Рубежник - Дмитрий Билик

ходила. И ведь не посмотрел на то, злыдень. Вот когда ребенок на этот свет почти ступить готов, а его губят, большая сила в мир вырывается. Такая мощь, что ее с хистом сравнить можно. Она-то Марфушу лешухой и сделала.

Мы замолчали, каждый думая о своем. Жалко ли мне было ту женщину? Конечно. Жалел ли я о том, что поступил плохо? Нет. Та, тварь, которая подменила Димку уже не являлась Марфушей. Как бы лешему этого не хотелось. Но еще мне было жалко лешего, который даже через столько лет не забыл о произошедшем. Более того, считал, что главный виновник злодейства именно он. Мне хотелось хоть как-то облегчить его муку, однако подходящих слов не находилось.

— Так вы причем. Не ваша то вина, — все что смог выдавить из себя я.

— Моя, — замотал головой хозяин леса. — Не остановил я тогда злодея, не спас ее. Мог ведь и не убивать его. А волка там напустить, чтобы мимо пробегал или еще чего придумать. Это я уже позже умный стал, когда опыта набрался. Тогда ничего не сделал. Конечно, когда понял, догнал уже, руками падаль эту удавил. Видел бы ты, как он испугался. Вовек глаза его не забуду.

Как ни странно, я не ужаснулся от кровожадности лешего по отношению к насильнику. Скорее даже мысленно поддержал его. Наверное, на месте хозяина леса сам бы так сделал. Меня интересовало совершенно другое.

— Разве лешие должны оберегать людей в своих владениях? Я думал, вы следите за порядком в лесу, чтобы его не трогали.

— Тут все от каждого лешего зависит, — ответил мужичок. — Есть среди нас и злые, которым страдания ближнего, как бальзам на душу. Хуже нет, чем к таким в лес попасть. Ежели живым выберешься, то все равно на всю жизнь запомнишь. А есть и нормальные. Если ты к нам с добром, то и мы тем же ответим.

Вот это новость меня слегка обнадежила. Значит, передо мной «нормальный» леший. Тот, кто не беспределит. Поэтому я начал издалека.

— Но вы же сами говорили, что лешачихи, ну, или лешухи, по вашему, лишь первое время думают, как люди. Потом они становятся нечистью, так?

Собеседник кивнул, но не сразу. Будто бы даже обдумывая мои слова.

— Не думай, рубежник, что ты умнее всех. Вижу, куда клонишь. Я как понял, что нечисть на моей земле оказалась, пытался уберечь остальных от нее. Если кто по грибы-ягоды пойдет, дальними тропками их посылал. Лешухе, когда особо тяжко ей было, зверят молодых подкладывал. Да и тех лишь кто больной и все равно бы вскоре умер. На то у меня тоже понимание есть. Из них она силу пила долго, еле до второго рубца добралась. А это за столько-то лет! Вот только потом эти треклятые черти…

Он тяжело вздохнул, а я не торопился перебивать. Многих людей, как и нечисть, надо уметь слушать. В суете дней мы почему-то забываем об этом. И не разговариваем, а лишь ждем очереди сказать свое. Вот и сейчас леший грустно помолчал несколько долгих мгновений, после чего продолжил.

— Уж как они меня одолели, рубежник, ты бы знал. Сладу никакого нет. И сделать им ничего не могу.

— В своем праве они? — догадался я.

— В своем, — грустно подтвердил леший. — Где-то деревенского мужика обнесли, бутыль большую самогону у него украли. Напились и пошли лешачиху дразнить. А та возьми и задери двоих. Тогда третий рубец и получила. И в тот же день сама до деревни дошла. И ребенка похитила.

Хозяин леса раздраженно отбросил травинку и притоптал ее сапогом. Пугающая пустота вокруг наполнилась силой. А леший сжал кулаки.

— Как сейчас помню, девочка, осьмилетка. Красивая, волосы как пшеница зрелая. Тонкая, одни глаза на пол лица. Как она плакала, как к мамке умоляла отпустить…

Леший дал петуха и стремительно заморгал. А затем и вовсе отвернулся. У меня у самого глаза стали на мокром месте. Потому что и представлять особо ничего не пришлось.

— Сам ее хоронил, — отдышался хозяин леса. — В самой густой чаще. Даже крест поставил, чтобы как у людей. И думал, что более никого до лешухи не допущу. А потом… опять.

И он указал на забывшегося на руках у беса Димку. Вот тут я понял, что пора брать лешего за рога. Фигурально, само собой. Потому что это было нашим единственным шансом на спасение.

— Только мальчишка еще жив, — сказал я негромко. — Если успеть довезти его, то удастся спасти. И еще… его Дима зовут.

Вот тут леший дернулся. Словно по спине с размаху плетью ударился. И снова посмотрел на пацана. Только теперь внимательно, явно думая о чем-то серьезном. Будто видя то, чего не замечал я. И еще стало понятно, что леший решает мою судьбу.

— А с тобой мне что делать? Если узнают, что отпустил после всего, то житья не будет.

У меня в горле ком встал. Я тяжело вздохнул, но все же сказал то, что было на душе.

— Отнесу пацана и вернусь. А потом, батюшко, делай, что хочешь. Ты в своем праве.

Это было жутко глупо, но правильно. Жизнь за жизнь. И лучше уж Димон, чем я. Кто я буду, если прикроюсь им, чтобы спастись самому? Да и не примет леший такого размена, это понятно.

Я не великий оратор. И всех тонкостей построения речей не знаю. Однако и здесь попытался дать себе шанс, поэтому последнее предложение добавил намеренно.

Мои слова произвели эффект. Правда, разный. Гриша бешено вращал глазами. Не только потому, что давно находился на воле. Бес был очень недоволен сказанным. Понятно, он считал, что я слил в унитаз результаты всех переговоров.

А вот только леший чуть повел плечами, будто пытаясь встать. Затем повернулся ко мне и хлопнул по плечу. Да так, что я рухнул с бревна.

— Извини, рубежник, не пришиб?

Леший помог подняться и что-то в его облике изменилось. Мужик передо мной явно помолодел. Скинул все тяготы прошлых лет — разгладились морщины, ушли нависшие над глазами складки, кожа подтянулась.

— Хороший ты паря, правильный. Давно я таких не встречал, настоящих, что ли. Не прощу себе никогда, если загублю. Бери мальчонку, да возвращайся домой. Только у меня условие.

«Родину не предам, гендер не поменяю, за ЛДПР голосовать не буду», — чуть не выпалил на радостях я.