Владимир Набоков: русские годы - Брайан Бойд

Скоро, как только утих ветер, яркая крымская весна скрасила ему далекую ссылку. Через неделю он поймал свою первую крымскую бабочку, а в конце мая стал совершать регулярные вылазки, поднимаясь по горным тропам под ослепительно сверкающим солнцем или в пестрой тени оливковых и тутовых деревьев. На тропинке над морем, среди кустарника с восковыми цветами какой-то колченогий большевистский часовой с серьгой в одном ухе хотел арестовать Владимира за то, что он сигнализировал — вероятно, рампеткой — английским судам. После трудных объяснений с военными властями он наконец убедил их в безобидности своих занятий, и на следующий день солдаты принесли ему большую, хотя и не очень ценную, коллекцию бабочек23.

Набоковым еще несколько раз пришлось соприкоснуться с большевиками. Однажды, гуляя с сыновьями, Владимир Дмитриевич нарвался на пьяного красногвардейца — возможно, именно этот эпизод лег в основу намного более драматичной сцены в «Подвиге». За месяц до этого в Гаспру явился комиссар, чтобы национализировать ее, как и все окрестные усадьбы; для Набоковых дело ограничилось тем, что их обязали платить за домик в местные Советы. Один раз к ним пришли с обыском, но, хотя в доме хранилось огнестрельное оружие, это осталось без последствий. Осип «знал, как говорить» с чекистами24.

Когда началось наступление немецкой армии, в Ялте три недели не выходили газеты, не работала почта и единственным источником информации стали слухи. С гор доносились выстрелы, въезд в Ялту был закрыт. 9 (22) апреля Владимир Дмитриевич записал в своем дневнике: «Происходило что-то смутное. Очень разные слухи». На следующий день, когда толки о грабежах и расстрелах стали еще упорнее, было решено выставить в усадьбах дозоры. Судя по его стихам, Владимир уже успел испытать восторг от крымских ночей: лунный свет, отражающийся на лопастях магнолий, отбрасывающий тени в аллеях, где, как часовые, стоят кипарисы, или оставляющий дорожку на сиреневых водах бухты. Эта картина особенно сильно отпечаталась в его памяти, когда он караулил дом вместе с отцом, братом или Осипом, напряженно вглядываясь в предрассветные сумерки25.

IV

Когда стало ясно, что немцы скоро войдут в город, владельцы ялтинских магазинов и складов объявили антибольшевистскую забастовку, и Набоковы остались без продуктов: кончился рис, картофель, сахар26. 17 (30) апреля германские отряды без единого выстрела заняли Ялту. Они шли стройными колоннами, их пушки, серо-зеленые каски и высокие ботинки так и сверкали — к удивлению русских, привыкших к армии, где вечно всего не хватало и все было в беспорядке, начиная от обуви пехотинца до самой пехоты. После крайней неразберихи и пакостей, царивших в Крыму при большевиках, немцев приветствовали как освободителей, возлагая надежды на их любовь к порядку.

В.Д. Набоков немедленно начал писать «Временное правительство» — честные воспоминания наблюдательного участника событий, книгу настолько объективную, что ее считали правдивой и черпали из нее информацию такие различные по темпераменту и образу мыслей политические деятели, как Троцкий, Керенский и Милюков. В Ялте он встретился с другими живущими там кадетами и представителями татар, чтобы выработать общую позицию по отношению к немецкой оккупации. Единства достичь не удалось27.

Весь год Набоковы — в разных сочетаниях — исследовали сады и парки, побережье и скалы между Ялтой и Алупкой. В более трудные походы отец и сын часто ходили вместе с соседом Владимиром Полем, маленьким, лысым, хрупким человеком лет сорока, который помешался на здоровье, по словам Набокова, «после жестокой схватки с туберкулезом. В результате самых разных физических упражнений — в том числе и таинственно-восточных — он выработал выносливость гиганта, и мы с отцом едва поспевали за ним на крутых тропинках крымских гор» 28.

По воспоминаниям одной из современниц, Владимир Дмитриевич якобы жаловался Полю, что ничего не может поделать с Володей: «Он способный, пишет хорошие стихи, а занимается лишь тем, что бегает и ловит бабочек. Не могли бы Вы, Владимир Иванович, повлиять на него и заставить хоть на время оторвать от бабочек и написать стихи»29. Несмотря на то что мемуарист приводит слова самого В.Д. Набокова (через шестьдесят с лишним лет), этот эпизод, дошедший из третьих рук, скорее свидетельствует об абсолютном непонимании Полем лепидоптерологии, чем об отношении Владимира Дмитриевича к сыну. Когда-то сам страстный собиратель бабочек, он был весьма разносторонним человеком (государственный деятель, юрист, журналист, ревностный поклонник и покровитель всех искусств) и поощрял самые разные увлечения Владимира — от составления шахматных задач до бокса. К тому же юного поэта никак нельзя было упрекнуть в недостаточной плодовитости — и меньше всего тогда, когда погоня за бабочками вызывала в нем дрожь возбуждения.

В середине мая до Гаспры дошли плохие новости о Выре и о том, что дом на Морской занят красногвардейцами. Через неделю Владимир начал писать свою первую поэму «Светлой осенью». Она предвосхищает многое в набоковском искусстве, ибо Выра и первая любовь видятся в ней через призму изгнания. Набоков пишет о том, как он весной в Крыму мечтает о весне, лете, осени родного севера. Чтобы создать необходимое настроение, он вводит мотив «окрашенных звуков», описывая не только цветовые впечатления от определенных букв, которые он впоследствии уточнит в своей автобиографии, но и то, как при виде определенного цвета или оттенка в его сознании возникают определенные буквы или звуки. Затем автор переходит к главной сцене поэмы: двое возлюбленных раз в году, в первый день осени, встречаются в одном и том же месте, очень похожем на усадьбу дядя Васи. Там они проводят ночь, а утром смотрят на мир через цветные стекла окна, выходящего на балкон. Как с гордостью отметил в то время Набоков, он написал эту поэму из тридцати восьми восьмистиший за два дня — 19 и 21 мая (1 и 3 июня), и это заметно. Он, правда, не сказал, что во второй день он также ловил бабочек на вершине Ай-Петри и на плоской, поросшей травой Яйле, а вечером читал поэму родителям. Отец записал в дневнике: «Оч. растет»30.

Назавтра у Владимира сильно разболелся зуб, который все еще продолжал ныть через две недели после двух визитов к дантисту31. Зубная боль станет таким же постоянным мотивом в его жизни, как и цветные стекла.

В Ялте и ее окрестностях начала возрождаться светская жизнь, и Анну Ян-Рубан пригласили выступить в одном из частных домов Симеиза с благотворительным концертом в пользу русских художников, живущих в Крыму. Ей понадобились русские тексты нескольких песен Шуберта и Шумана на стихи Гейне, и она обратилась за помощью к сыну соседа. Хотя Владимир плохо знал немецкий, он так блестяще справился со своей задачей, что после концерта и певица, и переводчик удостоились оваций, а на следующий день в Ялте люди звонили его родственникам с просьбой дать им слова песен32. Особенно удачным получился перевод «Ich grolle nicht»[47].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});