Ночь Пса - Борис Иванов

Раздражение, которым от этого их занятия постепенно переполнялся Гонсало, даже помешало ему понять сразу, что это не за кем-нибудь, а вслед за Счастливчиком – Тони Пайпером – ведет его чертова псина. Осознание этого факта его добило. И – наредкость не вовремя – лишило способности критически воспринимать все другие факты. А они – эти факты – заслуживали того, чтобы к ним присмотреться.

* * *

Заслуживал того, чтобы присмотреться к нему, фургон, припаркованный немного впереди, на косом перекрестке – таком, с которого просматривались навылет пять с половиной улиц, расползающихся подобно ракам, выпущеным из рачевни по всем просторам Птичьих. Фургон был сер, затемнен и явно покинут – то ли навечно, то ли – только на эту ночь, большую или малую...

Правда внутри кузова неказистой на вид машины кипела никому не слышная жизнь: четверо оперативников, не отрываясь, следили за передвижением объекта, двое – старших по чину – обговаривали последние детали предстоящей операции.

– Он где-то здесь... – задумчиво говорил Йозеф. – Точнее – вот он: топает прямо на нас... Пропускаем мимо себя – он нас приведет на место – прямым ходом. Подтягиваемся следом – без лишнего шума, ликвидируем чудаков, забираем Гостя – всех дел на штуку с лимонной корочкой...

– Мне не нравится, что вокруг объекта болтаются еще двое,

– Алекс постучал пальцем по дисплею. – Один побольше, а другой...

– А другой – по всему судя, его пес, – оборвал его Йозеф. – Похоже, что придется... А это еще что?!

* * *

Покровский потер лоб.

– И все-таки... И все-таки, все воюющие стороны – или, по крайней мере, некоторые из них – готовясь ко всеобщей гибели и уже погибая, позаботились о том, чтобы забросить туда – за грань небытия – свое наследие, сделать свою последнюю ставку... Я имею ввиду сверхглубинные убежища. Видимо, на этот счет у них было соглашение и какие-то общие стандарты: по крайней мере, невозможно отличить эти шахты – в базальте континентальных плит и дна океанов – друг от друга. Какая сторона соорудила тот или иной колодец – полнейшая загадка. Но всегда и всюду железно соблюдалась единая схема: первые десять этажей вниз – уровни кратковременного пребывания всех способных носить оружие, следующие двенадцать – уровни долгосрочного пребывания взрослого гражданского населения, следующая дюжина уровней – убежища генштаба и правительства. Ниже – хранилища документации и памяти суперкомпьютеров – все достигнутое человечеством за века его письменной истории. Ниже, от тридцать шестого уровня, вниз – убежище детей от шести до четырнадцати лет в земном исчислении.

На каждые пять тысяч по четыре взрослых педагога. Ниже, от сорок второго – для самых младших: от нуля до шести. По взрослому педагогу на пять сотен. Они были готовы к этому путешествию за край небытия, эти дети. Заранее обучены и тренированы – система подготовки молодого поколения к войне была куда жестче, чем любая бойскаутская или другая известная раньше система. Едва научившись ходить и говорить, они уже были разбиты на группы и отряды.

Старшие закреплены за отрядами младших.

Строгая иерархия, железная дисциплина, беспрерывные учения.

Взрослые в роли живых богов – безгрешных и непререкаемых... Такими вот были обитатели этих нижних – придонных – этажей колодцев спасения. Еще ниже

– криогенные колодцы. Там только генетический материал и замороженные трансплантаты для основных имунных комбинаций.

Оборудование для госпиталей, законсервированная техника, стройматериалы, продуктовый НЗ – в перекрытиях, в отдельных шахтах, в потайных складах... Термоядерная бомбардировка полностью уничтожила верхние два десятка уровней почти во всех колодцах. Радиационное заражение поразило еще двадцать-тридцать. Вы понимаете, что это значит?

Три следующие поколения, Чур жил странной, призрачной, подземной жизнью. Не сохранилось ни клочка бумаги, ни одного достоверного свидетельства той поры. Можно только предполагать, как сложилась судьба, в общем-то, немногих уцелевших взрослых.

Скольких детей им удалось сберечь – сказать трудно. Если судить по тому числу людей, которое застали на Чуре добравшиеся до него, уже с помощью кораблей подпространственного перехода, посланцы Метрополии, то довольно много. Но выполнить свою роль до конца – сделать этих уцелевших полноценными членами общества – в том смысле, как мы это понимаем здесь – в обычных Мирах Федерации – их наставникам не удалось.

Цивилизация Чур стала цивилизацией детей, так и не узнавших, что значит быть взрослыми.

Нет, чисто биологически, они взрослели. И даже старились и умирали естественной смертью, в тех редких случаях, когда условия жизни на прошедшей через атомный апокалипсис планете позволяли дожить до этого. Но вместе с сотворившими конец света старшими поколениями, в небытие канули целые пласты человеческой культуры.

Ушло тысячелетиями складывавшееся понимание уклада жизни, семьи, навыков и умений воспитания следующих поколений, не стало системы образования, здравоохранения, армии и полиции; не стало земной культуры вообще. Остались брошенные, одичавшие, так и не взрослеющие дети на смертельно опасной для жизни планете. И остались тщательно сохраненные для них знания.

Обо всем. В том числе и о строении и работе человеческого общества, о том как сеять хлеб и собирать урожай, о том как получать металлы и делать из них машины... И мечи. И очень много красивых историй о том, как жили во вражде, сражались и умирали люди сгинувшего мира.

Профессор помолчал. И добавил:

– И еще остались Псы.

– Псы... Вот о чем я хотел бы узнать поподробнее... – признался комиссар, пристраивая опустевшую чашку на краешек стола.

Покровский пожал плечами. Глянул на часы.

– Знаете, не буду отбивать хлеб у Клавы... Лучше обратесь к доктору Шпак. В конце концов, она – единственный человек на Прерии, у которого в доме жил настоящий Пес с Чура. Почти год...

– Как вы сказали? – комиссар вынул из-под усов трубку и наклонился вперед. – Доктор Шпак?

– Да, Клавдия Ивановна Шпак... Она у нас ведет небольшой семинар – Антропогенная фауна Чура... Как вы понимаете, это – в основном – Псы. И немного – о Сумеречных Стаях... Никто лучше нее не знает вопроса...

Комиссар задумчиво нахмурился.

– Простите, но как получилось, что в информационной сети...

– О, Гос-с-споди! – профессор безнадежно махнул рукой. – Информационная сеть! Готов поклясться, что про Федю Фельдмана, например, там значится, что он – электрик. Хобби – тату...

– Татуировки? – поморщился комиссар.

– Да. И ничего больше вы там в вашей Сети не найдете... Хотите пари?

– А что я должен был бы найти там? – поинтересовался Роше, кладя на колени блок связи.

Набрал на клавиатуре запрос, нажал ввод.

– Федор Максович – крупнейший специалист в области магической графики, – Покровский снисходительно пожал плечами. – Люди Чура всерьез полагают, что разного рода изображения – татуировка, в частности – может служить защитой для того, кто такой рисунок носит. Он, понимаете ли, как бы сам становится частью такого вот магического изображения... И вообще – там наверчено много всякой теории. В психологическую и медицинскую фразеологию я, простите, еще могу как-то поверить, но что касается всякой паранормалики.... Как историк – обязан разбираться в соответствующей терминологии, но принимать на веру эти...

Блок связи выдал справку Сети:

– Фельдман Федор Максович – год и дата рождения, электрик первого класса, место работы – электротехнические мастерские Университета Объединенных Республик Прерии-2, домашний и служебный адрес. Хобби – тату. В информационных массивах криминальной полиции не фигурирует.

– Что я вам проспорил? – осведомился Роше у профессора и с досадой выключил блок.

* * *

Номер девятьсот шестьдесят – девятьсот девяносто – двадцать семь – одиннадцать молчал довольно долго. Потом глухой, явно измененный голос спросил с того конца линии связи:

– Кто говорит со мной?

– Энни Чанг к вашим услугам, мистер. Вы хотели сообщить мне нечто...

– Вы уверены, что ваш аппарат не прослушивается, мисс? Я Васецки, Карл Васецки – вы приносили мне на экспертизу снимки с господами из военного департамента на них...

Оказалось – монтаж. Помните?

– Да, я вам очень обязана, господин Васецки...

– Так вот... Я не могу сейчас выйти на полицию – у них там, похоже, утечка информации... Поэтому вспомнил про вас – надо предупредить одного человека. Он вовлечен в поиски Гостя...

Это как раз ваша тема... Вы сможете передать это людям из полиции, которым можно доверять... Речь идет о моем знакомом – я кое чем ему обязан и не хочу, чтобы у него были неприятности...

– Говорите... – Энни подвинула и без того готовый к работе блокнот поближе к себе.

– Речь идет о некоем Пере Густавссоне. Он был тесно связан со мной по работе. Кроме того – он личный друг небезызвестного вам Торвальда Толле. В свое время привез большое количество снимков и видеозаписей с Чура. Они были частично повреждены, и я помогал ему вытянуть из них всю возможную информацию. Потом он предложил мне некую э-э... работу по своим – чисто научным проблемам. Спецсъемка и все такое... Так вот – семь лет назад у него были большие неприятности. Его осудили по делу Шести Портов. Знаете о таком?