Ледяной сфинкс - Валерия Вербинина

– Неслыханное по гнусности своей и бедственным последствиям преступление… Взрывы были произведены двумя брошенными снарядами, заключенными в жестяные оболочки, причем заряд каждого состоял приблизительно из 5 фунтов ударного состава и взрывчатого вещества, по-видимому, нитроглицерина… Конспиративная квартира, то есть такое помещение, в котором собирались злоумышленники и производились приготовления к преступлению 1 марта…

В этом месте кто-то из обвиняемых насмешливо фыркнул. Читающий даже не поднял глаз и монотонно продолжал бубнить. Серж вздохнул и покосился на профиль кавалергардовой невесты, который показался ему похожим на овечий. «И зачем жениться на девушке с таким профилем?» – с досадой подумал Мещерский.

– Когда же было приступлено к производству у него обыска, то он, выхватив из кармана револьвер, сделал шесть выстрелов в задержавших его полицейских чинов… Обезоруженный и вследствие описанного сопротивления связанный, неизвестный человек был доставлен в управление санкт-петербургского градоначальника…

Ага, сообразил Серж, стало быть, дошли уже до задержания здоровяка. Ну что ж…

– Был обнаружен подкоп под улицу Малую Садовую… Взрыв, от которого должна была образоваться среди улицы воронка до двух с половиной сажен в диаметре, а в соседних домах были бы вышиблены оконные рамы и могли бы обвалиться печи и потолки…. Проживали в меблированных комнатах, где дочь хозяина видела у них на столе сторублевые кредитные билеты…

Серж уже потерял нить повествования и только надеялся, что обвинительный акт когда-нибудь неминуемо подойдет к концу. Впрочем, дело двигалось быстрее, чем он думал.

– Все указания для совершения злодеяния были даны ею, она начертила на конверте план местности и каждому из участников указала на нем назначенный ему пункт…

Блондинка застыла на месте, словно речь шла вовсе не о ней, а о ком-то другом. Большой лоб, некрасивое, упрямое лицо… «Нет, она не фанатичка… Или фанатичка? До чего же это все противно…» Мещерскому вдруг захотелось уйти, и князь ушел бы, если бы ранее не дал слово другу.

– Партия «Народная воля» считает террор одним из средств предпринятой ею политической борьбы: во-первых, для охранения революционного движения; во-вторых, для того, чтобы доказать народу силу; в-третьих, как ответ на строгие репрессивные меры правительства…

Серж встряхнулся. Нет, это не выступление защиты или громогласного бородача, это все еще читают обвинительный акт.

– Служит делу народного освобождения и принадлежит к партии, которая считает уничтожение правителей одним из средств активной борьбы для достижения своих целей… Подав сигнал, обвиняемая вышла на Невский проспект и затем по Казанскому мосту обошла на противоположную сторону Екатерининского канала для того, чтобы оттуда наблюдать за действием метательных снарядов. Во время обоих взрывов она находилась на противоположной стороне Екатерининского канала и по совершении их удалилась…

Мещерский снова посмотрел на блондинку и увидел на ее лице полное безразличие. Сам Серж был кротким человеком, но тут он все же разозлился. Возле него кавалергардова невеста вздохнула и переместилась в кресле. Обвинитель, перечислив преступления блондинки, перешел уже ко второй подсудимой.

– После того как называвшийся мужем ее был, по выражению обвиняемой, «отозван по делу», она вместе с… который под чужим именем назывался также ее мужем…

Публика оживилась, в зале вспорхнул смешок, потом кто-то громко засмеялся, со всех сторон понеслись фривольные замечания. Молодая черноглазая женщина на скамье подсудимых съежилась и покраснела.

– Интересно, сколько у нее было мужей?

– А они ими менялись? Или у них все общее? Хи-хи!

Шутки становились все оскорбительнее, все развязнее, и председатель снова напомнил о том, что имеет право потребовать очистить зал.

– Шалишь, – пробормотал себе под нос скучавший репортер, – вам же нужно показать, что законность соблюдена… а для сего потребны свидетели…

Меж тем акт уже подходил к завершению.

– Стремиться к ниспровержению существующего государственного строя путем политической борьбы, вернейшим средством которой должны были служить повторяемые, в случае неудачи, покушения на цареубийство… Плодами такой решимости явились последовательные покушения на жизнь Его Императорского Величества: 18 ноября 1879 года близ Александровска Екатеринославской губернии; 19-го того же ноября близ города Москвы, на линии Московско-Курской железной дороги и наконец 5 февраля 1880 года посредством взрыва в Зимнем дворце… От имени своей так называемой партии дерзостно заявляли о твердом намерении своем продолжать дело крови, бунта и цареубийства…

И наконец спасительное:

– По вышеозначенным обвинениям предаются суду Особого присутствия правительствующего Сената с участием сословных представителей[40].

В публике зашевелилась и заговорили. Председатель, понимая, что все порядком утомились, объявил в заседании перерыв.

– Ах, как это скучно, – капризно протянула невеста кавалергарда. – Я-то думала, будет веселее…

«Веселее?!» – оторопел Серж. Он в принципе не мог понять, как суд, который имеет все шансы окончиться смертным приговором, может казаться кому-то веселым.

А суд продолжался, и заседание плавно перетекло на другой день, потом на третий, на четвертый… Вызывали свидетелей, опрашивали экспертов, и защита упорно пыталась подловить последних на мелких неточностях, цепляясь к каждому слову. Допрашивали подсудимых, и тут особенно ярко выявилось разнообразие их характеров: студент вновь рассказал все, что ему было известно; здоровяк грубо, упорно все отрицал; хозяйка квартиры тоже пошла путем отрицания всех обвинений; остальные отделывались невразумительными краткими ответами. Граф Строганов иронически щурился, и по-прежнему из зала в адрес подсудимых то и дело доносились нелестные замечания, Фукс призывал к порядку. Когда дело дошло до речи обвинителя, прокурор Муравьев не упустил случая блеснуть:

– Господа сенаторы, господа сословные представители! Призванный быть на суде обвинителем величайшего из злодеяний, когда-либо совершившихся на русской земле, я чувствую себя совершенно подавленным скорбным величием лежащей на мне задачи. Перед свежею, едва закрывшейся могилою нашего возлюбленного монарха, среди всеобщего плача Отечества, потерявшего так неожиданно и так ужасно своего незабвенного отца и преобразователя, я боюсь не найти в своих слабых силах достаточно яркого и могучего слова, достойного того великого народного горя, во имя которого я являюсь теперь перед вами требовать правосудия виновным, требовать возмездия…

Но он, конечно, скромничал. И нашел все слова, которые были ему нужны, чтобы доказать вину обвиняемых и окончательно пригвоздить их к позорному столбу. Муравьев был великолепен, он держал внимание своей речью несколько часов, и публика внимала ему с благоговением.

– На нашу долю, – рокотал импозантный прокурор, – выпала печальная участь быть современниками и свидетелями преступления, подобного которому не знает история человечества. Великий царь-освободитель, благословляемый миллионами вековых рабов, которым он даровал свободу, государь, открывший своей обширной стране новые пути к развитию и благоденствию, человек, чья личная кротость и возвышенное благородство помыслов и деяний были хорошо известны всему цивилизованному миру, словом, тот, на ком в течение четверти столетия покоились все лучшие надежды русского народа, – пал мученическою смертью на улице своей столицы, среди белого дня, среди кипящей кругом жизни и верного престолу населения.

Муравьев продолжал дальше в том же духе, завораживая периодами, рассыпая эпитеты, привлекая на свою сторону все силы классического красноречия. И даже когда бородач, которому, по-видимому, надоели все эти витиеватые, обдуманные фразы, разразился хохотом, чтобы сбить с прокурора спесь, тот ни капли не смутился.

– Так и должно быть, дамы и господа, – заявил он, пожимая плечами. – Когда люди плачут – нелюди смеются.

– Браво! – крикнул чей-то бас, и зал разразился рукоплесканиями.

Бородач смолк и стиснул челюсти, но взгляд, который он бросил на прокурора, говорил о многом.

Прокурор вновь обрисовал все печальные события 1 марта и делал это настолько искусно, что иные дамы полезли за платками, чтобы утереть слезы.

– Государь пал не только как мученик жертвой жесточайшего по орудию своему цареубийства: он пал и как воин-герой на своем опасном царском посту, в борьбе за Бога, Россию, ее спокойствие и порядок, в смертельном бою с врагами права, порядка, нравственности, семьи – всего, чем крепко и свято человеческое общежитие, без чего не может жить человек… Когда пораженная Россия опомнилась и пришла в себя, ее естественною, первою мыслью было: кто же виновники страшного дела, на кого должны пасть народные проклятия и пролитая кровь, где же цареубийцы, опозорившие свою родную страну? И я считаю себя счастливым, что на этот грозный вопрос моей родины могу смело отвечать ее суду и слушающим меня согражданам. Вы хотите знать цареубийц? Вот они!