Сталин. Красный «царь» (сборник) - Тони Клифф

Если перевести, для наглядности, социалистические отношения на биржевой язык, то граждан можно представить, как участников акционерного предприятия, в собственности которого находятся богатства страны. Общенародный характер собственности предполагает распределение «акций» поровну и, следовательно, право на одинаковую долю дивиденда для всех «акционеров». Граждане участвуют, однако, в национальном предприятии не только как «акционеры», но и как производители. На низшей ступени коммунизма, которую мы условились называть социализмом, оплата труда производится еще по буржуазным нормам, т. е. в зависимости от квалификации, интенсивности и пр. Теоретически доход каждого гражданина слагается, таким образом, из двух частей, а + б, т. е. дивиденд плюс заработная плата. Чем выше техника, чем совершеннее организация хозяйства, тем большее место занимает а по сравнению с б, тем меньшее влияние на жизненный уровень оказывают индивидуальные различия труда. Из того факта, что в СССР различия заработной платы не ниже, а выше, чем в капиталистических странах, приходится сделать вывод, что акции советских граждан распределены неравномерно и что в доходы граждан, наряду с неодинаковой платой, входит неодинаковая доля дивиденда. В то время как чернорабочий получает лишь б, минимальную плату, какую он, при прочих равных условиях, получал бы в капиталистическом предприятии, стахановец или чиновник получает 2а + Б или 3а + Б и т. д., причем Б может, в свою очередь, равняться 2б, 3б, и т. д. Различия в доходе определяются, другими словами, не только различиями индивидуальной выработки, но и замаскированным присвоением продуктов чужого труда. Привилегированное меньшинство акционеров живет за счет обделенного большинства.

Если принять, что советский чернорабочий получает больше, чем получал бы, при одинаковом уровне техники и культуры, в капиталистическом предприятии, т. е. что он все же является маленьким акционером, то его заработную плату придется принять равной а + б. Заработок более высоких категорий выразится формулами: 3а + 2б; 10а + 15б и т. д., что значит: чернорабочий имеет одну акцию, стахановец – 3, спец. – 10; сверх того их заработные платы в собственном смысле относятся, как 1: 2: 15. Гимны священной социалистической собственности звучат при этих условиях гораздо убедительнее для директора или стахановца, чем для рядового рабочего или колхозника. Между тем рядовые труженики составляют подавляющее большинство общества, и социализм рассчитан именно на них, а не на новую знать.

«Рабочий в нашей стране не является наемным рабом, не является продавцом товара – рабочей силы. Это – свободный труженик» («Правда»). Для настоящего времени эта патетическая формула представляет собою недопустимое хвастовство. Передача заводов в руки государства изменила положение рабочего лишь юридически; на деле он оказался вынужден жить в нужде, работая определенное число часов за определенную плату. Те надежды, которые рабочий возлагал ранее на партию и профессиональные союзы, он после революции перенес на созданное им государство. Но полезная работа этого орудия оказалась ограничена уровнем техники и культуры. Чтоб повысить этот уровень, новое государство стало прибегать к старым методам нажима на мускулы и нервы трудящихся. Вырос корпус погонял.

Управление промышленностью получило архибюрократический характер. Рабочие утратили какое бы то ни было влияние на руководство заводом. При сдельной оплате труда, тяжких условиях материального существования, отсутствии свободы передвижения, при ужасающей полицейщине, проникающей жизнь каждого завода, рабочему трудно чувствовать себя «свободным тружеником». В чиновнике он видит начальника, в государстве – хозяина. Свободный труд несовместим с существованием бюрократического государства.

С необходимыми изменениями сказанное относится и к деревне. Согласно официальной теории колхозная собственность есть особая форма социалистической собственности. «Правда» пишет, что колхозы «по существу уже однотипны с государственными, последовательно социалистическими предприятиями», но тут же прибавляет: гарантией социалистического развития сельского хозяйства является то обстоятельство, что «большевистская партия руководит колхозами», т. е. отсылает нас от экономики к политике. Это означает, по существу, что социалистические отношения заложены пока что не в реальных отношениях между людьми, а в попечительном сердце начальства. Трудящиеся очень хорошо сделают, если возьмут это сердце под подозрение. На самом деле колхозное хозяйство стоит посредине между единоличным и государственным, причем мелкобуржуазные тенденции внутри колхозов как нельзя лучше дополняются быстрым развитием приусадебных, или личных хозяйств колхозников. Несмотря на то, что индивидуальные посевные участки колхозников составляют всего 4 миллиона гектаров против 108 миллионов колхозных посевов, т. е. менее 4%, они, благодаря интенсивной, особенно огородной, культуре, доставляют крестьянской семье важнейшие предметы потребления. Главная масса рогатого скота, овец и свиней составляет собственность колхозников, а не колхозов. Крестьяне сплошь превращают свои подсобные хозяйства в основные, отодвигая малоприбыльные колхозы на второй план. Наоборот, колхозы с высокой оплатой рабочего дня поднимаются на более высокую социальную ступень, создавая категорию зажиточных фермеров. Центробежные тенденции еще не отмирают, а, наоборот, крепнут и растут. Во всяком случае, колхозы успели пока преобразовать лишь юридические формы экономических отношений деревни, в частности, способы распределения дохода, но оставили почти без перемен старую избу, огород, уход за скотом, весь ритм тяжелого мужицкого труда, в значительной мере и старое отношение к государству, которое не служит, правда, больше помещикам и буржуазии, но забирает у деревни слишком много в пользу городов и содержит слишком много прожорливых чиновников.

Для предстоящей 6 января 1937 г. переписи советского населения выработан следующий перечень социальных категорий: рабочие; служащие; колхозники; единоличники; кустари; люди свободных профессий; служители культа; другие нетрудящиеся элементы. Согласно официальному комментарию, переписной лист только потому не заключает в себе никаких других социальных характеристик, что в СССР нет классов. На самом деле переписной лист построен с прямым расчетом: скрыть привилегированные верхи и наиболее обездоленные низы. Действительные прослойки советского общества, которые должно и можно было бы без труда выявить при помощи честной переписи, таковы: верхи бюрократии, специалисты и пр., живущие в буржуазных условиях существования; средний и низший слой, на уровне мелкой буржуазии; рабочая и колхозная аристократия – примерно на том же уровне; средняя рабочая масса; средние слои колхозников; крестьяне и кустари-единоличники; низшие рабочие и крестьянские слои, переходящие в люмпен-пролетариат; беспризорные, проститутки и проч.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});