Замок ледяной розы (СИ) - Снегова Анна

У меня непременно получится! Я ничего не сожгу, не взорву и не сломаю! Наверное.

Так уговариваю себя, сидя на корточках возле большого сугроба у задней стены нашего дома. Обычно ,когда расчищаю дорожки лопатой, я скидываю туда снег, так что за последнее время набралась приличная куча. Идеальное место для моих экспериментов с магией.

Может, хоть так смогу дать выход напряжению, которое всё копится внутри меня, закручивается тугой пружиной и грозит вот-вот разорвать на части.

Очень осторожно я позволила себе немножко повспоминать. Самую капельку. Вдруг теперь, когда прошли годы, я смогу увидеть более цельную картину, потихоньку собрать её из разрозненных осколков?

Значит, так… Я помню, как с самого начала возвращала Замку ледяной розы тепло. После моих прикосновений, особенно когда встряла-таки в тот старинный обряд, он перестал увядать, а его стены и пол вновь согрелись. Что еще… Эмбер я вырвала из ледяного оцепенения и вернула к жизни, когда её энергию чуть было не высосал досуха Глазастик в подземельях замка. Сугроб с оленятами тоже таял, выпуская наружу их нежное волшебство… Так, не думать о том, как там без меня Вьюга, или снова зареву… Ну и напоследок, вишенкой на торте, стала вскипячённая река и вареная рыба. Значит, можно предположить, что если Эмбер владеет магией связи через пространства, то мою силу нужно поискать где-то в одном смысловом ряду с грелкой или печкой.

Я направила ладони на сугроб и попробовала вызвать снова те голубоватые искры. Растопить снег.

Ничего не получилось.

Пыталась вновь и вновь – с тем же результатом.

Наконец, снова сдалась. Видимо, нужны сильные эмоции, как тогда с Эмбер.

О чём бы таком подумать? Связанном с Замком ледяной розы, но не слишком опасном для моего душевного равновесия.

Вот, например, Глазастик. Интересно, как он там? Летает, наверное, в этом своём фиолетовом небе…

«Всё будет хорошо. Просто расскажи мне. Это ведь я.»

Нет…

«Ты самая ужасная, сумасшедшая, невозможная… Я поседею с тобой когда-нибудь!..»

Не надо!..

«Если бы я только знал в тот день, когда это чудо здесь появилось, что мне теперь пожизненно нянькой для Черепашки работать… я бы закрылся у себя в комнате, не выходил оттуда и для верности еще и забаррикадировался…»

Пожалуйста… Я не хочу… не хочу его вспоминать!

«Знаешь, Черепашка – когда дама смотрит на кавалера такими глазами, он начинает чувствовать себя прекрасным принцем, которому горы свернуть по плечу».

…Это накатывает, подобно снежной лавине, которая грозит поглотить меня всю и сломать, разорвать на части. Это так больно, что хочется согнуться пополам, сжаться в комок и исчезнуть.

Каждое слово вонзается в меня, как шипы «ледяных роз Винтерстоунов», только на этот раз не в ладонь, а сразу в сердце. И я понятия н имею, откуда, из каких глубин моей памяти они явились, эти слова – но я помню каждое так, будто это было вчера.

Мой самый невыносимый, самый драгоценный кошмар, который я вытравливала из снов и своей жизни все эти годы – чтобы сегодня снова оказаться перед ним совершенно беззащитной.

…Когда темнота перед глазами светлеет и я снова могу нормально видеть, понимаю, что стою в здоровенной луже горячей воды, которая пару минут назад была горой снега.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍И, наверное, нужно радоваться, что я научилась управлять своей магией… но вот только если для того, чтобы её вызвать, мне всякий раз придётся будить именно эти воспоминания, то лучше вырву из себя с корнем все свои магические способности, уничтожу их – пока они не уничтожили меня.

Я смогла пережить всё это тогда, наверное, только потому, что была ребёнком. В книгах как-то читала о том, как страшная чума столетия назад выкашивала целые города, но иногда там, где погибали взрослые, ребёнок оставался жив. Просто потому, что ребёнок гораздо более вынослив и живуч, чем кажется. А чем старше становишься, тем больше в твоей защите слабых мест. Моя, кажется, так вообще теперь решето – как бы я не убеждала себя в обратном.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Протирая глаза, к которым, наконец, возвращалось нормальное зрение, я выбралась из лужи и побрела потихоньку в дом, чтобы переодеться и высушить ноги, пока мои чудачества не обернулись простудой. Не хотелось бы, в такое-то время года.

Некстати догоняет и бьёт под дых ещё одна мысль – сейчас как раз макушка зимы. То самое заветное время, которое каждый год падает мне на голову жуткой меланхолией и потребностью не вылезать из-под одеяла круглые сутки…

И, наверное, я была слишком поглощена своими мыслями – поэтому совершенно не заметила человека, который спокойно подошёл по тропинке к самому крыльцу и занёс уже руку, чтобы постучать.

- А, мисс Кэти! Сто лет вас не видел. Подросли, похорошели! Мои внучки вам привет передают, заезжайте в гости при оказии!

Мистер Дигли. Наш почтальон. Человек, которого я с маниакальным упорством избегала так долго, что теперь удивлена, что он вообще меня помнит. И надо же было так случиться, что именно сегодня столкнулась с ним нос к носу.

- Как удачно-то, что я вас встретил! Сегодня еще в два адреса ехать, а как на зло поясницу ломит. Так что я бы уж поскорее-то в путь тронулся, если изволите… Не отдали бы вы письмо батюшке? Чаю, не станет на меня серчать – хороший он человек!

Словно во сне, гляжу на вытянутый прямоугольник плотной желтоватой бумаги с графскими вензелями, который непонятно как оказывается в моей руке. Замысловатая подпись складывается в очертания розы в круге. Адрес отправителя начинает расплываться перед глазами, и я спешу поскорее распрощаться с мистером Дигли, пока во второй раз за день не стала причиной образования неконтролируемого водного потока.

Когда я вошла в дом, папа уже спешил к входной двери. На щеке пыльное пятно – наверное, опять пытался что-то чинить из старой мебели. У него не особенно выходит.

- А где Дигли? Я сидел у окна в гостиной, слышал его голос.

- Уже ушёл. Пап… Тебе письмо. Из Замка ледяной розы.

Он осёкся и смотрел на меня несколько долгих мгновений. А потом вздохнул и взял за плечо.

- Пойдём-ка! Будем читать вместе.

У мамы как раз послеобеденный сон. У кухарки выходной. Старенькая Джоунси в своей комнате, по обыкновению вяжет или тоже дремлет. Я заходила к ней перед тем, как сбежать во двор, так что если бы ей что-то было нужно, она бы сказала. Готовить ужин ещё не скоро. Перебираю в уме все возможные причины, как бы смыться куда-нибудь незаметно и не видеть это злосчастное письмо, но не нахожу. Кажется, придётся всё же остаться.

В гостиной тихо, только напольные часы тикают тяжеленным маятником. Мягкая мебель, обитая светлой тканью в мелкий цветочек, чуть вытертая по углам, стол с кружевной скатертью, букет сухоцветов, пейзажи в овальных рамах на стене… мой взгляд скользит по этим знакомым до боли мелочам в попытке зацепиться за что-нибудь, но не находит якоря.

Наконец, папа заканчивает своё бесконечно долгое вскрытие конверта и достаёт шуршащие листки, исписанные косым размашистым почерком.

Он стоит прямо передо мной, и когда задумчиво перебирает в руках страницы письма, мне в глаза отчётливо бросаются строки на обороте последней:

«Позволь пригласить тебя и твою очаровательную дочь…»

Тут же вскакиваю.

- Пап, если это приглашение на свадьбу, наконец, – то можно я не буду слушать? А уж ехать тем более! Они же и без нас прекрасно отпразднуют, правда? А мне надо тесто на хлеб…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

- Кэти, сядь! – голос папы звучит неожиданно твёрдо. Я даже не привыкла к такому тону, потому без возражений плюхаюсь обратно на диван, с которого, было, вскочила.

Он откашливается и начинает читать.

«Здравствуй, мой дорогой, бесценный друг!

В который раз сожалею, что дела поместья так долго не давали тебе навестить меня. Скучаю по нашим длинным разговорам с трубкой у камина и тем светлым дням, когда дети были ещё маленькими, а седина на висках не служила столь убедительным напоминанием того, как скоротечно время.