Вереница - Элисон Синклер

Итак, он нагнулся, споткнулся, поставил на пол лампу и приготовился ждать.

Огонек горел ровно, не колеблясь.

Стивен пнул ногой перевитые корневища. ,Он пинал их все сильнее и сильнее, пока мелкие кусочки не полетели во тьму.

В оглушающей недвижной тишине огонек лампы дрогнул от его движений, но потом выпрямился и не потух.

– Я здесь! – крикнул Стивен. – Придите и возьмите меня!

Ни звука в ответ. Ни шороха. Огонек снова колыхнулся и стал гореть чуть ниже, понемножку спускаясь по фитилю. Стивен пнул лампу ногой, и она полетела во тьму, описав дугу и разбрызгивая горящее масло. Лужица возле его ботинка ненадолго вспыхнула и начала гаснуть. Стивен тяжело и часто дышал. Внутри у него все кипело от страха и злости.

– Придите и возьмите меня!

Тьма презрела его крик. Пролитое масло понемногу выгорело, и лишь слабые блики плясали на осколках разбитого стекла.

Стивен зажег свечу и собрал остатки разбитой лампы, которые сумел найти.

– Трусы несчастные!.. Ничего, я подожду.

Он разбил свой лагерь на длинном винтовом пандусе, поднявшись к стене на целый виток. Соорудил из остатков лампы подставку с фитилем. На какое-то время у него есть свет. Лучше не думать о том, что будет, когда света не станет. Когда не станет – тогда и решит, что делать. Можно уйти еще дальше, куда-нибудь туда, где никто о нем не слышал. Куда-нибудь туда, где он завоюет симпатии людей и убедит их, что он не такой, как им наговорили. Удалось же это Джейкобу, усердному и набожному прихожанину, блестящему студенту, который убил человека, когда ему было тринадцать.

Но Джейкоб хорошо изучил людей. Он знал: главное искусство заключается в том, чтобы понять, что им надо, чтобы они поверили в его добропорядочность, и поступать соответствующим образом. Джейкоб не любил людей – и не боялся их. Стивен боялся людей и поэтому изучил леса и горы – и бежал в них. Он не Джейкоб. Он не сумеет заставить других увидеть его таким, как ему бы хотелось. Они видели в нем то, что хотели сами: оленя – или злодея. Сидя при свете единственной свечи, Стивен содрогнулся, вспомнив пулю охотника, смыкающееся кольцо склонившихся над ним людей – и ее глаза. Он увидел себя в окружении не четырех человек, а сотен, и застонал от жгучей боли в желудке.

Встав на четвереньки, Стивен отполз к своей подкладке от спального мешка и лег на живот, чтобы уменьшить мучительные спазмы.

“Что бы ты сказала мне сейчас, Флер?” Ее саван был уже почти пустым. Он так жаждал в последний раз ощутить ее близость, что лег на могильный холмик, почувствовав, как ее хрупкие кости подались под его весом. Она почти уже растаяла, ушла. Тело, которое он украл – первая в его жизни вещь, которую он украл, чтобы сохранить, – разлагалось на молекулы. Именно это чувство в большей степени, чем страх, что девушка приведет сюда людей, погнало его прочь из пещеры. Он не хотел быть там, когда Флер исчезнет навеки.

Что ему было нужно, так это место вроде пещеры Хэтэуэй. Место, о котором никто не знает. Место, куда никто не ходит, – с водой, имбирным хлебом, светом и стеной для рисования, чтобы не приходилось оттуда уходить и чтобы к нему никогда никто не пришел. Он мысленно представил себе карту лабиринтов и пещер в стенах корабля. Зарыться в нору и жить, словно заяц или суслик, в безопасности, подальше от людей. Хотя безопасность эта будет весьма относительной, поскольку в его пещеру в любой момент могут прорыть туннель, но если у него будет целая система пещер и туннелей, и если они не будут связаны между собой, и если он тщательно спланирует пути отступления… А выходить можно по ночам, В стенах сделать смотровые глазки и наблюдать за ними, чтобы его не застали врасплох. И может быть – всего лишь может быть! – он сумеет найти других людей… Но Стивен тут же отогнал эту мысль. Стоит одному человеку узнать – и он вечно будет жить под угрозой мучений иди предательства. Единственный человек, которому он доверял, была Флер.

“Ты не доверял мне, – сказал ее голос. – Ты просто думаешь, что я наконец умерла, и теперь твою тайну никто не узнает”.

– Господи! – прошептал Стивен, прижав руки к ушам. “Нет, ты не сходишь с ума, – ответила она на мелькнувшую у него смутную мысль. – Бедный Стивен!”

Он откатился от ее голоса, свернувшись клубком, чтобы унять боль в животе. И она умолкла. Потом, когда спазмы в желудке наконец утихли, Стивен внушил себе, что просто вспомнил ее голос, а не слышал его.

Он снова улегся на подкладке спального мешка – и вдруг вспомнил, что, скатившись с нее, почувствовал, как что-то оторвалось от его головы, точно старый засохший пластырь. Придвинув к себе лампу, он осторожно наклонил ее, стараясь поднести ее к подкладке как можно ближе, не пролив масла. Там ничего не было, ни пятен, ни серых волокон. Стивен ощупал лицо – оно тоже было чистым, только подернутым тонкой пленкой из засохших слез и слюны. Он поднял подкладку от мешка – она подалась без всяких усилий. На всякий случай Стивен постелил целлофановую простыню.

И тем не менее, когда он уснул, голос вернулся. Стивен пробудился где-то в середине диалога, когда она говорила ему: “Ты должен!”, а он отвечал: “Нет, я никому ничего не должен!” Таких разговоров у них было много. Она вечно твердила ему, что он должен сделать, а он вечно с ней спорил. Даже если он был не прав, ему не хотелось ей уступать. “Открой глаза, Стивен!” – сказала она. “Зачем?” “Затем, что я так хочу”.

Он увидел что-то голубое, переливающееся, как листва или вода. Чешуйки-перья были словно листья, каждая сама по себе, но переливались они, как вода, как единая поверхность.

Инстинкт бывшего лесного жителя заставил его замереть.

“Хорошо, Стивен, – мягко сказала она. – Хорошо”.

Стивен бросил косой взгляд через плечо, откуда, казалось, доносился этот голос.

“Ты же знаешь, что меня тут нет”, – сказала она.

Их было четверо. Они были мельче, чем он ожидал, судя по рисункам Хэт. Ростом не больше человека, только пропорции непривычные. Голова и плечи огромные, словно каждый из них был одет в широкий плащ с капюшоном, а нижняя часть тел покрыта более мелкими чешуйками-перьями. Широкие трехпалые ступни с длинными загнутыми ногтями или когтями. Глаза как у ночных птиц, подумал Стивен, рассматривая их взглядом жителя лесных чащоб. Как и люди, они находились вне своей привычной окружающей среды, но, как и люди, несли на себе ее отпечаток. Зрение было важнее для них, чем слух; глаза огромные – а ушей практически не видно. Ртов, кстати, тоже, с изумлением заметил Стивен.

Словно прочитав его мысли, двое инопланетян, стоявшие ближе, чуть нагнулись вперед, и среди внезапно раздвинувшихся на груди перьев у каждого из них появилось треугольное отверстие. Оттуда, будто бледный червяк, высунулась гибкая розовая трубочка.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});