Зеленый фронт (СИ) - Рус Агишев

Какие-то минуты прошли с момента телефонного звонка, но вот раздался стук и дернулась дверь, из-за которой показалась густая борода с лежащими чуть выше массивными очками с роговой оболочкой.

— Ээ… товарищ Сталин…, — негромко произнесла борода, оказавшаяся профессором Виноградовым. — Разрешите.

— Проходите, Алексей Петрович, проходите, — повернулся к нему хозяин кабинета. — Для вас есть работа. Вот!

Доктор несколько раз дернул головой по сторонам, стараясь оценить характер этой самой работы.

— Вот, капитан Смирнов Игорь Владимирович опасается за свое душевное здоровье, — продолжил Сталин, подходя ближе к разведчику. — Есть мнение, с которым совпадает и желание самого капитана, провести его полное психическое обследование! Как вы на это смотрите?

— Душевное…? Э?! — совершенно растерялся профессор, вцепившись в саквояж, который в этот самый миг оставался для него настоящим спасательным кругом. — Я, товарищ Сталин, готов, конечно готов… Вот сейчас.

На зеленое сукно лег саквояж, через секунду открывший свое нутро. Алексей Петрович, быстро поковырявшись, вытащил оттуда перчатки и несколько блестящих инструментов.

— Сейчас, посмотрим…, — одев резиновые перчатки, профессор словно обрел невидимую защиту, настолько радикально изменилось его поведение. — Так, молодой человек, смотрим сюда. Хорошо! Теперь сюда… Отлично! Реакция зрачков в норме. Травм головы не было? Может контузии? Нет! Ладно… Давайте, наклоняйте голову. Еще, еще, не бойтесь.

Сильный пальцы быстро пропальпировали поверхность головы, ища внешний повреждения.

— Неплохо, молодой человек, — отпустил его головы профессор. — Теперь, на пару вопросиков мне ответите. Хорошо?

Тот утвердительно кивнул, всем своим видом демонстрируя, что готов исполнять все требования доктора.

— Вопрос первый: какой сейчас год? — врач вытащил небольшой блокнот и остро отточенный огрызок карандаша. — 1941 г. Хорошо! Отметим… Теперь второй — объясните мне разницы между сеном и соломой?

Кто-то за их спиной издал тихой смешок по поводу такого вопроса.

— Сено — это высушенная на солнце луговая трава, — ни чуть не смущаясь от характера вопросов, отвечал Смирнов. — Солома — это высушенный остатки стеблей злаковых трав, в частности, пшеницы, ржи.

— Очень хорошо, а теперь можно вашу руку, — тот сразу же протянул ему твердую в заусенцах ладонь. — Теперь смотрим внимательно на меня… Так… Вот, раз! — капитан неуловимо дернулся, когда его указательный палец неожиданно поцарапали чем-то острым. — Ничего, ничего — это всего лишь комариный укол… Вот вам вата! И еще вопрос: среди родных кто-нибудь болел психическими заболеваниями? Нет! Понятно! Собственно, вот и все товарищ Сталин.

— И чем вы нас порадуете, — тот сел в свое кресло и выжидательно посмотрел на доктора. — как душевное здоровье, товарища Смирнова?

— Я абсолютно уверен, что товарищ капитан, психически здоров, — профессор Виноградов говорил уверенным, даже немного безапелляционным тоном. — Осмотр показал, что молодой человек полностью адекватен и совершенно отдает отчет в своих поступках… Естественно, более полное заключение я бы мог выдать в случае недолгого стационарного наблюдения.

— Вот и хорошо, — вздохнул со странным чувством Сталин, выпроваживая профессора. — А теперь, товарищ Смирнов, мы вас внимательно слушаем! — в его тоне полностью исчезли нейтральные нотки, стало больше стали.

Разведчик встал по стойке смирно.

— Товарищ Сталин, в ходе выполнения задания группа столкнулась с необъяснимым явлением…, — бодрый тон капитан на некоторых словах словно спотыкался. — Там был Лес, товарищ Сталин… Живой Лес! — лицо раскраснелось, воротник ощутимо сжал шею. — Я лично разговаривал с деревом… Потом один из членов моей группы был чем-то заражен. Партизаны говорили, что так лес делает так, когда хочет кого-то изменить…

Сталин молчал. Пожалуй, за всю его достаточно долгую жизнь впервые сложилась такая ситуация, когда он не знал, как ему реагировать на случившееся.

— Разреши, Коба, — вдруг прошептал кто-то рядом с ним. — Он сошел с ума… Надо с ним что-то делать. Он может быть опасен! Позвать охрану? — однако его руки легко коснулся хозяин кабинета, призывая замолчать.

— … Разрешите мне договорить, товарищ Сталин? — глухо прозвучал голос. — Я не случайно попросил привести доктора… Мои слова похожи на бред, но они являются истинной правдой.

— Я видел все это собственными глазами. Дерево говорило со мной… Говорило по-настоящему! … Это же просто грандиозно! Он устроил эпидемию среди немецких солдат! И даже это не что, перед тем что он может.

На какое-то мгновение Сталину стало немного не по себе от внутренней убежденности капитана. «Я, что сплю? — проносилось в его голове. — Нет! Вон Лаврентий медленно закипает… Это же обычный капитан, которому было дано обычное задание… Вылететь, прибыть и проверить! И говорить такое… Неужели он, действительно, сошел с ума».

— Вы не верите мне? — с горечью, проговорил Смирнов, переводя. — Ну вот же документы! Фотографии! Отчет доктора! Там все описано! — его лицо демонстрировало такое отчаяние от собственного бессилия, что хотелось встать и завыть рядом с ним. — Но это, товарищ Сталин, вот это… Смотрите…

Капитан, решительным движением расстегнул тугую пуговицу на рукаве и высоко закал его. Судя по сделавшему шаг вперед Берии, пытавшегося закрыть возможную линию огня, ситуация начала попахивать порохом и дело вполне могло дойти до открытого пламени.

— Вот…, — наконец, с благоговением в голосе прошептал разведчик, вытягивая руку чуть в сторону от двери. — Это подарок Леса!

— Что? — Лаврентий рывком распахнул дверь и заорал куда-то в пространство. — Охрана! Бегом!

В доли секунды все завертелось словно в каком-то безумном калейдоскопе. В приемной что-то с грохотом упало на деревянный паркет, сразу же раздались грохот тяжелых сапог, со всей дури ударявших пол.

— Товарищ Сталин, товарищ Сталин…, — массивной ручкой дверь ударилась по стене и невысокий лысый человек оказался в кабинете. — Что случилось?

Следом ворвался высокий майор с озверелым выражением лица и сделал то, что сделал бы любой на его месте. Позднее, оправдываясь, он напирал на полную однозначность ситуации… «Проверял караулы. Вдруг крик! Я бежать по коридору… А дверь открыта настежь, в приемной пусто! Я в кабинет! — все кусочки картины навсегда отпечатались в его голове. — Там четверо, — он точно помнил положение каждой фигуры, в тот момент словно застывшей на месте. — Трое мне были знакомы, последний нет… Я сразу же отметил его странную позу — вполоборота к двери, рука с засученным рукавом вытянута в сторону товарища Сталина. Что мне было делать?».

…Пистолет сделал три выстрела и он вряд ли бы на этом остановился, но повелительный окрик остановил майора.

— Отставить! Прекратить стрельбу!

— Врача! Позвать врача!

Секретарь, толком ни в чем не разобравшись, исчез за дверью. Судя по звукам, которые оттуда доносились, к майору прибыло весьма существенное подкрепление и оно теперь настойчиво интересовалось, что собственно случилось.

— Лаврентий, я смотрю, твой орел просто снайпер, — хозяин кабинета подошел к упавшему гостю и, присев на карточки, с удивлением что-то рассматривал. — Вот именно это я имел ввиду…

Тот тоже склонился над раненным.

— Что за…? — начал было Берия, но сразу же замолчал. — Майор, освободить кабинет! И где этот врач?

Лежавший на полу человек открыл глаза. Его обнаженная рука осторожно коснулась окровавленной гимнастерки.

— Вот это я и хотел показать, товарищ Сталин, — прошептал он, пытаясь расстегнуть одежду. — Не могу… Расстегните! Видите. Это все его подарок.

На его груди сквозь застывавшие потеки крови красовались входные отверстия от пуль, которые на глазах наполнялись какой-то беловатой пеной. Вдруг его словно скрутило! Лицо побагровело, скрюченные пальцы начали царапать паркет.

— Держи его! — оба первых лица государства вцепились в извивающиеся руки. — Уходит! Крепче!

Наконец, судороги прекратились… А с потной груди скатились на пол несколько смятых пуль.

62

Село Малые Хлебцы. Бывшее Полеское воеводство. Дом старосты.

Седой как лунь мужик молча сидел за столом и смотрел прямо перед собой. Возле него стоял невысокий глиняный кувшин и надкусанный кусок хлеба.

— Прокляты мы все…, — шептали искусанный в кровь губы. — Не хотели жить по правде, значит-ца будем жить по волчьим законам.

Вдруг что-то влажное коснулось его ладони, через секунду это случилось вновь. К его удивлению это были слезы — крупные капли падали на кожу, неприятно холодя ее.

Степан, бывший сельский староста, больше не мог сдерживать слез. Его голова словно ватная упала на руки и он зарыдал.