Догма кровоточащих душ - Михаил Савеличев

Сэцуке растерянно смотрела на громоздившиеся перед ней продукты.

- А что мы будем с ними делать? - спросила девочка у Акуми.

- Есть, - улыбнулась Акуми. - Мы будем их есть. Но не в сыром, а в приготовленном виде. Ты, Сэцуке, ведь не придерживаешься принципов сыроедения?

- Сыроедения? Ну... сыр я ем... иногда.

- Сыроедение - это поедание любых продуктов в сыром, то есть неприготовленном, натурольном виде, - объяснила Акуми. - Отвратительное, я тебе скажу, дело, но кое-кто считает, что таким образом в пище сохраняются все ценные для организма вещества. Вот, например, салат. Что проще - порезал овощи, перемешал, добавил масла и кушай на здоровье!

- Я не люблю салат, - призналась Сэцуке. - Я не люблю сыроедения.

- Отлично, - обрадовалась Акуми. - Тогда сделаем что-то такое... этакое... Ты не возражаешь?

Сэцуке не возражала. Есть ей совсем не хотелось, но и возвращаться в постель - тоже. Она себя чувствовала, как выпущенный на короткую прогулку преступник, приговоренный к смертной казни. Тяжелые мысли слегка отступили в тень. Они не исчезли, не растворились, они продолжали висеть тяжелым грузом на душе, ворчать и недовольно шевелиться, как неповоротливые и злые звери, наблюдающие ярко освещенную лужайку, по которой скакали крохотные зайчата. Но стало легче, чуть-чуть, но легче.

Акуми была на кухне в своей стихии. Она надела фартук, повязала на голову косынку, налила Сэцуке и себе по стакану гранатового сока, они церемонно чокнулись, сказали друг другу "кэмпай" и приступили к делу.

Для начала Акуми поинтересовалась познаниями Сэцуке в тонком искусстве кулинарии:

- Ты готовить яичницу умеешь?

- Умею, - сказала Сэцуке.

- Сколько времени у тебя уходит на ее приготовление? - деловито поинтересовалась Акуми.

- Минут пять, - пожала плечами Сэцуке.

- Понятно, значит, готовить ты не умеешь, - вынесла свой вердикт девушка. - Это такой тест, - объяснила Акуми. - Если человек готовит яичницу меньше, чем за полчаса, то он, как правило, вообще готовить не умеет.

- А что там готовить? - удивилась Сэцуке. - Разогрел сковороду, налил масла, разбил скорлупу...

- Ха! Скорлупу! - Акуми засмеялась и отхлебнула сок. - Слушай, Сэцуке, скажу тебе, как подруга подруге...

Сэцуке слушала, разинув рот. Технология поджарки яиц включала в себя неимоверное количество стадий, требовала недюжей внимательности, соблюдения точной последовательности составления и добавки ингредиентов, поддержки температурного режима, а также множества других действий, больше уместных в религиозных ритуалах, нежели в приготовлении столь банального (с точки зрения дилетанта) блюда.

Дело потихоньку налаживалось. К радости Акуми, Сэцуке оживала, нездоровая бледность изгонялась со щек легким румянцем, кончики губ все чаще пытались изобразить улыбку, а в больших глазах грусть и тоска постепенно сменялись интересом. Акуми повезло, что Сэцуке оказалась полным профаном в вопросах кухни.

Как подозревала девушка, наиболее часто используемым кухонным прибором в доме был тостер, потому что сковороды, кастрюли хотя и наличествовали, но имели столь девственную чистоту, которая недвусмысленно свидетельствовала - здесь питались, а не кушали, торопливо глотали пищу, возможно, даже стоя, не присаживаясь за стол, а не вкушали завтрак, обед и ужин, чинно рассевшись, сосредоточившись на запахах и вкусах каждого подносимого ко рту кусочка, а не на его сомнительной энергетической ценности или витаминной насыщенности.

- Я ничего этого не знала, - сказала Сэцуке.

- У меня хорошо готовила ма... - Акуми запнулась и виновато посмотрела на девочку. - Мама меня всему научила. Извини, Сэцуке...

- Нет, ничего. Мы ждали этого, готовились...

- К такому нельзя подготовиться, - вырвалось у Акуми.

- Да, наверное. Я не очень... не хочу об этом говорить.

- Извини.

- А вы красивая, - внезапно сказала Сэцуке.

- Толстая, - улыбнулась Акуми. - В детстве меня звали "пончик". Всегда любила покушать. Но сейчас приходится сдерживаться. Пытаюсь иногда сесть на диету, но если я голодная, то становлюсь такой злой! Уж лучше кушать, чем злиться! Ладно, заболтались мы с тобой, Сэцуке. Приступим к нашим прямым обязанностям, как женщин. Будешь делать вот что...

11

Агатами остановилась. Ее окружал свет и только свет, как будто она попала в мягко светящийся туман, заблудилась в белоснежном облаке. Теплый воздух пронизывали тонкие и очень холодные паутинки. Стоило сделать шаг, и кожа тотчас ощущала их ледяное прикосновение. При этом они не рвались, а словно проходили сквозь тело, пронизывали его туго натянутыми струнами. Неприятное ощущение. Какое-то нечеловеческое.

- Агатами... Агатами... - тихо звенели невидимые струны, тихо шелестела невидимая листва.

Еще один шаг. Еще. Шаг в пустоту. Иллюзия падения. Тут нет ничего определенного, нет ничего, что имело бы название. Лишь ассоциации, лишь неуверенные, условные сравнения: как будто, вроде, наподобие... Даже кровь на руках была не просто черной, а как будто тонкая короста грязи, остаток внешнего мира, который Агатами внесла с собой в Ацилут.

- Ты пришла убить бога, Агатами...

- Ты умеешь ненавидеть, Агатами...

- Ты - лишь винтик в машине судьбы, Агатами...

А еще здесь не было смерти. Девочка больше не чувствовала ее ледяного присутствия слева от себя, на расстоянии вытянутой руки. Там не было ничего. Пустота, еще более пугающая, чем пустота вокруг. Госпожа покинула ее. Даже смерть не может взять жизнь бога.

Еще шаг. Хлюп... Хлюп... Что это? Что за новый звук поселился в светящемся мире? Он исходит откуда-то сзади. Устрашающий, продирающий с ног до головы. Хлюп... Хлюп...

Агатами медленно поворачивается и зажимает рот, чтобы не закричать от ужаса. Ледяные паутины там, где она прошла, приобрели ярко-красный цвет. Густая кровь собирается в крупные капли и падает вниз. Хлюп... Ее кровь. С каждым шагом тончайшие нити захватывают, вырывают у Агатами крохотную частичку жизни. Хлюп... А позади образуется алый след, прихотливо извивающаяся кровавая дорожка в пелене света.

Агатами в панике задирает рубашку, но на коже нет никаких разрезов. Однако каждый шаг стоит каплю жизни. Много ли ее осталось у Агатами? Хватит ли, чтобы пройти весь путь до самого конца?

Черная тень вырастает перед ней, чьи-то губы приближаются к уху и шепчут:

- Иди смелее, Агатами, иди смелее...

Агатами наносит удар, но рука лишь взрезает свет, на коже вспухают множество багровых линий, и в пустоте прочерчивается еще один кровавый след. Хлюп...

- Иди смелее, Агатами, иди смелее... Я давно жду тебя!

Новый удар. Холодно, очень холодно. И еще один кровавый отпечаток в облаке света.

- Выходи! - кричит Агатами. - Выходи, если ты не трус!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});