УДАР ИГЛЫ - Илья СТАЛЬНОВ

– Сатанисты! Бог ты мой…

Я перекрестился, но на миг мне стало даже смешно, я позабыл, где и в каком положении нахожусь. Ну конечно, сатанисты. Горстка помешанных, служащих дьяволу и нарочито коверкающих все обряды. Ущербные, перепуганные людишки, прячущиеся от всего мира и лишь во тьме укрытий ощущающие свою мнимую силу. Такой жалкий культ и такое самомнение! властители мира! Дурак набитый, вот кто этот барон!

– Можно сказать, что ты прав, – самодовольно проговорил мой противник.

– Тогда вы занялись не своим делом. Ваша работа – чертить пентаграммы, плевать на иконы и растирать в порошок сушеные жабьи ножки, – не удержался я, хотя ирония в моем положении вряд ли была уместна.

Я думал, что барон после таких слов придет в неистовство, но он только рассмеялся:

– Хорошо иметь дело с людишками, чей разум жалок и плутает во мраке. Неужели ты думаешь, что власть Великого действительно слаба?

Эти слова были произнесены так, что у меня перехватило дыхание. Я будто заглянул в бездонный колодец. – Твое время истекло.

Он приблизился к отверстию, собираясь проникнуть внутрь, но тут послышался шум, Барон оглянулся, прорычал себе под нос какое-то ругательство, выхватил пистолет и навел его на меня. Я откатился в сторону, уйдя из-под прицела. Затем послышался топот убегающего человека, К яме подходила стража сераскира Измаильского…"

***

Отъехав от медицинского центра, я остановил машину у городского парка. Там было пустынно. Хлопнув дверцей, я подошел к ажурной беседке, стоящей здесь еще с тех времен, когда это место являлось богатыми помещичьими угодьями, оперся о перила. Город был передо мной как на ладони. На меня нахлынул поток неясных чувств. На мигя отдался на его волю. Ветер все крепчал. Низкие тучи с бешеной скоростью неслись по серому небу. И тогда я ощутил, как нарастает ЗЛО, вырывается из тесных оков. На миг мне показалось, что огромный смерч засасывает в себя весь город…

Я обессиленно упал на сиденье «Жигулей», провел ладонью по лбу. Ладно, очнись. Не майся дурью, надо работать… Я связался по рации с дежурным по городу услышал:

– «Буран» (это позывной дежурного по городу) вызывает АП-ЗиАП-8. Срочно. Восьмой микрорайон, Рылеева, восемнадцать. Вооруженное сопротивление, блокировать район со стороны Чкаловской и Шереметьевской.

– АП-3 понял.

– АП-8 выдвигается.

– «Буран», ответь «Астре-1», – произнес я в микрофон. – Ответь «Астре-1».

– Говорите, «Астра-1». «Буран» на связи.

– Что случилось в восьмом микрорайоне?

– Какой-то псих зарубил топором сожительницу, забаррикадировался с охотничьим ружьем и открыл стрельбу. Район блокируется. Группу спецназа я направил.

– Понял. Двигаюсь туда.

Я со стуком поставил магнитную красную мигалку на крышу машины. Поехали! Восьмой микрорайон – то другой конец города. Быстрее будет по набережной – там почти нет светофоров…

Через пятнадцать минут я вырулил с набережной у кинотеатра «Орион». Вот и нужный микрорайон. Улица Рылеева передо мной. Крошечные наделы земли с деревянными и кирпичными домами. Новостройки сюда еще не добрались, и, наверное, уже не доберутся. Ого сейчас что строит?.. На улице стояло несколько автомашин: милицейские «уазики», «Жигули», «скорая помощь». Я выскочил из машины.

Крутом сновали санитары, сотрудники милиции. У столба курил Семеныч. Зеленый бронежилет делал то еще крупнее, в руке он держал шлем с пуленепробиваемым забралом. На плече висел короткоствольный автомат АКС-74У.

– Ну как, Семеныч?

– Нормально, Виктор Иванович. Взяли мы его. Бабу он свою намертво уложил… Потом ворвался к соседям и ранил еще двоих. Там и забаррикадировался с мешком патронов. Мы двенадцать выстрелов насчитали, которые он по нам сделал. Пока ружье перезаряжал, Сережа Шипунов и Вася Матюхин его через окно взяли. Живым.

– Пошли, поглядим на этого «вольного стрелка».

Он забился в угол спецназовского «пазика» – татуированный, с литыми мышцами бык. Разорванная рубаха открывала мощную волосатую грудь. Руки в наручниках были заведены за спину. Я подсел к нему.

– Ты чего так разгулялся?

– С-суки, жалко из вас никого не замочил, – зашипел он и поднял на меня абсолютно пустые глаза со зрачками, превратившимися в черные точки. И вдруг в его глазах промелькнула какая-то алая искра. – У, гад!… Ты-то мне и нужен был. Тебе моя пуля предназначалась. Опоздал ты, лягавый. На свое счастье опоздал.

Что-то безумное было в нем. У меня возникло ощущение, что передо мной не человек, а кукла. Зомби, ведомый черной волей. Вопрос только чьей.

– Ну ничего, падла, все равно тебе каюк!

– Сволочь, – Семеныч поочередно врезал правой и левой ладонями негодяю по ушам, и тот полетел на пол автобуса. – На, тебе, поганец! – Затем командир спецназа звезданул бандита по ребрам тяжелым башмаком.

– Оставь его, – сказал я.

– Надо было этого подонка грохнуть на месте, – сквозь зубы процедил Семеныч.

Мне стало худо. А ведь правда – не загляни я в медицинский центр, наверняка успел бы к основной части программы, и, вполне возможно, его пуля нашла бы меня.

Я отдал соответствующие распоряжения и отправился домой дочитывать рукопись Курнакова…

***

"Янычар было четверо. Представляю, что они почувствовали, когда увидели распростертый на земле труп одного из охранников. Второй лежал внизу, рядом со мной. Размахивая руками, янычары сбивчиво и торопливо загалдели, перемежая ругательства с взываниями к Аллаху. Наконец сообразив, что охранников убил все-таки не я, они несколько успокоились.

Высокий начальник обшарил карманы убитого, но ничего в них не нашел. Он нагнулся над ямой и приказал:

– Вылезай, собака!

– Я не могу сам выбраться. А собака – это ты! – с вызовом воскликнул я и, видя, как высокий хватается за оружие, усмехнулся. – Ну давай, давай, убей меня, облезлый шакал. Убей того, кто спас жизнь сераскиру, и ты почувствуешь, как пахнет твое мясо, поджаренное палачом.

Янычар зло сплюнул, потом крикнул:

– Ты ошибаешься, пес! Не мне сегодня гореть… Они вытащили меня из ямы и поволокли к дворцу. Рослый янычар собирался наградить меня пинком, потом остановился, предложив:

– А может, зарубим его? Скажем, что пытался бежать и на наших глазах убил тех двоих…

– Проницательный паша не поверит этим сказкам. Русский прав – сераскир за него спустит с нас шкуру.

Вскоре я очутился в подвале с низким потолком. Там жарко горел огонь в открытом очаге, повсюду висели какие-то странные крючья, устрашающего вида. Я поглядел на троих полуголых турок мощного телосложения с лоснящимися от пота тупыми физиономиями и подумал, что угодил к древнегреческому богу Гефесту, в его собственную кузню. Но это было что-то совсем другое. Меня цепями приковали в самом дальнем углу. Только после этого янычары ушли, а трое «кузнецов» принялись раздувать и без того жаркий огонь и калить на нем здоровенные щипцы, звездчатые молоточки и какие-то тонкие прутья.

Не прошло и пяти минут, как янычары вернулись, притащив чуть ли не волоком двух русских пленников в оборванном обмундировании. Их повесили у самого огня и… Только тут до меня дошло, что я нахожусь в пыточной камере и что эти двое несчастных сейчас будут замучены до смерти прямо у меня на глазах. О себе думать в тот момент я даже не посмел…

Раздался страшный утробный крик боли, и запахло горелым мясом. Я крепче зажмурил глаза, но уши заткнуть не мог…

– Молчи, браток! Откуси язык, но молчи! Пусть эти ироды не услышат от нас ни слова! – сквозь стон кричал один солдат другому.

Сколько продолжалась пытка, не могу сказать, ибо на какое-то время мое сознание угасло и я очнулся только тогда, когда стало очень тихо. Открыв глаза, я покосился на то место, где только что корчились тела пленных. Но там уже никого не было. Только лужицы дымящейся крови говорили о совершенном здесь изуверстве.

Палачи отдыхали, наслаждаясь холодным щербетом и попыхивая сладковатым дымком из одного на всех кальяна. Наконец, пожилой палач что-то тихо сказал самому молодому из своих подручных и указал на меня корявым пальцем. Молодой быстро вскочил на ноги и направился в мою сторону, прихватив по дороге раскаленный докрасна металлический прут. Мне показалось, что шел он ко мне очень неторопливо, какой-то скользящей походкой. Время замедлилось, сжалось до мельчайшей пылинки. Я почувствовал, как путешествует по телу мое собственное сердце, опустившись сначала в пятки, а потом, поднявшись до самого горла, где оно и застряло так, что я не мог даже продохнуть.

Подручный палача бесстрастно поднял руку с прутом и нацелился бесчувственными рыбьими глазами на мою грудь. Я ощутил обжигающее дыхание огня, раскаленный металл был уже в вершке от моей трепещущей плоти, как вдруг подручный палача издал удивленный вскрик-всхлип, выронил прут и повернулся ко мне спиной. И тут я увидел нечто, заставившее мои глаза округлиться от удивления. Из спины подручного торчала рукоятка метательного ножа, украшенная перламутром,