Под черной звездой - Петр Францев

ДУРНЫЕ СНЫ ЗЕМЛИ Мне все не выносимо! Летите мимо, мимо, Дурные сны земли... Валерий Ходосевич

Не совсем безоблачно и беспечально протекала моя жизнь и на гражданке. Нескончаемо мрачной чередой воскресали в яви предо мной давно превиденные дела и события... Очереди, очереди всюду живые очереди, как мутные потоки воды. Куда бы не пришел - всюду унылые очереди. Чтобы устроиться на работу нужно было сперва прописаться в паспортном столе, потом встать на учет в военном комиссариате, потом подписать заявление о приеме на работу, пройти техминимум по технике безопасности, пожарной безопасности, получить полагающуюся спецовку, а только затем после всех этих мытарств и унижений можно было выходить на работу. Остановясь в одном из провинциальных городков Зауралья, я устроился вначале работать на завод по ремонту дизельных моторов в качестве слесаря по топливной аппаратуре. Кабала это была, а не работа. Даже воздух этого цеха был пропитан соляркой до такой степени, что во рту постоянно ощущался отвратительный ее привкус. Но никого почему-то это возмущало, все были довольны, хоть и платили им всем за каторжный их труд жалкие копейки, которых едва хватало на самое, самое необходимое. С первых же дней своего пребывания в этом аду я стал прививать у своих подельников презрение и ненависть к унижениям и рабству, царящим на этом производстве. - Где лучше то найдешь работу? Везде одно и тож. Лучше там, где нас нету, - грустно шутя объясняли они свою безысходную серость жизни. В последствии я и сам не раз убеждался на личном опыте в их правоте. Что они могли сделать, чтобы облегчить свою жизнь. Бастовать? Я и сам участвовал в Темертауском восстании и что же? Кого перестреляли спецвойска, вызванные для усмирения, кого в концлагеря упрятали без суда и следствия до особого распоряжения. - Чего раскис? - самобичевал я себя в минуты скорбного отчаянья. Властям легко расправиться с одиночными очагами проявленного недовольствия, но когда их будет тысячи - никакая армия с организованным народом не справится. Главное научить, заставить людей осознать себя людьми и указать им путь к свободе и человеческой жизни... Как не противно было мне прирожденному волхву находиться под ярмом и в шкуре рабочего, но ради свободы народа, я стоически переносил все тяготы и лишения, что выпали на долю этого несчастного сословия. Переходя из одного предприятия в другое, меняя статус и профессию, переезжая из одной местности в другую, день ото дня набирая популярность среди рабочей молодежи и студенчества, я становился очень опасной фигурой для местных властей и они подвергали меня вначале всяческими притеснениями противодействующего характера по административной линии, а затем, видя, что это на меня никак не действует, устроили массированное гонение вплоть до попытки моего физического устранения, Прибегая к подлейшим приемам клеветы и оговора, местная плутократия подстрекала на это дело людей взращенных шантажом и обманом, людей озлобленных, мстительных, вероломных...

ЖЕРТВА ИДЕЙ Кто хочет жертвы? Ее несу я! Кто хочет крови - мою пролей... К.Бальмонт

Немало всяческих хлопот и неприятностей в вопросах личной безопасности доставляло мне злобствующее отребье в моей подвижнической деятельности... Защищаться от их расправ я мог лишь мечом уст своих и не более того, памятуя о том, что провозвестником вечной истины может быть человек по натуре своей господин, а не раб, свободный от страха за свою жизнь и тем более далек от побуждения грубого хотения. Независимый искатель истины должен отдавать себе точный отчет во всех мельчайших деталях исследуемого вопроса и не бояться любой опасности откуда бы она не исходила. Стоящий выше тщеславного удовлетворения от каких бы то ни было достижений, являясь живым олицетворением высокой науки, неизвестной ни врагам, ни любопытствующим, он должен всечасно рисковать собой, терпя всяческие лишения в жизни, жертвуя личным счастьем, чтобы достичь своей высокоодухотворенной цели. Чего только не пришлось испытать мне на этом пути. В каких только перипетиях не участвовать. Да вот было дело уже во самой весне. Сижу я как-то в одной забегаловке, смакую пиво с балычком, подходят ко мне два амбала-волкодава, держа руки в карманах - хмуро мне проворчали, что я "по добру" вышел с ними за угол для собеседования. - По душам надо поговорить с тобой, парень. - Надо так надо, - отозвался я, морща лоб и принимая строгий вид лица, готовя для защиты себя от этих существ психических. - Нам передали, что ты и твои люди на за что ни про что избили одного нашего дружка, - начали качать они мне свои - Разве я похож на уличного хулигана или головореза, господа киллеры? словом "господа" я как бы указывал им на свою соцпринадлежность. - А черт те знает, ты и на рабочего мало похож, а работаешь слесарем. Может и не ты, а твои... - Мои сподвижники тоже не ходят по ночам с кастетами в руках и с финками в карманах, а растолковывают таким как вы долбанам правду о смысле жизни, а те вместо благодарности от чистого сердца пытаются еще и физическую расправу учинить над своими учителями. Кто видел Бога в минуту страданий, тот не злоблив, - с негодованием отчитал я их. - Кто знает Бога, тому не страшен черт... Тот святым духом крещен... - Выходит, нашими руками хотели разобраться с неблагонадежным, - с осознанием своей вины, глядели они на меня. - Ты прости нас, брат, мы же на знали, - и чтоб загладить свою вину, они настойчиво мне повторяли, проси что хошь, все сделаем для претендента вышки - жертве идей... - Идите с миром, я хочу чтоб гневные ваши лица вместо злобы умом налились... - Преклоняемся, но не завидуем висельнику - жертве идей... "Жиган, жиган, жиганок, заработал "вышку"".

ШАРЛАТАНСКОЕ ЧУДО Мне больно! Это ли есть мир? И эти люди вправду люди? Не к мелким жуликам на пир Попал я - в шарлатанском чуде? Константин Бальмонт

- Не дергайся, фраер, - приставив пики пригрозила шпана, обступившая меня со всех сторон, когда я выходил из кинотеатра в общем потоке зрителей поздним зимним вечером. - Не враждуйте с магистром, чтоб жизнь ваша на стала тесной, а дела тщетными. Осчастливеть могу несчастных, а счастливых сделать несчастными. - Ты магистр? В натуре?! Топи тоску в море!! - Великий магистр! И по желанию своему приближаю добрых людей к Богу, в злых превращаю в крыс, - надменно и холодно ответил я. - Ты нам тоску не пророчь. - Не суетись зря: чему быть, того не миновать!.. - Совращаешь наших девиц, фраерюга, пока мы в сучане срока тянули, злобно ощерился на меня золотой фиксой зуба вожак шайки. - Никогда никого не совращал и не совращаю, а если кого и соблазню красивой идеей, так того никому ни по какому закону не возбраняется: нет принуждения - нет преступления, вам это не хуже меня известно, - продолжал я интенцировать звуковыми импульсами, издаваемыми голосом, подготовляя из сознание для перехода в высшую фазу внушаемости... - Век мне воли не видать, - по воровски клянясь, виртуозно калупнул он большим пальцем правой руки свою блестящую фиксу во рту. Вульгарно задаваясь своим познанием лагерных жестов и сленга, этот плейбой несчастный, смерд поганый занозисто выпытывал у меня: "что у тебя за идея такая, сноб, скажи-ка нам о ней, может и мы соблазнимся твоим шарлатанским чудом и не станем твое моднячее пальтишко дырявить "пером", - съязвил этот гад под общий хохоток... Что еще можно было ожидать от них: пигмеи, они и есть пигмеи... - Ты прах и не постичь тебе того, что выше праха... Всякую злонравную тварь я вывожу из дикого состояния не ножом, не кистенем, ни винчестером, но словом творческим. Медовые речи из уст моих вынуждают млеть и терять рассудок не только благоверных подружек ваших, но скоро и весь мир будет завлечен той великой идеей и станут люди затаив дыхание с замиранием сердца ловить каждое мое слово. Слушайте, слушайте, очень внимательно слушайте! - дал я им установку сосредоточиться на всех моих командах ровным повелительным голосом. Хорошо зарекомендовавшая ранее себя гипнотическая система с эмпирическим кодом мысли сработала и на этот раз безотказно и мгновенно. - Бросьте ножи, сучары гуммозные, - приказал я им властно и грозно, а для острастки резко призыкнул: - Милиция!! Обезволенных, обезличенных, ослепленных внушаемым страхом будто корова языком слизала всех, словно их и не было тут вовсе. "Руки в ноги и айда кто куда", только топот бегущих на перегонки и был слышен в отдалении... Был ли риск для меня как для мага в той не простой, хотя и заштатной ситуации? Конечно же был и риск не малый... Разве магистр, будь он даже инженером магии, не подвержен как и всякий иной человек инстинктивной нервозности? Дрогни мой голос, утрать динамизм внушаемые мной слова, прояви я свою профессиональную волевую неподготовленность и объект моих трудов враз обратился бы против меня и я мог стать жертвою тех, кого не смог укротить. Покушения на мою жизнь и свободу сопровождали меня во все времена: и по поводу и без всякого повода, словно по заклятым наущениям самой мегеры. Обрушивались они на меня видимо за то, что став господином самого себя и овладев особыми гиперфизическими свойствами разума, я пользовался по своему усмотрению силами дикой природы, чтобы влиять свой идейной волей н а жизнь других людей и на течение событий в стране... Как на боксерском ринге один за одним сыпал на меня градом удары хозяин природы, входя в клинч и нанося их и слева, и справа, и сверху, и снизу: и все норовя угодить то в скулу, то поддых, то низе пояса - в пах, а то и ломиком по г олове, - знай себе, только поспевай уворачиваться... Откомандировали нас с приятелем по разнарядке "сверху" в конце лета с производства, где мы работали слесарями по ремонту вагонов убирать хлеб в один подшефный совхоз на целине - и что же? Не обошлось и здесь без приключений. Приехав в означенный в командировочном удостоверении пункт назначения, мы зашли в контору совхоза и получив там направление на работу, отправились на попутной машине в распоряжение бригадира соответствующей нашей разнарядке полеводческой бригады. Стан этой бригады располагался на крутом берегу степной речушки. Речка на речка, а так себе пересыхающий водоемчик, след большой воды. Чередуясь по всей своей длине то глубоководными ямами, то оголенным илистым дном, она рассекала необъятную степь целины причудливыми своими изгибами, петляя полукольцами. На одном из таких ее зигзагов и находилась та бригада. С десяток передвижных вагончиков, поставленных в ряд, да высившийся рядом действующий мехток и вокруг него по всему периметру полуостровка стояла беспорядочно разбросанная сельхозтехника: зерновые комбайны, трактора, плуги, сеялки и автомашины, вобщем обычная картина совхозной бесхозяйственности составляла и определяла весь ее облик. По приезду туда, нам отвели место в общежитии, накормили бесплатно под черный список и предложили после ужина отдохнуть с дороги, да ознакомиться с новой обстановкой. Время уже было вечернее и рабочие бригады кто как мог проводил свой досуг. Одни смотрели под открытым небом бесплатную демонстрацию фильма, другие кучковались возле палаточного городка студентов... Нас в первую очередь конечно заинтересовала студенческая молодежь. Захотелось узнать откуда они: из какой фирмы, из какого города. - Откуда девчонки? - вместо приветствия обратился мой приятель к тусующимся на "пятачке" студенткам. - А вы сто не знаете? - удивились капризно те. - Мы новенькие здесь, мы пришли чтоб подружиться с вами понемногу, развеял я их подозрительность, включаясь исподволь в беседу. - А вы огневые, видать, ребята! А то здесь такая скукачища кругом, одни мужланы грубые. Понапьются вина и начинают хамить и приставать к нам, хоть не выходи вечером никуда. - Придется их образумить, - бросил я реплику вскольз. - Бригадир тоже их предупреждал, мы ему жаловались, пока начальство здесь - смирные, тише воды ниже травы, а как уедут, так они еще наглее стали хватают как церберы... - Друг мой магистр! Убеждать умеет! Людей и церберов укрощает, не волнуйтесь! - стал успокаивать их мой товарищ... - И вправду, смотрите, все те забулдыги пьяные, что хорохорились только что около нас сразу отвалили восвояси как увидели, что вы подошли к нам, заметила одна из них, указывая на покачивающиеся тени удаляющихся людей. Дружба женщины всегда завоевывается благородными поступками мужчин, а благосклонность ее - поэтичным, красивым и умным словом. Женщины вообще глубоко эмоциональные натуры от рождения, особенно в юном возрасте, открыто появляются их утонченные порывы души... Увлекшись вдохновенной беседой с девчатами о звездах и мирах, я как то и не заметил подкравшегося ко мне сзади вооруженного монтировкой маньяка, который так меня звезданул по черепу, что аж в глазах у меня потемнело... Развернувшись круто к нему, я так смачно врезал того биндюжника кулаком между глаз, что он бедный распластавшись ласточкой в воздухе трупом шмякнулся оземь, потеряв сознание. В неистовой ярости я напустился и на его дружков, соображавших на троих поодаль у комбайна. - Заберите, гады, своего вонючего тракториста машиниста широкого профиля, чтобы он не стал самого узкого профиля... - А за что ты его так пришиб, хозяин, - спросили меня подбежавшие люди. - По голове меня, стерва, железякою сзади хватил. Хорошо, что я среагировал вовремя, уклониться успел по привычке - вскольз срекошетило, держась за голову рукой, негодуя, пояснил я им свои действия. - Вот подлец неугомонный, как напьется бузы, так обязательно что-нибудь и выкинет, а трезвый, что теленок, и цыпленка не обидит, вобщем золотой человек, - приводя беднягу в чувства, разглагольствовали его сотоварищи, собутыльники. После их ухода девчата, обработав мою рану йодом и перевязав голову бинтом, сославшись на поздний час, разошлись на ночлег, и нам ничего не оставалось как последовать их примеру. Едва мы улеглись на своих нарах, как врывается к нам в вагончик дружок маньяка, вооруженный ножом, и с порога остервенело грозит в мой адрес. - Где этот сыпучий потрах, который дружка моего уработал! Я кровь ему пущу, хара кири сейчас сделаю! - Уймись, парень! Спрячь свой ржавый финаг, - стал выпроваживать его мой мюрид, - магистр сейчас не в духе, он махом превратить тебя в барбоса... - Какой там еще супостат-мазурик так злобно по сучьи лается? - спросил я его, поднимаясь с нар. - Да вот тут еще один псих, друган того придурка пришел с тобой рассчитаться, - ответил он. Я слез с нар и пошел навстречу ворвавшейся бестии, напряженно вперив в него свой взгляд. - Назад! Назад! Назад! - стал я отдавать команду безумцу, все ближе и ближе к нему подступая. Когда же расстояние между нами сократилось до полуметра, он нервно дернулся, выронил нож из выставленной вперед онемевшей вдруг руки, боязливо начал пятиться назад. - Пошел! Пошел! Вон в свою конуру, мразь, - стал выдворять я его за дверь, указывая ему место в углу каморки. - Лежать! Лежать! Здесь твое место, шелудивый пес! Безоговорочно приняв на себя внушенную мной роль, подражая всем повадкам собаки, он послушно лег у моих ног, свернувшись калачиком... - "И тявкал, и скулил, и взвывал залихватской тоской остолопа всю ночь пленник, маэстро. До самого рассвета не давал никому спать"... - А что ж ты его, братец, не наштурнул из сеней? - спросил я в ответ на жалобу своего ассистента. - Какой там "турнуть", оскалясь рычит и овчаром кидается на всех, норовя, паскуда, всякого цапнуть, кто к нему приблизится. - Когда же он утихомирился, я крепко спал, общаясь с Богом, и ничего не слушал? - По утрянке, как только заиграло радио, так и слинял наш герой, вытрезвясь за ночь. Нет, ты не прав, приятель, его невменяемость не временна, а повседневная спутница, как у всех людей нечестивых, людей инертных, бесхарактерных, легко поддающихся простому внушению, которыми можно управлять, что электронной побрякушкой, даже командой по радио... Что взять со всех этих животных! Одни из них - те, кто из разгульно-забубенных, тот прожигает свою жизнь в вечном пьянстве и дебоше; другие же, кто более осторожен и скраден - живут тихо, как мыши, со статусом вечного пенсионера. Ведь все безбожники - сплошь смутноголовые лунатики с обрезанным сердцем... - Ну их к черту, маэстро! Стоит ли из-за этих ахламонов так омрачаться, стал успокаивать меня мюрид, стараясь перевести наш разговор на другую тему, хорошо зная какое роковое воздействие оказывает на окружающих мое негодование, - лучше скажи-ка мне, о чем это ты беседуешь с Богом во сне и на каком таком языке: тобой освоено из немало!.. - С Богом не беседуют, мой друг! Перед Богом держат ответ за все свои прегрешения в муках разума и с терзанием в сердце... - Самобичевание, я думаю, тут не к чему, коль бог всемилостив и всепрощающ... - Да, это так, но муки разума и терзания духа - главные компоненты всей составляющей на пути к самосовершенствованию личности. Только для того, чтобы в нашей стране просто выжить - и то человеку необходимо и шахматистом по жизни быть, чтобы уметь наперед просчитать каждый свой шаг в сложной ситуации; и приличным бойцом, чтоб в случае чего, он мог бы увернуться и сдачи дать в ответ. А тому, кто имеет дерзновение зажечь глаголом сердца бездушных людей, кто дерзнул постичь непостижимое, достичь недостижимого, - нужно многое испытать, многое преодолеть, от многого отказаться и многим пренебречь. Надо ощутить себя и ребенком, брошенным под забором, и юношей, заблудившимся в дебрях страстей. и мужем, вступившим в битву с временем, и старцем, отвечающим за судьбу своих близких; надо испытать чувство аскета-отшельника, уединившегося в келье, и преступника, изнывающего в тюрьме, и ученого, зарывающегося в книги, и невежды, бредущего во мраке дня и ночи; надо увидеть себя бедняком в горечи и смиренье, и богачом в вожделении и страхе, поэтом в тумане грез и сиянье радости, - надо изведать критически предельные состояния души и тела человека, терпящего бедствие и находящегося на грани между жизнью и смертью, когда компенсаторные усилия всего существа заставляют метаться угасающее сознание в поисках путей к спасению, задействовав для этой цели экстремальный разум, ранее бездействующий, чтобы в коллизиях духа преисполниться ясности... Но даже и тогда - без божьей помощи - не познать и не достичь всего желанного, - не найти, не создать вакцины от пороков и заблуждений человеческих, - без божьего промысла не склонить к покаянию, не заставить хором заплакать этот шалый взбесившийся сброд, не поставить мир с головы на ноги.