Однажды орел… - Энтон Майрер

Когда Дэмон, преодолевая желание попросить очередной укол морфия, лежал в бессонные утренние часы в длинной безмолвной палате, наблюдая за темно-красными огоньками сигарет в руках бодрствующих, как и он, соседей, он думал обо всем, что произошло с ним и с десятком миллионов других… Однако нельзя сказать, что, размышляя над всем происшедшим, он добирался до сути, хотя и пытался сделать это. Пережитое становится ценным только тогда, когда насыщается значением, когда человек, получивший какой-то опыт, делает для себя определенные выводы. Все дело в том, что он, Дэмон, никогда не рассуждал. Он действовал, действовал быстро, как подсказывала интуиция. Теперь настало время, когда он должен приучить себя думать, думать спокойно, здраво, рассудительно. Итак, какие же ему следует сделать выводы?

Война. Оказалось, что война — это вовсе не такое уж захватывающее приключение, насыщенное доблестными подвигами и схватками с судьбой, как ему представлялось раньше. Война — это кровавая бойня, массовая резня. Те, кому повезло, остались живы, а кому нет — погибли или искалечены. И это все? Неужели за всем этим нет никакой правды? Неужели справедливое дело не восторжествует?

Дэмон перевел взгляд на пестрый лесок мачт шлюпов и ялов в море, на синие и желтые фигурки людей, мелькающие на их белых палубах.

Нет, никакой правды за всем этим нет. А что, собственно, является правдой? Он сидит сейчас здесь, на теплом отшлифованном камне. Судьба пощадила его, но является ли это следствием какой-то определенной причины? Год назад он без колебании ответил бы: «Да, является», теперь же, после того как его зацепили беспощадные крылья войны, он больше не верит в это. Дев, Кразевский, Краудер погибли, а он остался жив просто потому, что ему повезло. Они победили не потому, что их дело правое, а потому, что у них было больше солдат и оружия и их солдаты были более храбрыми и свежими, в то время как немецкие солдаты устали от четырехлетней войны и потерь и утратили волю к победе. За четыре года и его, Дэмона, наверняка убили бы, он теперь совершенно уверен в этом. Если он, хромая, снова отправился бы на передовую, то очередная награда досталась бы не ему, а его матери. Ничего божественного в ходе событий Дэмон не видел. Люди приводили в движение войска, состоящие из таких же людей, и те терпели поражение или добивались успеха в зависимости от своих возможностей, мастерства, стойкости и ресурсов, а также от везения или невезения. Людендорф почти выиграл сражение под Шмеп-де-Дамом, потому что он тщательно спланировал наступление, а его войска показали хорошее мастерство и дисциплинированность; но проиграл он это сражение потому, что его солдаты, испытывавшие голод и лишения, остановились для грабежа, потому что они устали намного больше, чем кто-либо, — больше, чем предполагал даже сам Людендорф, — и потому что американцы, такие, как он, Дэмон, стремительно бросались в прорывы на решающих участках и сдерживали натиск противника. Если допустить, что существовала судьба, предопределившая исход войны, то следует отметить, что эта судьба очень капризна. К богу взывали и союзники и их противники, каждая сторона считала свое дело правым и справедливым, и каждая сторона совершала бесчисленные преступления во имя достижения «большой справедливой победы». Все это было частью так называемых жертв во имя достижения победы. Но для какого-нибудь немецкого майора, который шел сейчас, прихрамывая, по мрачной зимней улице Касселя или Лейпцига, все эти жертвы оказались напрасными. Такими же они могут оказаться и для него, Сэма, если четыре великие державы окажутся не в состоянии обеспечить справедливый и длительный мир…

Дэмон вздохнул, поднялся на ноги и пошел по набережной обратно. Дойдя до кафе с верандой, обращенной к порту, он остановился, решив что-нибудь выпить. Опустившись в плетеное кресло, он зацепил трость за край стола, заказал официанту вермут и стал ждать, прислушиваясь к стуку копыт, скрипу и бренчанию повозок и звонким сигналам такси. Он увидел проходившего мимо артиллерийского офицера, как ему смутно помнилось, из триста двадцать девятого полка, потом летчика, ехавшего в открытом экипаже с двумя девушками из Красного Креста. Наклонившись вперед и вытянув с хорошенькие белые шейки, девушки громко смеялись над тем, что им говорил летчик. Дэмон вспомнил, как однажды летним вечером на него точно так же смотрела Силия. Во время наступления в районе Аргонн он получил от нее письмо, которое даже тогда вызвало у него улыбку.

«У нас здесь все восторгаются тобой, Сэм. Твоя храбрость и эти награды потрясли всех. Папа и мистер Клаузен намерены назвать лужайку перед ратушей площадью Дэмона. Как тебе это правится? Ты станешь теперь бессмертным!!! Пег говорит, что мистер Верни не может рассказывать ни о чем, кроме твоих подвигов, он всем то и дело повторяет: „Я знал, что героизм в этом парне был с самых пеленок, я знал это“. На стене его комнаты висит карта Фландрии с разноцветными флажками, и он каждый день просит читать новости вслух, от первого до последнего слова. Пег говорит, что он всех их сводит с ума. Она шутит, конечно, потому что все они очень гордятся тобой. Это просто замечательно, Сэм. Мне кажется, что я и сама говорю каждому встречному: „Я уже давно знала, что он будет такой!“ Я никогда не забуду того момента, когда на газоне около дома твоей матери я сердито ругала тебя за твое утверждение, что ты знаешь свою будущую судьбу. Ты был все-таки прав. Как ты мог это знать?! Мне надо было бы поверить тебе тогда, правда? Тебе все должны были поверить. Фред находится сейчас в Кэмп-Шелби, он говорит, что его часть скоро пошлют за рубеж. Я и рада этому, и в то же время очень боюсь. Это ужасно, если война будет продолжаться. Эти гансы такие безжалостные звери. Наш город опустел теперь, но все равно я испытываю большое удовольствие от пребывания здесь с мамой и папой. Наверное, теперь, когда ты стал капитаном и героем войны, у тебя мало свободного времени, но если появится хоть одна минутка, я буду очень рада получить от тебя несколько слов».

Отпив несколько глотков аперитива, Дэмон улыбнулся. В глубине души Силия, конечно, сожалела, что не подождала его. Кавалер ордена Почета куда более привлекателен, чем лейтенант береговой артиллерии. «Площадь Дэмона». Этот грязный прямоугольник высохшей травы, где в тени от вязов, надвинув на нос соломенные шляпы, бывало, сидели и дремали Уолт Корни и Джейк Линстром… Награду в Дебремоне ему вручил сам генерал Першинг. Когда генерал прокалывал булавкой френч, Дэмон почувствовал, как легко натянулась ткань. Потом Першинг крепко пожал ему руку, и на его суровом лице появилась холодная улыбка. «Поздравляю, Дэмон, — сказал он, — за такую награду я с удовольствием отдал бы свою генеральскую звезду». Что ж, возможно, и Дэмон, будь он на месте генерала, отдал бы. Но теперь снова мирное время, знамена поблекнут, армии сократятся, Фред Шартлефф вернется к своим делам в Чикаго, а его молодая жизнерадостная жена будет растить своих детей и устраивать пышные приемы в городском доме на берегу озера…

— Капитан Дэмон! — прервал его размышления бодрый голос. — О, майор, простите… Искренне поздравляю!

Повернув голову, Дэмон увидел стоящего у стола первого лейтенанта, коренастого молодого человека с некрасивым костлявым лицом, клювообразным носом и быстрыми веселыми глазами. Лицо, которое он раньше видел, но сразу не смог вспомнить где. Однако в следующий момент он вспомнил.

— Привет! Кажется, Крайслер?

— Да, сэр. Пожалуйста, не вставайте. Я просто увидел вас, и мне захотелось…

— О да, да. Батальон Рассела. — Дэмон все же встал, перенеся тяжесть тела на здоровую ногу. — Вспоминаю, что мы виделись во время того короткого совещания на пути к Мальсэнтеру. Мне кажется, что после этого мы больше не встречались. Вас ранило там?

Утвердительно кивнув, Крайслер быстрым и легким движением большого пальца указал на грудь.

— Осколками снаряда. Но мне повезло, легкие не задеты. А что произошло с вами, сэр?

— Зацепило бедро и бедренную кость. Под Мон-Нуаром. Садитесь, Крайслер. Угощайтесь.

— С удовольствием, если это не побеспокоит вас…

— О, нет, нет. Я просто сижу здесь и размышляю. Извините, что не сразу узнал вас.

— Это вполне естественно, сэр. Откровенно говоря, я удивлен, что вы вообще помните меня. — Крайслер приветливо улыбнулся. — Я был в тот вечер в очень подавленном настроении.

— Да, у меня было такое же состояние. Как вас звать, Крайслер?

— Бен, сэр.

— Отлично. Давайте называть друг друга по имени, Бен и Сэм. — Дэмон улыбнулся.

Наблюдая за прохожими, они медленно потягивали прохладное терпкое випо и рассказывали друг другу о себе и своих переживаниях. Крайслер родился в Меномини, в штате Висконсин, где его отец владел недвижимостью и издавал местную газету. Он учился в Вест-Пойнте и окончил его в 1918 году, на год раньше срока. Крайслер прибыл в полк всего за два часа до того, как Дэмон встретил его на совещании.