Подруга моей дочери (СИ) - Николаева Юлия Николаевна

Постепенно приходит сознание того, что Москва для меня прочно ассоциируется с Антоном, и как бы я ни старалась, не могу с этим ничего поделать. Он ворвался в мою жизнь вместе с этим неприветливым с виду городом. Но сейчас я понимаю: город абсолютно ни при чем, он лишь вскрывает мои собственные страхи, и только за мной выбор — победить или проиграть.

Я проиграла.

Не смогла. Не выдержала. Не выстояла.

И поэтому должна уйти. Решение вернуться в Тюмень на этот раз взвешенное и осознанное. Саша была права: опрометчиво бросаться абы куда, ничего бы мне это не дало. Я очень благодарна ей за помощь. И рада за них с Ромой. Даже немного завидую их чувствам, тому, как у девушки загораются глаза при одном упоминании о муже, как она радуется, общаясь с ним по телефону. Тому, что он отвечает ей тем же. Про меня она не говорит, просто упоминает, что вечера проводит с подругой. И я этому рада, потому что Рома и Антон знакомы, а я боюсь даже случайных упоминаний.

Снова умываюсь и поднимаю глаза на отражение в зеркале: красные. Да и плевать.

Придя сюда, я снова погрузилась в воспоминания. Но на этот раз не прогоняю их, хочу увидеть всё, хочу запомнить, вдоволь насмотреться, возможно, последний раз, а потом выбить их, выпустить.

Удар идет из головы, так он говорил? А попадает прямо в сердце. И если это поможет заглушить разрывающую на части тоску хоть на время, хоть на несколько минут, хоть на жалкие мгновения, то я сделаю это. Только слезы унять, и готова.

Выхожу в зал из душевой и направляюсь к груше. Нужно представить, что она — мой враг. Так учил Антон. А значит, сегодня и отдуваться за него ей.

Подойдя, провожу пальцем по поверхности, аккуратно очерчивая на плотном покрытии контур. Словно рисую лицо.

Вспоминаю взгляд Антона, не тот, с которым он меня вышвыривал из своей жизни, а другой, теплый, нежный, заботливый, в который я по глупости поверила. Но именно его мне нужно убить в воспоминаниях. Он так смотрел на меня в моменты откровений, когда мы говорили, когда молчали. Особенно, когда молчали.

Рисую улыбку.

«Сонь, тебе не нужно меня бояться».

А я ведь поверила. Глупая Соня. Но он был прав, его — нет. Бояться нужно было себя. Потому что это я осмелела настолько, что рискнула погрузиться в омут. Полностью, бесповоротно. Не слушая доводы разума, продолжала убеждать себя, что так улыбается Антон только мне.

Рисую хмурые брови. Мне нравилась эта складка между бровей, когда он становился задумчивым. Но в тот день, когда ему позвонила Лиля — его хмурое лицо меня насторожило.

Представить врага. Но только он, несмотря на всё, мне не враг. И Лиля тоже не враг. Наверно, они сейчас вместе, им хорошо. Я не знаю, насколько она искренна, она бросила его когда-то, но надеюсь, что теперь не обманет. Это глупо, но я, правда, желаю ему счастья.

Только представлять их вместе не хочу. Перед глазами снова вспыхивает поцелуй. Этого воспоминания достаточно, чтобы не хотеть думать о том, что было после. Как он сжимал её в объятиях и наверняка шептал, что скучал. А может быть, он так и продолжит вести разгульный образ жизни. Может, ему вообще никогда не нужны были отношения. Ни со мной, ни с кем. Он так привык, ему так хорошо. Я добираюсь до мыслей, которые боялась впускать в свою голову вот так открыто и быстро провожу ладонью по груше, словно стираю всё, что нарисовала до этого. Я сама себе сделала подлость, когда решила, что он хочет быть со мной. Я — тот самый враг.

Надев перчатки, бью по груше. Щёки моментально вспыхивают. Но мне нравится это ощущение после удара, и я повторяю. Другой рукой. А потом начинаю наносить удары по очереди. Сильнее, чётче. Адреналин бьет по вискам, на глазах выступают слезы. Выбиваю из себя боль, заменяя её мнимой свободой. Я знаю, что тяжесть не испарится, но прямо сейчас я не просто выпускаю пар, я впускаю в сердце правду. Она жжёт, калечит, убивает, но только так я смогу хоть немного отпустить эмоции. Не попрощаться с ними, но попытаться смириться. Потому что я люблю, люблю так сильно, что как бы ни хотела — не могу ненавидеть. И это чувство останется со мной.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Это мой последний удар. Я завершаю его сдавленным криком и обхватив грушу, прижимаюсь к ней лбом, по щекам катятся слезы, сердце отбивает быстрый ритм. Вытерев мокрые дорожки, прихожу в себя.

Медленно вдыхаю и выдыхаю, а потом застываю, услышав позади шаги. Я не успеваю повернуться, но чувствую, как кто-то подходит. И от накрывшего запаха парфюма мгновенно замирает сердце. Это тот самый аромат, который меня свел с ума какое-то время назад. Его не спутать. Не забыть.

Я медленно поднимаю глаза, натыкаясь в отражении зеркала на пронзительный взгляд.

И сама не верю тому, что вижу. Вижу те самые глаза, что я рисовала буквально сейчас. Только усталые, как будто больные. Вижу губы, которые целовали меня, доводя до безумства, вижу заросшие щетиной щеки, и в пальцах сразу покалывает от воспоминаний о том, как я касалась его кожи. Смотрю на отражение, почти уверенная в том, что это мираж, что сейчас я моргну, и все рассеется, а когда обернусь, то никого позади не увижу. Потому что Антону тут просто нечего делать.

Отражение делает еще один шаг в мою сторону, и мне кажется, я кожей чувствую колебания воздуха. Глаза начинают слезиться, потому что я так и не моргаю, глядя на мужчину. А потом, словно отмерев, резко оборачиваюсь. Антон никуда не пропадает. Он стоит напротив меня, вглядываясь в мое лицо так внимательно, словно пытается вырисовать в памяти каждую мою черточку.

Глава 41 Соня. Антон

Мы стоим друг напротив друга, не двигаясь, я только тяжело дышу, все еще восстанавливая дыхание. Что он тут делает? Как очутился? Мысль о том, что искал меня, отметаю сразу: абсурд. Он просто не мог знать или догадаться, что я направлюсь сюда. Я и сама не знала. Выходит, зашел случайно? Побить грушу, как и я? Почему-то усмехаюсь данной мысли.

— Соня, — произносит Антон тихо, а я вздрагиваю всем телом, все внутри сжимается. Напрягаюсь, глядя на него. И вспоминаю сцену в клубе, его слова, как он практически вытолкал меня и оттуда, и из своей жизни. Что ему сейчас нужно? Добить меня? Выгнать из города? Так я и так уеду, сама, без его подталкиваний.

— Мне надо идти, — говорю тихо и, подхватив свои сумки, делаю шаг к выходу. Делаю и замираю, потому что там стоит он. Приблизиться к нему — страшно, эта близость из тех, что забирает у меня все силы, высасывает волю.

— Отойди, пожалуйста, — произношу, набрав в грудь воздуха. Антон качает головой.

— Сонь, давай поговорим. Дай мне шанс объясниться.

Я вздергиваю брови в удивлении. Объясниться? Все-таки усмехаюсь.

— Ты достаточно объяснился в клубе, Антон. Не думаю, что готова еще раз слушать все это.

Он как-то страдальчески морщится.

— Я ошибся, Сонь. Очень крупно. Думал, ты…. - теперь он набирает в грудь воздух, громко и протяжно выдохнув, выдает: — Думал, ты меня предала.

Я смотрю на него в недоумении. У меня в голове не складывается никакой картинки, которая могла бы связаться воедино с его словами. Я? Предала?

— Не понимаю, — произношу, хмурясь, он вздыхает.

— Я был полным идиотом, — говорит Антон. — У нас с Олегом произошла одна история, и он хотел мне отомстить.

Он говорит дальше, а я слушаю, приходя в еще большее недоумение. Рассказывает о наркотиках, о фотографии, сделанной Женей, и о роли самой подруги в этом всем. Информация падает мне на плечи, прижимая к земле. Я кидаю сумки на пол и сама опускаюсь за ними. Закрываю лицо руками, пытаясь осознать все произнесенное. Господи, какая же я дура! Я считала Олега хорошим, а он все это время вел хитрую игру, расставлял игроков на поле, чтобы в подходящий момент сыграть против Антона, поставить ему шах и мат. Но я еще полбеды, вот Женя! Как же я могла упустить это из вида? Ведь я замечала, что с ней что-то не так, что она часто грустит, что переживает. И про Ярослава отнекивалась, а ведь сама регулярно куда-то уходила… Но Олег… На него я даже подумать не могла.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})