Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера - Джордж ван Фрекем

Для иллюстрации этой точки зрения приведем несколько высказываний того времени. В 1754 году шотландский философ Давид Юм был «склонен предполагать», что, вообще говоря, «все другие расы человеческих существ естественным образом стоят ниже белой расы». Другие расы так и не сумели создать развитого государства и не произвели заметных личностей ни в одной сфере деятельности. Однако даже среди самых варварских белых народов, например, у древних германцев, всегда можно найти что-то выдающееся. Это постоянное и стабильное различие между белыми и цветными «не могло бы существовать, если бы сама природа не провела такого изначального разделения рас». Немецкий профессор Кристофер Мейнерс писал, что только белые народы, в особенности кельты, «обладали истинной храбростью, любовью к свободе и другими страстями и добродетелями великих душ». Народы же «черные и уродливые» характеризуются прискорбным отсутствием добродетелей и наличием некоторых ужасающих грехов.

«Чем бы был мир без европейцев?» – вопрошал Иоганн Христиан Фабрициус, ученик шведского ботаника Линнея (1707—1778). Европеец призван самой судьбой владеть этим миром. Лишь он способен озарить его своим интеллектом и покорить своим бесстрашием, он является человеческим существом в истинном смысле этого слова, главой человеческого вида, другие же, низшие варвары, есть, фигурально выражаясь, лишь его эмбрион. Чарльз Уайт, хирург из Манчестера, придерживался сходной точки зрения, ибо писал в 1799 году: «Восходя по этой лестнице, мы, в конце концов, приходим к белому европейцу. Он отстоит далее всех от животного творения и потому по праву может быть назван красивейшим творением человеческого рода». Никто не осмелится усомниться в превосходстве его интеллектуальных сил. И где, как не в европейце, можно найти голову такой совершенной формы, такой большой мозг, такую благородную осанку и величественную походку? «И где еще в мире можно увидеть этот изысканный румянец, разливающийся по лицу европейских женщин, привлекающих взоры скромностью и тонкостью своих чувств?»61

Европа правила миром, видела все со своей точки зрения и поступала так, как свойственно властителям. Ее история – мерило истории других народов. Ее научные и культурные богатства – а их немало – нужно постепенно и осторожно прививать другим. Экономическая эксплуатация – это лишь законное вознаграждение ее усилий. Ее Бог – это Бог истинный, а идолы язычников должны быть низвергнуты. Для того чтобы этот «евроцентризм» оказался под подозрением, чтобы весь остальной мир очнулся от временной спячки и вновь принялся отстаивать свои ценности и права, вновь стал хозяином своих ресурсов и культурного наследия, потребовалось очень долгое время. И этот процесс все еще продолжается.

Арийский миф был лишь одним из многих следствий евроцентристского взгляда на мир. Вскоре у темнокожих идолопоклонников индусов и некультурных иранцев отобрали право быть колыбелью арийцев – родина ариев последовательно смещалась к Южной, Центральной и, наконец, Северной Европе. «Матерью народов» стал север Германии и юг Швеции. Естественно, никто не имел представления о том, что происходило в этих областях даже за двести-триста лет до нашей эры. И поэтому всевозможным домыслам о происхождении арийцев от гиперборейцев, от выходцев из Туле или Атлантиды не мешало ничто.

Нацистская мифология была лишь экстремальной формой европейских мифов, питавшихся чувством превосходства белого человека. Некоторые крайности этих мифов сглаживались христианской верой, христианской моралью и идеалами Просвещения. Но романтическая и фолькистская Германия для возобновления жизненных сил обратилась к дохристианскому прошлому, к своим истокам и к силам своих старых богов. Она мечтала стать народом-господином (Herrenmenschen) в полном смысле этого слова. Когда при Гитлере ей показалось, что она достигла необходимой военной мощи, она попыталась претворить эти мечты в жизнь.

Социальный дарвинизм

Дарвиновская теория эволюции вошла в общественное сознание с появлением в 1859 году книги Дарвина «Происхождение видов посредством естественного отбора». Расистские мыслители тут же сообразили, что с ее помощью можно подвести научную базу под их идеи. Из революционного дарвиновского подхода к природе следует, например, в применении к человеку, что жизнь – это постоянная борьба за существование, в которой побеждает и выживает самый приспособленный (самый сильный, самый умный). Этот высший статус постоянно подвергается проверке, он должен защищаться от постоянных атак. Если хорошо вдуматься, дарвинизм провозглашал природу ареной не столько Жизни, сколько Смерти. Согласно одному французскому биологу, «жизнь – это сумма функций, противостоящих смерти».

Однако расовый эгоизм того времени считал дарвинизм решительным, мужественным, почти аристократическим взглядом на жизнь. «Чтобы понять эту одержимость войной в дарвинистской социологии, необходимо осознавать, до какой степени дарвинизм влиял на биологию конца XIX века и как именно это влияние осуществлялось»62. Как указывает Поляков, «еще в 1899 году Макс Нордо заметил, что дарвинизм становится главным авторитетом для милитаристов всех европейских стран: «С распространением теории эволюции появилась возможность прикрыть свое природное варварство именем Дарвина и спустить с цепи свои кровожадные инстинкты – ведь они находятся в соответствии с последним словом науки»… Евангелие силы проповедовалось, прежде всего, в имперской Германии и англосаксонских странах. В последних оно с легкостью сочеталось с германо-арийской идеей, также известной под названием “теория тевтонских истоков”»63. Действительно, некоторые биологи, необязательно англо-саксонского происхождения, ставили британцев рядом с германцами, а порой и выше их, на самую верхушку родового дерева человечества.

Дарвинизм, естественно, считался солидной научной теорией – однако он ею не являлся. Андре Пишо, французский эпистемолог и историк научных идей, в своем эссе «Чистое общество – от Дарвина к Гитлеру» показал, что дарвиновская теория – пусть и основанная на наблюдениях – в действительности не имела научного статуса. Он утверждает, что рассуждения, приводимые в ее поддержку, были заимствованы Дарвином у британских экономистов и социологов, главным образом у Адама Смита, Томаса Мальтуса и Франсуа Гальтона. О том, как именно эволюционируют виды – а в основе этого лежат механизмы происходящих в клетке изменений и мутаций, – Дарвин просто не имел никакого представления.

«Его “Происхождение видов” датируется 1859 годом. Для того чтобы оформиться в качестве научной теории, дарвинизму потребуется еще пятьдесят лет. Его основные положения были сформулированы лишь в 1900—1915 годах, вслед за переоткрытием законов Менделя и началом развития генетики. До 1900 года дарвинизм, не имевший ни сколько-нибудь серьезной теории наследственности, ни теории изменчивости (мутации считались редкими пертурбациями, не имеющими особой важности), был плохо согласующейся с фактами и весьма расплывчатой гипотезой. Единственным пунктом, по которому не было особых споров, являлся естественный отбор… Между 1900 и 1915 годами постепенно развивается генетика… которая хорошо соответствует дарвинизму… Благодаря этому дарвинизм приобрел несколько более научный и убедительный статус. Именно в этой форме, которая в конечном счете обязана лично Дарвину очень немногим, он и дошел до нашего времени»64.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});