Все сказки Гауфа - Вильгельм Гауф

его. Он, конечно, по виду его не ожидал, что он император.

— Ты прав! — смеясь отвечал тот. — Если кто императором только несколько дней, то это не написано у него на лбу!

Сказав так, он сделал Альмансору знак удалиться.

С этого дня Альмансор стал жить счастливо и весело. Арабского профессора, о котором он рассказал императору, он смог посетить ещё несколько раз, но доктора уже не видал. Спустя несколько недель император велел позвать его к себе и объявил ему, что корабль, с которым он хочет отправить его в Египет, стоит на якоре. Альмансор был вне себя от радости. Достаточно было немного дней, чтобы снарядить его, и с сердцем, исполненным благодарности, щедро осыпанный сокровищами и подарками, он уехал от императора к морю и сел на корабль.

Но Аллаху было угодно ещё дольше испытывать его, ещё дольше закалять в несчастье его мужество, и Он ещё не дал Альмансору увидеть берег своей родины. Другой франкский народ, англичане, вёл тогда на море войну с императором. Они нападали на все его корабли, которые могли победить, и таким образом случилось, что на шестой день пути корабль, на котором находился Альмансор, окружили и стали обстреливать английские корабли. Он должен был сдаться, и весь экипаж был перевёден на меньший корабль, который вместе с другими поплыл дальше. Но на море не менее опасно, чем в пустыне, где разбойники неожиданно нападают на караваны, убивают и грабят. Тунисский капер напал на маленький корабль, который буря отделила от больших кораблей. Он был захвачен, а весь экипаж привезён в Алжир и продан.

Хотя Альмансор попал не в такое тяжёлое рабство, как христиане, потому что был правоверным мусульманином, но всё-таки теперь опять исчезла всякая надежда снова увидать родину и отца. Он прожил там пять лет у одного богатого человека и должен был поливать цветы и возделывать сад. Этот богатый человек умер без близких наследников, его владения раздробили, рабов разделили, и Альмансор попал в руки торговца рабами. Последний в это время снаряжал корабль, чтобы где-нибудь в другом месте продать своих рабов дороже. Случайно я сам был рабом этого торговца и попал на тот же самый корабль, где находился и Альмансор. Там мы познакомились, и там он рассказал мне свои удивительные приключения. Когда же мы вышли на берег, я был свидетелем чудеснейшего предопределения Аллаха: берег, на который мы вышли из лодки, был берегом его отечества; рынок, где нас выставили на продажу, был рынком его родного города, и, господин, — коротко говоря, его купил его собственный, его дорогой отец!

* * *

От этого рассказа шейх Али Бану погрузился в глубокое раздумье. Рассказ невольно увлёк его. Грудь шейха вздымалась, глаза сверкали, и он часто готов был перебить своего молодого раба. Но конец рассказа, по-видимому, не удовлетворил его.

— Ты говоришь, что теперь ему был бы двадцать один год? — начал он спрашивать.

— Господин, он моих лет, от двадцати одного до двадцати двух лет.

— А какой город он называл своим родным городом? Этого ты нам ещё не сказал.

— Если я не ошибаюсь, — отвечал тот, — это была Александрия!

— Александрия! — воскликнул шейх. — Это мой сын! Где он, где он остался? Ты не говорил, что его звали Кайрамом? У него были тёмные глаза и каштановые волосы?

— Это так, в минуту искренности он называл себя Кайрамом, а не Альмансором.

— Но, Аллах! Аллах! скажи же мне: ты говоришь, что его отец купил его на твоих глазах? Он говорил, что это его отец? Так он всё-таки не мой сын!

Раб отвечал:

— Он сказал мне: «Хвала Аллаху после такого долгого несчастья! Это рынок моего родного города!» А спустя несколько времени из-за угла вышел какой-то знатный человек, и тогда он воскликнул: «О, какой дорогой дар неба — глаза! Я ещё раз вижу своего почтенного отца!» А тот человек подошёл к нам, посмотрел на одного, на другого и наконец купил того, с кем всё это случилось. Тогда Альмансор воззвал к Аллаху, произнёс горячую благодарственную молитву и прошептал мне: «Теперь я опять вступаю в чертоги своего счастья! Меня купил мой собственный отец!»

— Так это всё-таки не мой сын, не мой Кайрам! — сказал шейх, удручённый горем.

И юноша уже не мог удержаться. Из его глаз потекли слезы радости, он бросился перед шейхом на колени и воскликнул:

— А всё-таки это ваш сын, Кайрам Альмансор! Ведь вы купили его!

— Аллах, Аллах! Чудо, великое чудо! — воскликнули присутствовавшие и пододвинулись ближе, а шейх стоял безмолвно и изумлённо смотрел на юношу, который поднял к нему своё прекрасное лицо.

— Друг Мустафа! — сказал он старому дервишу. — На моих глазах от слез висит завеса, так что я не могу видеть, запечатлены ли на его лице черты его матери, которые были у моего Кайрама. Подойди сюда и посмотри на него!

Старик подошёл, долго смотрел на молодого человека, потом положил руку на его лоб и сказал:

— Кайрам! Что гласит изречение, которым я в день несчастья напутствовал тебя в лагерь франков?

— Дорогой учитель! — отвечал юноша, привлекая руку старика к губам. — Оно гласит: «Кто любит Аллаха и имеет чистую совесть, тот и в пустыне горя не одинок; ведь у него два товарища, которые утешая идут рядом с ним».

Тогда старик с благодарностью возвёл глаза к небу, привлёк юношу на грудь, передал его шейху и сказал:

— Прими его! Как верно то, что ты десять лет скорбел о нем, так верно и то, что это твой сын Кайрам!

Шейх был вне себя от радости и восторга. Он всё время снова всматривался в черты найденного сына и снова, несомненно, находил образ своего сына, каким потерял его. И все присутствовавшие разделяли его радость, ведь они любили шейха, и каждому из них казалось, что сегодня ему дарован сын.

Теперь опять пение и ликование наполнили эту залу, как в дни счастья и радости. Юноша должен был ещё раз и ещё подробнее рассказать свою историю, и все хвалили арабского профессора, императора и всякого, кто покровительствовал Кайраму. Все пробыли вместе до ночи, а когда стали расходиться, шейх щедро одарил каждого из своих друзей, чтобы они всегда помнили этот радостный день.

А четырёх молодых людей он представил своему сыну и пригласил их всегда посещать его. Было решено, что с писателем Кайрам будет читать, с живописцем — совершать небольшие поездки, что купец разделит с ним пение и танцы,