Алмазный Меч, Деревянный Меч. Том 1 - Ник Перумов

Но девочка-Дану не была бы сама собой, если б не чувствовала – подземный ход тарлингов и потом непонятная эта прозрачность: всё здесь не случайно. Здесь пахло магией! И притом сильнейшей. Кто-то очень-очень могущественный... неужели решил помочь им? Или – страшно подумать – ей?

Но вот только почему же он тогда так долго ждал? Почему бездействовал, когда заветный Immelstorunn переходил в жадные руки хуманса? Почему дал скрыться Онфиму? Почему?.. Почему?.. Почему?!

– Не понимаю, – шептала она, прижимаясь щекой к холодной и липкой стене. – Не понимаю. Маги... Радуга всегда была врагом, самым страшным, страшнее имперских егерей и псовых охот. Магов ненавидели куда сильнее, чем даже тех, что бросали схваченных младенцев-Дану в высокие костры – эти были просто тупыми животными, но маги...

Лишь дважды адепты семи Орденов попадали живьём в руки Дану. Послушники и подмастерья самых низших рангов, израненные, несчастные, жалкие – им пришлось платить за грехи Верховных магов и Командоров. Обоих пленников после долгих, неторопливых пыток столь же неторопливо опустили в полную солёной, едучей жижи купель, больше всего боясь, чтобы те не умерли бы раньше срока.

Сама Агата, конечно же, этих казней не видела. Но слышала – им, детям, начинали рассказывать о криках и корчах ненавистных магиков, едва малыши начинали хоть что-то понимать.

Так неужто же кто-то из Радуги решил ей помочь?

Пару лет назад она, наверное, со всем молодым жаром уверовала бы в уцелевшего чародея-Дану, наконец-то отыскавшего её, Seamni Oectacann. Это время давно прошло. Веру выбили людские плети и нашейные колодки для особо строптивых рабов. Женщины и девушки Дану высоко ценились богатыми любителями, теми, на чьи грешки Радуга и Церковь смотрели сквозь пальцы – прояви Агата покорность, могла бы и сытно есть, и мягко спать – но вместо этого строптивица предпочла кнуты и рабский рынок. И ошейник с именем господина Онфима-первого, что до сих пор замкнут вокруг шеи.

Но кто-то ведь помог им?..

...Наверное, можно привыкнуть ко всему. Но не к давящему постоянно ужасу. Никто кроме Агаты не видел чудовищное существо с фонарём-черепом на рукоятке из позвонков; когда страх овеществляется, обращается в пусть даже самое невероятное, самое убийственное создание, какое только может создать воображение – от этого легче. Когда же вокруг тебя только зыбкая тьма и смутные сонмы твоих же страхов – почти непереносимо.

– Вставайте, вставайте, – хрипел где-то рядом Кицум. Старого клоуна никто не слушал. Хозяин Ливня высосал, наверное, последние силы и волю к сопротивлению.

Тварь наверху перестала кружить. Теперь она стояла, широко расставив закованные в древнее железо ноги, угрожающе подняв чудовищных размеров фламберг, явно сделанный когда-то для настоящего великана. Двуручная рукоять тонула в исполинской ладони.

– Чую, чую, чую... – тянуло создание. Череп в его длани смотрел вниз, пара зелёных клинков буравила землю, тщась добраться до лакомой, живой добычи.

«Если мы просидим здесь ещё хоть сколько-нибудь, –внезапно поняла Агата, – Хозяин доберётся до нас. Ему и земля не помеха».

* * *

Нельзя сказать, что я бы совсем не был готов к увиденному. И всё-таки при виде мертвеца с двуручным мечом меня пробрало от макушки до пяток, словно в давным-давно позабытом детстве. Нет, конечно, не оттого, что мне предстал здоровенный ходячий труп в проржавелых доспехах. Создать такое может любой маг-недоучка, овладевший хотя бы азами некромантии. О последующей расплате, конечно, умолчим, но ничего необычного в таком создании нет. Разрой три-четыре свежие могилы, возьми тела усопших, слей воедино, укрепи соответствующими заклятьями... Несложно.

Но никогда и нигде, даже в самом злобном и безумном драконе, что мстит всему живому, я не чувствовал такой тупой и чёрной ненависти. Ненависть была для этой твари воздухом, водой, пищей, кровью, жизнью – всем. Чтобы создатьтакое, требовалась невероятная мощь. Не собственное чёрное сердце, о, нет – но колоссальная сила. А ещё – изворотливость и виртуозность. Нелегко изгнать даже из мёртвого черепа воспоминания о том, что когда-то он был человеком. Упыри, вампиры и прочая ночная Нежить убивают потому, что хотят, как ни странно, жить. Им нужна горячая кровь жертвы, для них это всё равно, что для племени Смертных – свежий хлеб. Даже у вампира может пробудиться жалость или сочувствие. Мне известны такие случаи. Но в этом кошмарном создании, что спокойно шествовало со своим фонарём под смертоносными струями, не было вообще ничего, кроме одного лишь кровавого голода. Чтобы внушить чистое чувство такой силы... надо быть подлинным мастером.

Я видел всё это глазами несчастной девочки-Дану, она позволила моему взору протянуться от хвалинских подземелий под непроницаемую для заклятий завесу Ливня; и я чувствовал, что очень скоро не смогу помочь ей уже ничем. Радуга тоже не дремала.

* * *

Когда внезапно исчезло существо с мечом и черепом, когда непроглядная тьма взорвалась роем серебристых вспышек и щеки коснулось знакомое ледяное дыхание отравной хумансовой магии, Агата, теряя сознание, поняла, что случилось нечто ещё страшнее утраты того, что хумансы называли Иммельсторном – она в руках ненавистной Радуги...

* * *

Раз приняв решение, молодой Император уже не отступал. Патриархи затаились. Ждут. Оно и понятно, в случае чего Радуга не станет с ними церемониться. Серых терпят, пока они не суют свой длинный нос куда не следует. Ещё одна игрушка, оставленная магами своей пастве. Опасная игрушка, хотелось бы верить.

Было утро. Император лежал без сна, неотрывно глядя в потолок. За дверями – никакого почтения к императорскому званию! – лениво переговаривались приставленные Радугой стражи-соглядатаи, и повелитель Мельина мог лишь ещё раз поразиться поистине нечеловеческой выдержке Вольных – им только мигни, магиков взяли бы в ножи, а те бы и пикнуть не успели. Хотя нет, успели бы. Не обманывай себя, Император, эти бы – успели. Едва ли Сежес послала сюда посредственностей. Наверняка нет. Лучших из лучших. Ты можешь проткнуть такого насквозь, вырвать ему сердце, снести голову – но, даже умирая, даже разрубленный, он успеет бросить заклятье, и горе тогда убийце...

Но, как бы то ни было, Патриарха он увидит. И, если нельзя прийти к Хеону тайно, значит, он придёт к нему открыто. «Открыто» для Радуги, само собой.

Палец слегка коснулся чёрного камня в перстне, и мгновение спустя возле ложа Императора уже стоял согнувшийся в поклоне человек. Пара Вольных, что несла караул, чётко, по уставу, вошла следом, молча прижала кулаки к груди в знак приветствия. За широкими спинами воинов маячили крикливо-яркие плащи волшебников.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});