Комедианты - Валерий Михайлов

После этого она встала и, даже не докурив, затушила сигарету, и ушла».

– Значит, ко мне идёт Моргана… – резюмировал я.

– Это серьёзней, чем ты думаешь, – взбесилась Лариска, – ты не можешь ей отказать, потому что в этом случае ты погибнешь…

– Тогда, может, вместо чая вдарим по коньяку? – предложил я.

Возражений ни у кого не было.

Могильщик ушёл. Лариска, успокоившаяся и захмелевшая от коньяка, клевала носом. Я сидел за столом напротив и смотрел на эту странную женщину. И чем больше я на неё смотрел, тем больше во мне просыпалось новое, ни с чем не сравнимое чувство совершенной близости с ней. Я влюблялся, но влюблялся как бы не заново, а словно бы вспоминал эту любовь. Словно от меня уходила анестезия и вместо неё приходили радость любви и боль, вселенская тоска по чему-то потерянному навсегда.

Когда она собралась уходить, у меня вырвалось:

– Оставайся.

– Что?

– Оставайся у меня. Уже поздно…

– Что ты хочешь на самом деле? – спросила она и посмотрела мне в глаза. – Это был твой любимый вопрос, – добавила она после паузы.

– Я хочу, чтобы ты была рядом.

Я подошел к ней, обнял и нежно поцеловал в затылок. Я целовал её лицо, шею, плечи, глаза, руки, губы… Я обнимал её, гладил руками, и от каждого прикосновения к ней во мне просыпалась память. Я помнил каждый миллиметр её тела, помнил всё, что она любила, знал, что ей нравится. Она была родной, совсем-совсем родной, и я удивлялся, как я мог всё это время быть вдали от неё.

– Я хочу, чтобы ты была рядом, – повторял я, – всегда-всегда рядом…

Глава 4

Небольшой, изящный серый автомобиль свернул с трассы под «кирпич» на узкую бетонную дорогу, уходящую в лес, и минут через двадцать остановился возле больших железных ворот, которые, как и весь ограждённый высоченным забором периметр, охраняли вооружённые люди в военной форме. Водитель, небольшого роста изящная женщина лет сорока, несколько раз просигналила, после чего ворота медленно, но совершенно бесшумно открылись. Она медленно въехала на территорию, показала пропуск закутанному в тулуп офицеру, который тут же вытянулся по струнке и отдал ей честь. Затем она проехала по территории мимо нескольких уютных коттеджей и остановилась возле двухэтажного здания, где уже стояли два «Мерседеса» и один «Лексус». Она вошла внутрь, поднялась на второй этаж по широкой лестнице, покрытой новым дорогим ковром, прошла немного по коридору и оказалась в комнате, густо заставленной всяческими цветами. Наружная стена была сделана из стекла, прозрачного изнутри и матового снаружи. Возле стеклянной стены стоял стол, за которым сидели трое в штатском: совершенно бесцветный мужчина лет пятидесяти в сером костюме. Высокий мужчина во всём чёрном, включая галстук. Он был похож на телохранителя или агента из боевика. Третий был маленьким, тщедушным и неприятным. Одет он был в джинсы и свитер, очень дешёвые и очень затасканные. Мужчины мирно скучали с бокалами красного вина в руках.

– Добрый день, господа. Извините, что заставила ждать.

– Прошу к столу, Моргана, – сказал старший – бесцветный мужчина лет пятидесяти.

Все встали, а «чёрный» помог Моргане сесть за стол.

– Он появился, – сказал старший, когда прислуга, накрыв на стол, удалилась.

– Вы уверены? – спросила Моргана.

– На все сто. Все наши наблюдения, да и активность с той стороны…

– Сколько вам ещё нужно времени?

– Не более недели.

– Отлично, – улыбнулась Моргана.

– Теперь ваша очередь.

– Что вы хотите услышать?

– План ваших действий.

– План действий… громко сказано.

– Что вы собираетесь предпринять?

– Ничего особенного. Никакого насилия или принуждения. Ничего. Только осознанное добровольное сотрудничество.

– Вы уверены?

– С ним ни в чём нельзя быть уверенным. Никто не думал, что он способен на суицид.

– Как вы собираетесь заручиться его добровольной поддержкой?

– С этим я справлюсь.

– Только не переоцените себя.

– Я не Дюльсендорф.

– Вот именно.

Глава 5

«Привет. Если ты читаешь… блин, одна банальная чушь в голове. В общем, ты и так уже всё знаешь, я лишь хочу, чтобы ты хоть немного понял… Это письмо только для тебя. Никому его больше не показывай, а ещё лучше порви, сожги, подотрись им и спусти в унитаз… В общем, уничтожь любым понравившимся тебе способом.

Я нашёл выход. Представляешь? Я! Ну да… Он настолько прост, что… именно из-за этой простоты его не находят, потому что… Короче, это некий магический ритуал, помноженный на грань между жизнью и смертью. (Не знаю, можно ли это перемножать, да больно слово прикольное.) Это как у йогов, которых замуровывают на двадцать один день без еды, без воды, без света и звука. Двадцать один день в каменном гробу в абсолютной тишине…

Кто-то сказал, что жизнь – это форма существования белковых структур. Так вот, такая форма существования меня не устраивает, да и никогда, собственно, не устраивала. Я всегда хотел чего-то большего. И вот теперь я ухожу. Ухожу навсегда. Дверь либо откроется, либо нет. Для всех вас, оставшихся, любой финал будет выглядеть одинаково: суицид. Скорее всего, мне поставят психиатрический диагноз. Посмертно. Но на это мне уже больше чем наплевать.

Помнишь, у Кортасара: «Самое лучшее в моих предках то, что они уже умерли; скромно, но с достоинством я ожидаю момента, когда унаследую это их качество. У меня есть друзья, которые не преминут изобразить меня в скульптуре: я буду лежать на земле, ничком, и вглядываться в лужу с настоящими лягушатами. А если бросить в щель монетку, то можно будет увидеть, как я плюю в воду и лягушата беспокойно двигаются и квакают целых полторы минуты – время вполне достаточное, чтобы к статуе пропал всякий интерес».

Что-то подобное, какое-нибудь траурное шоу, устроят и мне. Немногие: родители, ты да ещё пара друзей… Я не прошу тебя мешать или не участвовать. Я хотел бы другого: не относись к этому с излишней серьёзностью. Пусть это будет очередная забава или игра. Считай, что всё получилось. Такова последняя воля сбежавшего…

Сумбур… Ну да ты меня простишь. Нет ни времени, ни… Признаюсь честно, меня трясёт. Не уверен, что у меня получится…

Помнишь, мы где-то слышали или читали о книге с нечётным количеством страниц? Я вспомнил о ней в гермозоне, во время сеансов… Я тебе рассказывал. Абсолютные тьма и тишина. То, что нужно для полного счастья… Я вспомнил о ней, я о ней вспомнил. И если раньше для меня книга была чем-то из области изящного бреда, то здесь, в гермозоне, она превратилась сначала в коан, а затем…

Это было как сон и совсем на сон не похоже. Не знаю, как объяснить… Я лежал на полу гермозоны и одновременно находился совершенно в ином месте. Мои чувства фиксировали одновременно нас обоих. Весьма необычное состояние… Я лежал на полу гермозоны и сидел в лесу возле костра. Напротив меня сидела молодая обнажённая женщина. Она была необычайно красивой. Я знал, что она необычайно красивая, но я не мог её разглядеть.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});