишь с целью получения квартир, где можно было бы остановиться без риска в случае необходимости.

Обойтись без таких случайных знакомств Кузнецов не мог, но один случай вынудил его подходить к ним с большей осторожностью и лишь по крайней необходимости.

Однажды на улице Кузнецов познакомился с молодой красивой немкой по имени Лотта Хайне. Его крайне заинтересовало то, что, как выявилось в разговоре, Хайне служила в штабе командующего немецкими войсками на Украине генерала Китцингера.

Они погуляли по Дойчештрассе, болтали о всяких пустяках. Зиберт немного ухаживал, Хайне немного флиртовала. При прощании договорились встретиться на следующий день в восемь часов вечера возле парка.

Минули сутки. И с каждым часом приближения условленной встречи Кузнецова охватывало чувство смутного беспокойства. Ни в словах, ни в поведении Хайне не было вроде бы ничего особенного, странного, но все же он не мог отделаться от неосознанной тревоги. В какой-то миг он даже готов был отказаться от свидания, но тут же прогнал эту мысль. Кузнецов в определенной мере считался со своей интуицией разведчика, но никогда не позволял ей брать верх над разумом и волей.

К месту встречи с Лоттой Николай Иванович подходил без десяти восемь предельно собранный. По вошедшей в кровь и плоть привычке еще издали с обостренным вниманием обежал взором вход в парк, сходящиеся к нему аллеи, прилегающие дома. И неприятно екнуло сердце. Хайне его уже ожидала, что противоречило нормальной практике первого свидания, когда девушка должна непременно немного опоздать. Но, кроме нее, были и другие люди: у входа в центр прогуливались по тротуару три эсэсовца. Еще двое в штатском стояли на углу возле большого черного автомобиля, а неподалеку от Хайне кто-то в штатском, сидя на скамейке, читал газету… Чувствовалось, что эти люди друг с другом связаны, кого-то ждут. Что делать? Первая мысль — повернуть назад. Невозможно. Не исключено, что сзади уже кто-нибудь только и ждет, что он остановится, к тому же эсэсовцы на тротуаре его заметили и вели уже тяжелыми, цепкими взглядами. Продолжая неторопливо приближаться к парку, Кузнецов думал: если он разоблачен, то отступать поздно. Но если немке ее новый знакомый просто показался подозрительным, тогда… Накануне Хайне видела его во френче. Сейчас на нем был темный офицерский плащ с пелериной без погон, скрывавший особые приметы, которые она могла бы описать офицерам СД: крест, ленточку в петлице, знак отличия раненого. Фуражку он всегда надвигал низко на лоб, усов, которые женщины запоминают в первую очередь, он не носил, очков тоже.

Спокойно, как ни в чем не бывало, не ускорив шаг и не повернув в сторону немки головы, он прошел мимо места свидания. Краем глаза уловив на одном из эсэсовцев погоны майора, первый подбросил к козырьку ладонь. Это было очень кстати — немка стояла по отношению к нему справа, потому, козырнув старшему по званию, он получил возможность, не вызвав ни малейшего подозрения, закрыть рукой свое лицо на несколько самых опасных секунд. Теперь только не оглядываться, только не спешить…

Преследования не было. Хайне не узнала обер-лейтенанта Зиберта, когда тот прошел мимо нее.

После возвращения Кузнецова в отряд в штабе обсуждали эту историю: пытались в ней разобраться.

Три версии имели право на существование. Первое — совпадение, эсэсовцы ждали на этом месте и в это же время кого-то другого, быть может, своего товарища.

Вторая — Хайне действительно лишь служащая штаба Китцингера, но она заподозрила в чем-то своего случайного знакомого и дала знать в СД.

Наконец, третья, самая серьезная: служба безопасности сама взяла на заметку чересчур общительного офицера и специально подставила ему для знакомства свою сотрудницу как приманку. Последнюю версию можно было бы снять, если бы Кузнецов был твердо уверен, что именно он сделал первый шаг к знакомству с Хайне, но у него такой убежденности не было. В любом случае ему следовало поступить так, как он и поступил. Подальше от греха, ибо, как известно не только разведчикам, береженого и Бог бережет.