Повседневная жизнь русского Севера - Василий Белов

Бухтина

Федор Соколов (деревня Дружинине Харовского района) пришел с войны весь израненный и по этой причине называл себя решетом. А когда колхоз вернул ему отобранного во время "перегиба" единствен- --------------------------------------* Сказки и песни Белозерского края. Записали Б. и Ю. Соколовы. М., 1915. С. 259. ** Сказка "с картинками" вероятнее всего существовала в фольклоре всегда. Но в атмосфере высокой народной нравственности она была некой острой, отнюдь не обязательной приправой, добавкой, обусловленной не бедностью, а богатством. ного теленка, он объяснил это дело так: "Я решил их раскулачить"*. При встрече со стариком Баровым они всерьез обсуждали, сколько гвоздей надо на гроб, в какое время лучше умереть и стоит ли убегать с того света, если там "не пондравится". Заливальщики и бухтинники, ревнуя народ к настоящим сказителям, дурачили слушателя скоморошьими шутками. Поэтому бухтина иногда начиналась с действия. Так, Савватий Петров из деревни Тимонихи, оставшись временно без жены, сел однажды доить корову. Корова убежала, а он начал шарить рукой по дну подойника, ищя якобы оторвавшуюся коровью титьку. Он же смеха ради не раз имитировал то петуха в известный момент, то кошачье "заскребывание". Раисья Капитоновна Пудова, весьма реалистическая рассказчица, тоже была не прочь загнуть бухтинку, например, о корове, которая после дойки опускала в подойник заднюю ногу и, оглянувшись назад, булькала ногой в молоке. Бухтина - это народный анекдот, сюжетная шутка, в которой здравый смысл вывернут наизнанку. Наряду с частушкой это до сих пор живущий жанр устного народного творчества. То, что этот жанр существовал и раньше, доказывается многими фольклорными записями. Некрасовский дед Мазай, развозивший зайцев в лодке по сухим местам, напоминает писаховского Малину, но литература покамест лишь слегка коснулась этой стороны народного словесного творчества. Чем же отличается бухтина от сказки и от бывальщины? Между ними может и не быть внешнего жанрового различия: сказка в иных случаях похожа то на бывальщину, то на бухтину. Бывальщина подчас объединяет в себе и бухтинные и сказочные черты. И все-таки бухтины - явление вполне самостоятельное, причем не только в фольклоре, но вообще в жизни, в народном быту. - --------------------------------------* На родине автора до сих пор существует новгородское "цоканье". Фантазия заливальщика бухтин полностью раскрепощена. Она напоминает и паясничанье скомороха, свободного от всех условностей, и видимую бессмыслицу юродивого. В отличие от бывальщин фантастический элемент в бухтине как бы линяет, теряя свою мистическую окраску. Фантастическое в народной бывальщине, как и в литературе (хотя бы в гоголевском "Вии"), усиливается при слиянии с бытовой реальностью. Приземленность фантастического в мистической бывальщине вызывает ужас, заставляет вздрагивать даже взрослых слушателей. Бытовая, но лишенная мистики фантастика вызывает смех. Юмористические эффекты как раз и рождаются на прочном спае реального, само собой разумеющегося с чем-то абстрактным и непредметным. В отличие от современного городского анекдота бухтина не всегда стремится к сатирической направленности. Бывает и так, что она рождается и живет лишь во имя себя, не желая нести идеологическую нагрузку, разрешая множество толкований. В других случаях сатирический или иной смысл спрятан очень тонко, ничто не выпирает наружу. Высмеивания вообще может не быть при рассказе. Умный слушатель улавливает самые отдаленные намеки. Нарочитая ложь, открытое вранье не противоречат в народной бухтине ее мудрости и нравственному изяществу.

Пословица

"Без смерти не умрешь", - любил говорить Михайло Григорьевич*. Но как понимать эту пословицу? Что за философия кроется за таким изречением, для чего повторять эту вроде бы простую истину?. Без смерти не умрешь... Всего четыре слова. Ударение на первом. По-видимому, здесь не одно лишь отрицание самоубийства, противного народному ми- --------------------------------------* Дед Анфисы Ивановны по матери и один из прадедов автора. У В. И. Даля, собравшего более тридцати тысяч пословиц, этого выражения не записано, что свидетельствует о неисчерпаемости фольклора. ровосприятию. Самоубийство по такому восприятию - великий грех. В другой пословице говорится, что "смерть по грехам страшна". (Вспомним народное поверье о колдунах, которые не могут умереть, пока кто-то другой не возьмет у них грех общения с нечистой силой.) Михаиле Григорьевич спал по четыре часа в сутки, но эти часы он считал пропащими. Лучшим временем было у него чаепитие. "Ох, при себе-то и пожить!" - приговаривал он в такие минуты. Пожить при себе... Снова нечто непонятное для современного восприятия и рационалистического ума. "Не делай добра - ругать не будут" - одна из любимых его пословиц. Это у него, который всю жизнь стремился к одному: делать добро и жить по Евангелию... Странное дело! Пословица как будто исключает сотни других, говорящих о силе и необходимости добра. Но это только на первый взгляд. Вспомним, с какой чистой душой устремился Дон Кихот делать добро, освобождать пастушонка, привязанного к дубу, и как позже тот же пастушонок бросился на бедного рыцаря с руганью, обвиняя его во всех своих бедах. Народная мудрость неоднозначна, многослойна. И чтобы понять пословицу Михаилы Григорьевича, необязательно звать на помощь бессмертного Сервантеса... "Богатство разум рождает" - говорит одна пословица. Нет, это "убыток уму прибыток" - утверждает другая. Которой же из них верить? А все и дело в том, что они не противоречат друг дружке. Просто каждая из них годится в определенных обстоятельствах. Может быть, первая сложена для философов, вторая для купцов, может, наоборот, а может, для тех и других. А разве нельзя допустить, что нормальному человеку добавляет ума как прибыток, так и убыток, что только на дурака не действует ни то ни другое? Нет ничего заразительнее простого чтения далевского сборника пословиц. Зацепившись однажды за ваше внимание, книга накрепко захватывает вас, не хочет оставаться одна, посягая на самое сокровенное. Но ведь по художественной своей силе пословицы не равнозначны, и поэтому подобное чтение обманчиво. Ваше сознание то и дело адаптируется, переключается не только по смыслу, но и по величине эмоционального импульса. Интерес быстро становится неестественным, болезненно-навязчивым, восприятие притупляется. Появляется иллюзия полного понимания, полного контакта с народной мудростью. На самом же деле эта мудрость прячется за строку все дальше и глубже, как бы считая вас недостойным ее. Да и может ли жить вся народная мудрость в одной, пусть и толстой, книге? Пословицы, многими тысячами собранные вместе, в один каземат, как-то не играют, может, даже мешают друг другу. Им тесно в книге, им нечем там дышать. Они живут лишь в контексте, в стихии непословичного языка. Какой живой, полнокровной становится каждая (даже захудаленькая пословица) в бытовой обстановке, в разговорном языке! И тем не менее (нет худа без добра!) смысл и прелесть большинства хороших пословиц можно постичь, только глубоко задумавшись, то есть при чтении... Раскроем рукописный сборник пословиц, датированный 1824 годом. Собиратель, судя по почерку и алфавитному подбору, был человеком грамотным. Он начинает рукопись с такой пословицы: "Аминем беса не избыть". "Атаманом артель крепка" - говорится дальше. Если читать не вдумываясь, сразу становится скучно. Но давайте попробуем вдуматься. "Бранятся, на мир слова оставляют" - что это? Оказывается, когда бьются, то разговаривать некогда, кровь пускают друг другу молча. Слова годятся для мирной беседы, только в обоюдном разговоре можно избежать брани, то есть войны, схватки, побоища. Как видим, пословица звучит вполне современно. "Выше лба уши не растут". Вроде бы понятно, но, оказывается, главный смысл здесь в том, что никому не услышать больше того, на что он способен. Читаем дальше: "Вор не всегда крадет, а всегда берет", "Вам поют, а нам наветки дают", "Гость не много гостит, да много видит" (заморский особенно, добавим мы от себя), "Голодный волк и завертки рвет", "Жаль девки, а потеряли парня". Что ни пословица, то и загадка. Наше современное восприятие поверхностно, мы плохо вникаем в глубину и смысл подобных пословиц. "Знаючи недруга, не пошто и пир", "За неволю и с мужем, коли гостей нету". Даже две такие превосходные пословицы, но поставленные рядом, мешают одна другой, и на этот случай также есть пословица: "Один говорит красно, два - пестро". В самом деле, можно ли читать вторую, не вникнув в первую? Но если даже поймешь первую, то не захочется так быстро переключаться на тему о женской эмансипации... Алфавит велик, век быстр, времени мало. Поспешим далее: "Звонки бубны за горами, а к нам придут - как лукошки", "Зоб полон, а глаза голодны", "Запас мешку не порча", "Змей и умирает, а зелье хватает", "Игуменья за чарку, сестры за ковш", "Испуган зверь далече бежит", "Кину хлеб назад будет впереди". ...Хочется выписывать и выписывать. Но как понять хотя бы пословицу о хлебе? Что это значит? Неужели всего лишь то, что чем туже котомка (назади), тем дальше уйдешь? На букву "л" анонимный собиратель, современник А. С. Пушкина, записал и такие пословицы: "Лисица хвоста не замарает", "Ленивому всегда праздник", "Люди ходят - не слыхать, а мы где ни ступим, так стукнет", "Лошадка в хомуте везет по могуте". Над последней пословицей, как и над предыдущими, современному человеку думать да думать (речь идет здесь вовсе не о мужицком транспорте). "Мы про людей вечеринку сидим, а люди про нас и ночь не спят". Далеко не всем с ходу становится ясно, что говорится тут о ворах, тайных ночных татях. Пословица "Млад месяц не в одну ночь светит" - женская. Сложена про неопытного, совсем юного мужа или любовника, но она также многозначна, как выражение "ночь-матка, все гладко". "Не прав медведь, что корову съел, не права и корова, что в лес зашла", "Не все, что серо, - волк", "Не по летам бьют - по ребрам", "Не гузном петь, коли голосу нет", "Ни то ни се кипело и то пригорело", "На гнилой товар да слепой купец", "На грех мастера нет", "На ретивую лошадку не кнут, а воз" (о строптивой жене), "Не умела песья нога на блюде лежать", "Один черт - не дьявол", "Отдам тебе кость - хоть гложи, хоть брось" (о замужней дочери), "По шерсти собаке и имя дано", "По саже хоть гладь, хоть бей, все равно черен будешь от ней", "Передний заднему дорога" (в пессимистическом смысле о покойнике, в оптимистическом - о новорожденном). Сделаем хотя бы короткую передышку. Вдумаемся в такую, например, пословицу: "Пролитое полно не живет". Какие широкие ассоциативные возможности всего в четырех этих словах! Конечно, пословица ничего не говорит человеку, не способному мыслить образно. Не вспомнится она ему при виде послегрозовой тучи, израненного на войне человека, не придет в голову при виде разоренного дома или кабацкой стойки, плавающей в народных слезах. Пословица годится даже для нас и в сию минуту, когда мы размышляем о форме и содержании... Посмотрим, что записано далее: "Давни обычаи, крепка любовь", "Собака и на владыку лает", "Старый долг за находку место" (сюрприз, так сказать), "С чужого коня середи грязи долой", "Своя болячка велик желвак", "Свой своему поневоле друг", "Слепой слепца водит, оба зги не видят", "Смолоду прорешка, под старость дира" (именно дира, а не дыра), "Старого черта да подперло бежать", "С сыном бранись - за печь гребись, с зятем бранись - вон торопись", "Та не беда, что на деньги пошла", "Терпи, голова, в кости скована", "Тужи по молодости, как по волости" (о здоровье), "Теля умерло, хлева прибыло" (то есть худа без добра не бывает). Нет, алфавитный порядок, что ни говори, не подходит, простое перечисление почти ничего не дает, когда имеем дело с пословицами. Одно такое изречение, как "Милость и на суде хвалится", может стать предметом отдельного разговора. Но у нас нет времени для таких разговоров... "У кого во рту желчь, у того все горько", "Укравши часовник да услышь, господи, правду мою!", "У денег глаз нету" (сравним с тем, что "деньги не пахнут"), "У Фили пили, да Филю ж и били", "Хвалит другу чужую сторонку, а сам туда ни ногой". В старых народных запасах есть изречение на любой случай, на любое архисовременное явление, нравственный максимализм многих изречений не стареет с веками: "Чего хвалить не умеешь, того не хули", "Что грозно, то и честно", "Шуту в дружбе не верь", "Явен грех малу вину творит", "Смелым Бог владеет, а пьяным черт шатает", "Не люби потаковщика, люби встришника" (идущего встречь, не всегда согласно с твоим мнением), "Правда светлее солнца", "Сон - смерти брат", "Сей слезами, пожнешь радостью". Видно, что собиратель писал гусиным пером. Жирный крест перечеркнул такую надпись: "Сия тетрадка мне помнится, я писал назадъ тому один год в 1824 году месяца Генваря 5-го числа в канун Крещения, 1825 года Генваря 10-го дня". Подпись отсутствует, обнаруживая в авторе скромность и нежелание всякого тщеславия. Зато далее записано еще около трехсот превосходных пословиц. Вот некоторые из них: "Близь царя - близь чести, близь царя - близь смерти", "Беглому одна дорога, а погонщикам - много" (погонщик - значит преследователь), "В слепом царстве слепой король", "В дороге и отец сыну - товарищ", "Гнет не парит, а переломит не тужит", "Где царь, там и орда". В каждой такой строке сквозит история, а иные пословицы звучат для современного ума почти загадочно: "Вервь в бороде, а порука в воде", "В воду глядит, а огонь горит", "Вши воду видели, а валек люди слышали", "Взяли ходины, не будут ли родины?", "Доброе молчание - чему не ответ", "Для того слеп плачет, что зги не видать", "Два лука и оба туги", "Днем со свечою и спать", "Добрая весть, коли пора есть", "Добро того бить, кто плачет", "За ночью что за городом", "Красная нужда дворянам служба", "Рука от руки погибает, а нога ногу поднимает". Можно догадаться, что в пословице: "Кобылка лежит, а квашня бежит", говорится о мужчине и женщине. Но что значит: "Ключ сильнее замка"? Или: "Мельник шумом богат"? Не совсем понятно и выражение "Между дву наголе". "Не вскормя, ворога не видать" - по-видимому, толкует о том, что хороша не всякая доброта и дружба. (Может быть, это близко к пословице.- "Не делай добра, ругать не будут".) А что значит пословица: "Орлы дерутся - молодцу перья"? Получается, что лучшие пословицы многозначны, средние одно- и двузначны, а плохие просто скучны и прямолинейны. Также и истинно народное восприятие пословиц было многоступенчатым. Чем глобальнее высший смысл пословицы, тем больше у нее частных значений. Возьмем такую общеизвестную пословицу: "Из песни слова не выкинешь". Поверхностно и самонадеянно относясь к пословицам, мы не замечаем, что пословица не о песне, а о чем-то более важном, глубоком. Например, вообще о человеческой жизни, причем необязательно веселой и беззаботной, как песня чижика. Тогда "слово", которое из песни нельзя выкинуть, можно представить в виде какого-то неизбежного события (женитьба, рекрутчина и т. д.). Трудно удержаться от соблазна выписать из этой удивительной тетради* еще несколько пословиц: "Нужда закон переменяет", "На тихого Бог нанесет, а резвый сам натечет", "Не у детей и сидни в чести", "Нищего ограбить сумою пахнет", "Невинна душа, пристрастна смерть", "Не бойся истца, а бойся судьи", "От избытку ума - глаголют", "Оглянись назад, не горит ли посад", "Плохого князя телята лижут", - --------------------------------------* Рукопись прислана в дар автору читательницей из Москвы Казаковой Зинаидой Ивановной. "Старый ворон не каркнет даром", "Сыт пономарь и попу подаст". Но конца нет и не будет... Как видим, пословица, упрятанная в книгу или в рукопись, еще не погибает совсем. Она и в таком, консервированном (если можно так высказаться) виде хранит образно-эмоциональную силу, в любой момент готовую проявиться. Но ведь книги читаются не всеми людьми, а такие сборники знакомы и вовсе очень немногим. К тому же пословица не раскрывает свои богатства эмоционально не разбуженному, а также не знающему народного быта читателю. По каким-то никому не известным причинам фольклорные знатоки ставят рядом с пословицей поговорку, жанровые границы которой вообще не заметны. Поговоркой можно назвать любое образное выражение. Они, поговорки, могут вообще не иметь смысла, а лишь музыкально-ритмичное оформление, забавляющее слух, звуковые сочетания и безличные возгласы ("Ох, елки-палки лес густой", "Вырвизуб", "Кровь с молоком" и т. д.). Поговорка присутствовала повсюду. Обучение детей счету происходило благодаря поговоркам, словно бы мимоходом: "Два, три - нос утри", "Девять, десять воду весят", "Одиннадцать, двенадцать - на улице бранятся".