Сова летит на север - Сергей Сергеевич Суханов

города.

— Не дам! — твердо заявил Спарток. — Но о форосе договоримся.

Номарх осклабился:

— Боевые трофеи лучше любой дани. На закате жизни воин будет вспоминать то золото, что добыл мечом, а не доставшиеся даром женские цацки.

Спарток побледнел:

— Мне больше нечего предложить.

— Тогда и говорить не о чем!

Октамасад поднялся, давая понять, что не намерен продолжать беседу.

Спарток молча вышел из шатра.

С женской половины, сквозь щель в занавеси его проводил внимательный взгляд Сенамотиса…

Пантикапейцы безуспешно атаковали Парфений. Сначала завалили часть рва ветками под покровом темноты. Днем гоплиты попытались прорваться сквозь засеку, но гибли под градом стрел.

Спарток решил ее сжечь. Добровольцы подползли к бревнам и запалили паклю. Не успело пламя затухнуть, как синды вывели из ворот связанных горожан, копьями согнали к бреши.

Пантикапейцы пошли в атаку. Тогда синды просто перебили пленников. Гоплиты лезли по трупам, но были отличной мишенью для лучников противеника. Брешь оказалась заваленной телами. С военной точки зрения она перестала представлять ценность.

Спарток решил прорываться с севера, где холмистая местность позволяла обстреливать вал. Меоты заняли позицию, но синды вывели на вал пращников, которые под прикрытием щитов начали метать в лучников свинцовые шарики, нанося серьезный урон. Когда гоплиты пошли в атаку, меоты заявили, что закончился запас стрел, и покинули холм.

Взбешенный Спарток приказал наемникам построиться, после чего зарезал командира у них на глазах. Стрелы сразу нашлись. Пантикапейцы понимали, что осаду затягивать нельзя, ведь к синдам в любой момент может подойти подкрепление из Фанагории. Необходим решительный штурм.

Спарток поджег засеку в нескольких местах. Синды бездействовали, не понимая, с какой стороны он ударит.

Наконец одрису доставили корабельную мачту с обитым бронзой комлем. Пантикапейцам удалось расчистить подход к Западным воротам. Подкатили винею[223] под двускатной крышей. Штурмовики раскачивали таран, методично ударяя в створки, в то время как меотийские лучники снимали с вала защитников.

Неожиданно створки распахнулись, и из ворот хлынула конница Даиферна. Синды порубили гоплитов под крышей винеи, подожгли таран, после чего ринулись сквозь брешь в засеке на греческую пехоту.

Спарток во главе илы керкетов поскакал навстречу синдам. Всадники сшиблись, пустив в ход копья. С обеих сторон полетели дротики. Все смешалось на поле боя — озверевшие от крови гоплиты сражались рядом с неистовыми кавалеристами.

Керкеты секли врагов ксифосами. Синды закрывались плетенками и наотмашь рубили боевыми топорами, которые крошили любую защиту. Строй пантикапейцев редел. Забрызганный кровью, без шлема, в порезанном во многих местах кожаном тораксе, Спарток отбивался махайрой.

Синды наседали. Вот рядом с одрисом погиб товарищ, затем еще один. Он понимал, что вряд ли выберется живым из этой свалки, но продолжал отчаянно драться.

Заколов соперника, Спарток опустил меч и приготовился умереть. Сил не осталось. Набежала косая тень: опираясь облаками на землю, Залмоксис поднимал свой грозный лик, чтобы выбрать тех, кого заберет с собой…

"Пра-а-а! Пра-а-а!"

Боевой клич сколотов донесся издалека, словно шум накатившего прибоя. Конница Октамасада врезалась в ряды противника, смяла их, а затем ворвалась в Парфений.

Когда все закончилось, номарх подъехал к Спартоку.

— Ну у тебя и видок, — с притворным презрением сказал он.

— На себя посмотри, — ответил одрис, широко улыбаясь.

Дядя с племянником обнялись.

— Я не надеялся, что вы придете, — честно признался Спарток.

— А еще родственником называешься, — сказал с усмешкой Октамасад. — Ты плохо знаешь сколотов. Кроме того, должен же я как-то загладить свою вину перед тобой.

— Погоди… — одрис удивленно смотрел на номарха. — Ты получил согласие энареев на штурм Парфения?

— Посмертное. — Октамасад снова усмехнулся. — Эти два ублюдка были против, пугали гневом Аргимпасы. Пришлось обвинить их в ложном предсказании и сжечь заживо. У нас это обычное дело…

Оба, не торопясь, въехали в распахнутые ворота.

4

Сосчитав деньги, пират затянул мошну. Сейчас он уплывет. Нельзя терять ни минуты.

Хармид ринулся вниз по откосу.

На шум тавр поднял голову. Метнулся к долбленке, которая покачивалась между берегом и торчащей из воды скалой. С разворота махнул топором.

Иларх отскочил.

Подхватил с земли булыжник.

Тавр снова атаковал. Закрутил такой замысловатый замах, что Хармид едва успел отшатнуться. Лезвие топора распороло кожаную рубаху, оставив на груди красную полосу. Пират сделал шаг вперед, но оступился на голыше, потерял равновесие. Иларх опустил голову и с рычаньем бросился вперед.

От удара в живот тавр опрокинулся. Хармид при падении больно ударился коленкой о камень, но не ослабил хватку. Снова и снова бил соперника по голове булыжником, пока тот не обмяк.

Иларх огляделся — никого. Лодка привязана веревкой к валуну. Мачты нет, зато есть весло. На дне бултыхается вода, но немного, значит, можно вычерпать по дороге. И теперь есть топор!

Оттолкнувшись от скалы, он поудобней перехватил весло.

Высадился в знакомой заводи.

У входа в грот позвал:

— Рыбешка!

Язаматка ойкнула, увидев кровь. Хотела отогнуть ему ворот рубахи, чтобы осмотреть рану, но иларх остановил ее руку.

Недовольно поморщился:

— Заживет… Я пригнал лодку.

— Что теперь?

— Ждем заката.

— А если приплывут тавры?

Он молча показал топор.

Казалось, день никогда не закончится. Время тянулось медленно, изматывая беглецов неизвестностью. Зато они не испытывали недостатка в пресной воде: в глубине грота протекал ручей.

Обшарив долбленку, иларх нашел несколько залежалых рыбьих голов. Засунул их в тлеющие угли, а когда они прожарились, с жадностью сгрыз. Быстрая Рыбка есть отказалась.

Обе раны, и старую, и свежую, залепил жеваной золой — невесть какое лекарство, но лучше, чем ничего.

Они почти не разговаривали, просто сидели в прохладном убежище, прислушиваясь к звукам снаружи. Хармид то и дело вылезал, внимательно осматривал море, потом возвращался.

На закате тронул задремавшую язаматку за руку:

— Пора.

Но иларх направил лодку не в открытое море, а к мысу. Причалил недалеко от того места, где валялся труп пирата.