Харли Мерлин и Первый ритуал (ЛП) - Форрест Белла

Он усмехнулся.

— Садись, и мы начнем. Пожалуйста, сними обувь.

Сняв сапоги, я пробралась к одной из шелковых подушек и села, покачивая ногами в носках и наблюдая за Номурой. Он подошел к маленькому столику в углу и приготовил керамический чайник с травяным чаем. С того места, где я сидела, до меня донесся пряный, горьковатый аромат, странно дразнящий. Пока он ждал, когда листья начнут опадать, он взял зажигалку и сделал круг по комнате, зажигая свечи и стебли благовоний, которые были повсюду. Довольно скоро кабинет засиял теплым, успокаивающим светом и чудесно пропах дымом и сладостью. Уже сейчас, просто находясь здесь, я чувствовала себя спокойнее. Да, я действительно должна купить себе один из них, и, возможно, один из них для Кэтрин. Я посмотрела на катаны.

Через несколько минут он принес чайник с чаем и две чашки и поставил одну передо мной. Он начал наливать, и из него лилась зеленоватая жидкость. От чашки поднимался пьянящий пар.

— Пей, — настоял он, ожидая, пока я сделаю глоток, прежде чем сделать свой собственный.

— Я ведь не собираюсь танцевать, когда увижу розовых слонов на параде?

Он рассмеялся.

— Нет, это всего лишь травяной чай, уверяю тебя.

Он был горьким на вкус, мои вкусовые рецепторы покалывало от нового аромата. Он был близок к мате, но имел сильный оттенок чего-то землистого, как грибы или шалфей. И все же он был горячим и успокаивающим, расслабляя мои туго натянутые мышцы. Я сделала еще один глоток и поставила чашку на стол, Номура тут же снова наполнил ее.

— Я только что поняла, что знаю о вас не так уж много, — сказала я. — Кроме того, что вы наставник, я ничего не знаю. — После потери Джасинты мне почему-то кажется важным узнать больше о людях. Я сожалею, что не ценила ее больше, видя в ней всего лишь учительницу.

Он снова улыбнулся.

— Технически это не так, как ты медитируешь. Обычно это делается без разговоров.

— Медитация может подождать. Мне бы хотелось узнать о вас побольше.

— А что бы ты хотела узнать?

— Может быть, как вы стали тем, кто вы есть? Что заставляет вас двигаться дальше? Какие у вас симпатии, какие антипатии?

Он опустил голову.

— Хорошо. По крайней мере, закрой глаза, чтобы мы могли притвориться, что медитируем.

— Звучит вполне справедливо. — Я закрыла глаза и поднесла чашку к губам.

— Я всегда хотел стать лучше, — начал он. — Будучи подростком, я чувствовал, что у меня есть потенциал, но мои способности подвели меня. Посредственность тогда была чем-то вроде проклятия. Даже сейчас она несет на себе клеймо позора, как тебе хорошо известно. Однако я стремился стать чем-то большим, чем этот ярлык. Я путешествовал по миру и учился всему, что мог, читая каждую книгу, которая попадалась мне на глаза. Я учился у самых сильных, от индейских шаманов до японских монахов и русских колдунов. Я провел некоторое время с магией вуду, о которой я вам рассказывал, и я также учился у Эйфориков Тромсе — последних людей, которые практиковали это искусство. Я был повсюду, пытаясь вывести себя из Посредственности, хотя мне потребовалось два десятилетия, чтобы достичь этого.

— Похоже, это очень тяжелая работа.

Он усмехнулся.

— Так оно и было, но это стоило каждого часа изучения. А что касается того, что меня поддерживает — это мой сын Синсукэ. Он тоже Посредственный по ярлыку, но идет по моим стопам. Пока мы говорим, он находится в Амазонке, изучает там магические племена. Я не получал от него вестей уже несколько недель, но знаю, что он успешно справляется со своей задачей. У нас с ним есть общие талисманы, которые хранят частичку души любимого человека. Если с ним что-нибудь случится, талисман даст мне знать. Я очень горжусь им, за все, что он делает, и за все, чего он уже достиг. Когда-нибудь он будет сильнее меня, и я это приветствую.

— Никакой Госпожи Номуры? — Я взглянула на него, когда последовала тишина, задаваясь вопросом, поднялся ли он и ушел, оставив меня. Его лицо было омрачено печалью. — Извините, это было невежливо. У меня быстрый язык, он говорит всякую ерунду, прежде чем мой мозг успевает остановить его.

Намек на веселье прорвался сквозь облака, прежде чем они снова сошлись вместе, на его лице.

— Это справедливый вопрос. К сожалению, моя жена умерла несколько лет назад. Она была одаренной женщиной с любовью к археологии — это была ее работа, и она постоянно исследовала, помогая глобальному магическому отделу артефактов в их поисках мощных объектов. Она пропала на раскопках в Антарктиде, ища остатки тайника, который был похоронен древним магом, и они нашли ее тело месяц спустя, под снегом. Должно быть, лавина застала ее врасплох, и она не смогла выбраться.

— Мне очень жаль. — Вот почему ты не задаешь личных вопросов! Я пожалела, что не держала рот на замке.

— Это было сложное время. Я никогда не знал такого горя, — спокойно ответил он. Примерно в это же время я открыл для себя медитацию и провел год с Эйфориками. Мой сын пошел со мной. Возможно, именно в этот момент он решил пойти по моему пути и излить свою боль во что-то конструктивное. Мне не нужно говорить тебе, как тяжело жить без родителей.

Я покачала головой.

— Да, это действительно паскудно.

— Ты когда-нибудь задумывалась о литературе? Ты так очаровательно умеешь обращаться со словами, — поддразнил он меня.

— Люди постоянно твердят мне об этом, — ответила я, радуясь тому, что напряжение спало. Я больше не могла выносить печаль, хотя боль, исходившая от него, была вполне ощутимой, и не только из-за моих эмпатических способностей. Он носил каждое воспоминание об этом на своем открытом лице, его закрытые глаза мерцали.

— Даже сейчас мне кажется странным, что она не войдет в эту дверь. К этому невозможному отсутствию труднее всего привыкнуть, — сказал он. — Теперь я чувствую это к Джасинте. Мы с ней обычно проводили послеобеденные часы за чаем и обсуждали глобальные проблемы. Это кажется таким абсурдным, что она никогда больше не постучится в эту дверь и не присоединится ко мне в моей медитации.

Я отхлебнула чаю.

— Может быть, ты расскажешь мне о ней? — Я слишком мало знала о ней, и это заставило меня почувствовать непреодолимое чувство вины и горя. Было уже немного поздно, но мне хотелось узнать больше.

— С удовольствием, — ответил он. — А ты знаешь, что в культуре аборигенов считается неуместным упоминать имя умершего после того, как он скончался?

— Я не знала.

— Они верят, что оно удерживает душу запертой в мире живых, не позволяя им вернуться в мир духов. — Он неглубоко вздохнул. — Во всяком случае, мы можем назвать ее имя, и я так и сделаю. Джасинта Паркс была яркой женщиной с дурным чувством юмора. Я помню, как однажды мы с ней сидели здесь до самого утра, пили саке и говорили о нашей юности. Я думал, что мои ребра могут сломаться, так сильно я смеялся. Она рассказывала мне историю о том, как случайно превратила бывшего бойфренда в ящерицу и вынуждена была прятать его, пока не придумала обратное заклинание. Отец вошел в ее комнату, и она засунула ящерицу себе под рубашку. Каждый раз, когда он выскакивал, ей приходилось толкать его обратно вниз, одновременно пытаясь завести с отцом разумный разговор о колледже. То, как она вела себя… Ты, вероятно, должна была быть там, но я никогда так много не смеялся за всю свою жизнь.

Я усмехнулась, представляя себе это.

— Она была добра, всегда помогала новичкам, особенно Астрид. Именно Джасинта взяла ее под свое крылышко, когда та появилась, робкая, как новорожденный жеребенок. И, честное слово, Джасинта была потрясающей кухаркой. Однажды она приготовила потрясающее рагу для Астрид, которая была больна гриппом. Я попытался стащить кусочек, ничего не мог с собой поделать, но она шлепнула меня по руке прежде, чем я успел сунуть ложку в рот. Вся комната отдыха персонала разразилась смехом, естественно, а я стояла там перед кастрюлей, без ложки и потрясенный.

— Похоже, она сильная женщина, — сказала я, улыбаясь. Номура всегда казался таким уравновешенным и собранным; я не могла себе представить, чтобы он стоял там в такой забавной манере, а сердитая Джасинта била его.