Сын Палача. Том 3 - Вадим Александрович Оришин

нашла мне новое применение — помощь в госпитале. Либо девушка эксплуатировала меня по каким-то внутренним инструкциям, либо преследовала какие-то цели, не давая мне долго сидеть без дела. Я не жаловался, сил хватало, работа меня не утомляла, а знания Йонетт проясняли непонятные моменты.

А затем пришла флотилия, привезла Жака. Лагерь штаба был довольно далёк что от берега, что от порта, не на расстоянии пешей прогулки. Однако что-то важное на этой флотилии было. Лейла собрала коней, и я в компании трёх сотрудников шестого отдела вместе с двумя десятками посыльных, курьеров, проходящих ротацию офицеров и прочих, направились к берегу.

Флотилия, что стояла на некотором отдалении от берега, впечатляла. Два десятка крупных военных кораблей, один и вовсе настоящий исполин. В королевстве таких крупных кораблей не было, зато они были у северян. Раньше были. Сейчас всё, что осталось от флота, заперто в портах, а большая часть кораблей потоплена. Глядя на корабли, я испытал совершенно мальчишеское желание оказаться на флагмане, посмотреть на этого исполина изнутри, даже затаил надежду, что Жак будет ждать нас именно там. Однако сотрудник Шестого отдела уже спустился на сушу, заняв под свои нужды целый дом в порту.

Когда мы пришли, Жак первым делом переговорил со своими коллегами, а уже потом пригласил меня. Разговор проходил в спальне, наспех переделанной в кабинет, пока он был практически пуст. Похоже, слуги успели перестроить комнату под нужды господина, только Жак ещё не успел обжиться и погрузиться в работу.

— Солрен! — маг вполне искреннее, насколько я мог судить, со мной поздоровался. — Могу, наконец, представиться как следует. Дач Гаорта, старший инспектор-дознаватель Шестого Отдела Имперской Канцелярии.

Я сдержанно улыбнулся.

— Вижу, вы всерьёз за меня взялись.

Дач признал:

— Да, именно так. Сам должен понимать, маги твоего уровня редко бывают свободными, скорее уж наоборот. Особенно в сердце империи, где каждый потенциально сильный маг вербуется с момента, как начинает понимать человеческую речь. Многие из наших рекрутов родились за пределами империи.

Киваю. Как империя может аккумулировать ресурсы, я уже знал.

— Поэтому, как только закончим здесь основные дела, отправимся в столицу. Огромный город, красивый. Тебе понравится.

Дач несколько изменился. Возможно, из-за того, что снял маску «Жака» и теперь может свободно со мной общаться. Логично. Они неделями и месяцами носят маски и вымышленные имена. При этом внутри рода, учитывая солянку из пришедших извне людей, нужно поддерживать порядок и взаимосвязь. Имперские палачи. Для всей аристократии империи Шестой отдел — ночной кошмар во плоти. В таком окружении немудрено, что внутри рода максимально тесные связи и доверительные взаимоотношения.

— Жду с нетерпением, — кивнул. — Дела оставишь на Лейлу?

— Да, — кивнул Дач. — Она рассказала, какие сведения ты принёс. Мои поздравления, отличная работа.

Мужчина указал на свободное место, и сам сел за стол, продолжив:

— Я понимаю, что некоторую информацию ты решил утаить. Имеешь право, личные связи — штука тонкая и сложная. Мы, члены семьи, пользуемся некоторым кредитом доверия, и друг у друга, и у императора. Никто не будет спрашивать меня за связь с Иларой, например. Но я хочу быть уверен, что скрытая тобой информация не несёт угрозы, для тебя, семьи или империи. Как минимум — прямой угрозы.

Я вздохнул, отыгрывая сложные моральные терзания. Немного актёрского мастерства, спасибо, опять же, Йонетт.

— Не несёт, Дач. Человек, чьё участие я скрыл, уже умер. Окончательно и почти наверняка бесповоротно. Прямо на моих руках, в каком-то смысле.

— И кто этот человек? — настоял Гаорта.

Несколько долгих секунд я взвешивал, стоит скрывать моё близкое знакомство с Цепной или нет. И принял решение. Это будет проверка, по реакции Дача я кое-что смогу понять.

— Девушка, молодая женщина по имени Йонетт. Йонетт из рода Серашан, — и, видя, что имя Дачу незнакомо, пояснил. — Тебе она, вероятно, известна под прозвищем Цепной Пёс. Или просто Цепная.

Дач удивился и несколько секунд молча смотрел на меня. Вопрос его был вполне ожидаем.

— Ты знаешь, сколько на ней преступлений, Сол?

Киваю, сопровождая жест грустной улыбкой.

— Да, примерно представляю.

Я точно знал, сколько на ней преступлений. Знал даже про такие, о которых не знал никто другой.

— И ты уверен, что этот человек был достоин твоей защиты?

Я заглянул в глаза сотруднику Шестого отдела. А затем указал на сундук, в которой хранилась выпивка. Дач мой жест понял, через несколько минут я уже пил недурное вино из походной кружки.

— Как ты сам сказал, Дач, есть некий кредит доверия. И нет, по-хорошему Цепная недостойна доброго слова. Те немногие условно благородные поступки, что она совершала, не перевешивают её преступления. Но перед смертью она мне о своей жизни рассказала. Ты знаешь о её ранних годах?

Дач отрицательно покачал головой:

— Ничего. И не знаю никого, кто знал бы. Видимо, кроме тебя.

Развожу руками.

— Никакой конкретики, я её не допрашивал. Скорее это была исповедь перед смертью. Ей не повезло в жизни, Дач. Сильно не повезло. Откровенно говоря, она за несколько лет испытала на себе почти всё, на что способен извращённый человеческий разум. Это её не оправдывает, но Йонетт достойна сожаления. А ещё больше достойна сочувствия. Она не хотела, чтобы её душу искалечили. Не хотела становиться тем, чем стала.

Я поднял бокал.

— В королевстве ходила присказка. О мёртвом хорошо, либо ничего кроме правды. О друге хорошо, либо ничего.

На некоторое время разговор утих. Обдумывал мои слова Дач, делал в голове какие-то оценки, может быть, размышлял, не стоит ли попробовать расспросить меня о жизни широко известной наёмницы и убийцы. Не знаю, я не пытался проникнуть в его мысли. Я прокручивал воспоминания Йонетт, пытаясь понять, был ли у неё выбор. Был ли шанс стать другой. И да, был. До того, как на глазах девочки убили всю её семью. До всего того, что породило Цепную. После — нет. После был только искалеченный человек, неспособный на нормальные отношения, связи, чувства. Слишком болезненным было мировосприятие Йонетт, я это хорошо чувствовал по себе, вспоминая её глазами дни, проведённые вместе. Я видел, насколько сильно она подавляет свои желания и инстинкты. Я был в её глазах врагом, противником, источником опасности. Каждое моё слово ей виделось обманом, уловкой, хитростью. Не убила Йонетт меня только по одной причине. Не могла. Была слишком слабой, слишком хорошо понимала, что без меня не протянет и суток.

Этот внешне вполне адекватный человек внутри жил в вечном надрыве. Не было у неё выбора, вариантов, путей. Уже та маска, что видел я, была огромным достижением и следствием несгибаемой воли.

— Да будет так. Мир праху её. Да смилуется над её душой Великий Дух, — решил Дач принять мою сторону. — А что касается твоего отца. Ты упоминал, что виделся с ним, но не рассказал о вашем разговоре.

Я поморщился.

— Да, не упоминал. И это был не столько разговор, сколько семейная сцена. Не знаю, на что я рассчитывал, Дач, но… Нас слишком многое разделило. Настолько, что я уже не чувствую себя аристократом королевства, — грустно улыбаюсь. — Возможно, самое время начать новую жизнь?

Весь этот разговор тоже был проверкой. Воспоминания Йонетт подсказывали, что и зачем спрашивает Дач. Такую проверку в своё время проходил Моритас, тоже в личном разговоре рассказывал, какие планы имеет и какие у него взгляды на мир. Мировоззрение — вещь сложная и объёмная, выстраданная жизненным опытом. Соврать сложно, нужно продумывать целые логические цепочки, легко запутаться. Цель же проверки проста: убедиться, что вербуемый готов принять новое качество, новое положение в жизни. Вот и Дач сейчас хотел убедиться, что я готов начать эту самую новую жизнь, готов принять идеалы и цели рода Гаорта, готов служить Ларрианской Империей, не по принуждению, а искренне, идейно. Не как фанатик, а как искренний сторонник, связывающий свою жизнь и будущее империи.

И лёгкая улыбка на лице имперца подтверждала мои предположения. Однако, что это меняло? Я действительно мог послужить империи, ведь обещали мне за службу весьма немало. Это не Эввераны, умирающий маленький род. Мне предлагали вступить в род, являющийся одной из опор