Сочинения. Том 5 - Гален Клавдий

друг на друга или испытывают его, причем наиболее активным является горячее, а вторым по силе воздействия — холодное. Все это первым сформулировал Гиппократ, а уже за ним — Аристотель. Гиппократ и Аристотель также согласны в том, что процесс питания происходит посредством всех этих элементов, как и процессы смешения и изменения. Они же учили, что пищеварение — это род изменения, а то, что идет в пищу, приобретает качество, родственное тому, что эту пищу принимает; и кроветворение, и питание — это тоже род изменения, а увеличение происходит за счет растяжения во всех направлениях и питания. Изменение же возможно благодаря лишь врожденной теплоте, благодаря которой возможно и пищеварение, и питание, и образование всех жидкостей организма, и качества того, что подлежит выделению, также порождает врожденная теплота. Все это, а также многое другое об упомянутых выше функциях, о происхождении болезней, о поисках правильного лекарства первым, как нам известно, верно изложил Гиппократ, Аристотель же, правильно все это истолковав, был вторым.

И если все это действительно признается перипатетиками (а они все это признают), а Эрасистрат ни одно из этих положений не принимает, каким образом его приверженцы приписывают основателю своей школы знакомство с учением перипатетиков? Да ведь они поклоняются ему, как божеству, и считают истинным все, что бы он ни сказал. Однако если это так, то приходится признать, что перипатетики много погрешили против истины, поскольку они не одобряют ни одно из положений Эрасистрата. И уж конечно, последователи Эрасистрата преувеличивают его связь с перипатетиками, чтобы намекнуть на благородное происхождение его учения о природе.

Итак, попробуем развернуть нашу аргументацию по-другому и направить ее иначе, чем делали до этого. Ведь если перипатетики были правы в своем учении о природе, невозможно отыскать ничего более абсурдного, чем утверждения Эрасистрата. Здесь я оставляю выбор за последователями Эрасистрата, какой из двух аргументов им принять. Согласно первому, заблуждаются в своих воззрениях на природу перипатетики, согласно второму — сам Эрасистрат. Выходит, мое дело — коснуться противоречий между этими научными позициями, а выбор остается за ними.

Впрочем, едва ли они перестанут восхищаться Эрасистратом, и поэтому о философах перипатетической школы им лучше помолчать. Ведь из множества естественнонаучных учений о рождении и гибели живых существ, о здоровье, болезнях и их лечении найдется одно-единственное общее для Эрасистрата и перипатетиков положение, согласно которому природа творит все с определенной целью и ничего не делает просто так.

Но даже этот постулат оказывается общим только на словах, а на деле Эрасистрат тысячу раз не оставляет от него камня на камне. Получается, что и от селезенки, и от сальника нет никакой пользы, что артерии, которые ведут к почкам, хотя это самые большие почти из всех тех сосудов, что расходятся от аорты, не имеют никакого определенного назначения и что в организме полным-полно других бесполезных органов, по крайней мере с точки зрения Эрасистрата. Но если он ничего не знает о том, как устроены эти органы, то в анатомии он смыслит не более мясника. Если же знает, но ничего не говорит об их назначении, очевидно, он полагает, что они, как и селезенка, были созданы без определенной цели. К чему мне тогда вообще рассуждать о таких органах в сочинении «О назначении частей человеческого тела», которое я, со своей стороны, готов довести до конца?

Итак, повторим нашу аргументацию и, сказав еще несколько слов последователям Эрасистрата, перейдем к следующей теме. Такое впечатление, что они не прочли ни одного сочинения Аристотеля, но, прослышав от других, что этот человек пользовался большим авторитетом в естественнонаучных вопросах и что стоики идут по его стопам, а затем обнаружив среди широко известных положений какое-то одно общее для Аристотеля и Эрасистрата, выдумали, что этих ученых мужей что-то связывает. Однако простое перечисление догматов, о которых речь шла выше, указывает на то, что Эрасистрат не имеет никакого отношения к учению Аристотеля о природе. Сначала эти догматы сформулировал Гиппократ, вслед за ним — Аристотель, далее — стоики, с одной поправкой: «качества» у них — это «тела».

Возможно, последователи Эрасистрата будут утверждать, что именно в логике их учитель следовал учению перипатетической школы, ведь им неведомо, что те не приводили ошибочных и неубедительных аргументов, а книги Эрасистрата полны аргументами именно такого рода.

Возможно, в конце концов кто-то в изумлении спросит: что это нашло на Эрасистрата, что он до такой степени отвратился от учения Гиппократа? Почему, отказывая в функции притяжения желчевыводящим протокам, которые находятся в печени (о почках уже было сказано достаточно), он нуждается в теории «благоприятного времени и места», в узких входных отверстиях, в некоем общем пространстве, куда через ворота печени поступает неочищенная кровь (первыми принимают желчь желчные каналы, а ответвления полой вены затем получают очищенную кровь)? Между тем, признав функцию притяжения, он не только не нанес бы никакого ущерба своим рассуждениям, но впредь избежал бы сомнений по поводу великого множества своих аргументов.

5. Что до нынешних последователей Эрасистрата, то они вступают в настоящие баталии не только с представителями всех прочих направлений, но и между собой, так как не знают, как толковать пассаж из первой книги Эрасистрата «Общие положения», в которой он говорит следующее: «Поскольку из двух видов сосудов, имеющих выход в одно и то же место, одни направляются к желчному пузырю, а другие — к полой вене, выходит, что пища, двигаясь по пищеварительным путям, частью соответствует размеру устья одних сосудов, частью — других, а потому сообразно распределяется: часть пищи поступает в желчный пузырь, а другая часть достигает полой вены». Ведь трудно сказать, как следует понимать фразу, написанную в самом начале: «сосудов, имеющих выход в одно и то же место». Значит ли выражение «в одно и то же место», что к концу той вены, что находится на вогнутой поверхности печени, прикрепляются концы двух других сосудов: вены, находящейся на выпуклой поверхности печени и желчевыводящего протока? Или если первая версия неверна, то следует выдумать некое пространство, общее для трех сосудов, наподобие резервуара, который наполняется из нижней вены и содержимое которого изливается в желчные протоки и в ответвление полой вены? В каждом из этих объяснений есть множество нелепостей, и начни я сейчас перечислять их все, то, пожалуй, сам того не замечая, примусь толковать Эрасистрата, вместо того, чтобы довершить то, что обещал с самого начала. А объединяет две эти версии одна общая неувязка: ни в том, ни в другом случае кровь полностью не очищается. Ведь должно, чтобы кровь попадала