Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Соберите дровишек... Напомните ему о костре, — посоветовал я.
Прямо на входе в капонир выросла горка сухого хвороста, который нужно было только поджечь.
Нашу хитрость вахман не разгадал и бросил нам свою зажигалку. Запрыгало над кучей дров пламя, запахло дымом...
Огонь должен служить доброму настроению, но вахман накричал на нас, чтобы отошли от костра. Кто-то из наших товарищей приник к теплу, не успел вовремя отскочить, и немец немилосердно ударил его прикладом:
— Вег!
Видеть, как бьют прикладом в висок за то, что человек протягивал руки к пламени, нам не впервые. Но я обрадовался этому жестокому толчку. Этот удар вахмана был смертным приговором ему самому.
Мы сгрудились в углу, далеко от охранника и я сказал Соколову:
— Выгляни, нет ли кого поблизости.
Соколов умел хитрить и в такие напряженные моменты. Он не стал карабкаться вверх, а обратился к вахману:
— Герр ефрейтор, разрешите взглянуть, не везут ли нам обед.
— О, я! — вахман был почти вежлив.
Соколов, стоя на валу, подал мне знак: нет никого. Я моргнул Кривоногову: «Заходи». Ваня держал свою железку наготове и направился вдоль ограды, чтобы подойти к вахману с тыла.
Кто из нашей группы знал, что убийство — это освобождение, тот волновался, ждал решительной, победной минуты. Но среди нас были и неосведомленные — те вытаращились на Кривоногова.
Он уже стоял позади ефрейтора, который сидел на корточках возле огня и грел руки. Иван сжимал в руках железный прут, глаза его пылали. И в такую минуту Иван владел собой и не торопился в своем мужественном и святом деле. Он словно спрашивал меня взглядом: «Бить?» Я прочел этот вопрос в его сверхчеловеческой, неслыханной выдержке, в сверкающих гневом, широко раскрытых глазах.
Я стоял точно напротив Кривоногова, впереди вахмана, на некотором расстоянии от него и пошел прямо на вахмана. Боялся, что тот оглянется, увидит за собой Кривоногова и успеет пальнуть из винтовки. Нужно было отвлечь его внимание на себя. Но видя Кривоногова, готового размозжить голову эсэсовцу, по виду полного решимости мстителя, я сам озверел. Вахман смотрел на меня и не мог понять, что со мной творится. Почему я надвигаюсь на него с голыми руками?
Я сделал еще несколько шагов. Чувствуя невыразимую, радость оттого, что враг уже в наших руках, и все-таки не крикнул, а только кивнул: «Бей!»
Кривоногов выждал, определил для удара место и его удар был сокрушительным.
В последний миг вахман посмотрел мне в глаза — первый и последний раз. Его глаза были полны страха, ужаса.
Он повалился на землю, а к Кривоногову бросились несколько наших товарищей с кулаками, с перекошенными от испуга лицами. Убийство немца — смерть всем. Для чего он это сделал?
Я схватил винтовку, лежавшую на земле, щелкнул затвором:
— Назад! Кто тронет Кривоногова — пуля в лоб! Мы сейчас полетим на Родину!
Лица товарищей озарились догадкой. Я отдал винтовку Кривоногову и, потянув за руку Соколова, подался из капонира. Тут каждый знал свои обязанности, а мне нужно пробираться к самолету. Дорога каждая секунда. Скорее, скорее к «хейнкелю»!
Расчет на немецкую пунктуальность еле не подвел нас в самом начале дела. Мы подкрадываемся к капониру, подползаем по-пластунски, чтобы нас не увидели издали, и вдруг слышим там, за валом, голоса. Падаем лицом в снег. Значит, механики еще не ушли на обед. Нужно лежать, пока они не покинут капонир. Мы лежим как раз против тылового выхода. Если кто-нибудь направится сюда, нам конец. Я слышу, как у меня надрывно бьется сердце. Я боюсь, что оно разорвется, что его стук услышат немцы.
Мы постепенно дотянулись до краешка маскировочной сетки и заслонились ею. Следим за механиками. Да, они заканчивают работу, уже убирают инструменты, ставят на привычное место стремянку — под крыло. Уходят!
Мы выждали минутку и кинулись к самолету. Под широкими крыльями «хейнкеля» я вдруг почувствовал страх перед ним. Какой же он огромный! Смогу ли я поднять его в воздух? Такая машина и такие слабые у меня руки, ноги...
Внизу есть отверстие — лаз, и я стал нажимать, чтобы открыть его, он, оказывается, на замке. Ключа у нас, понятно, нет. Я метнулся к бомболюку — тоже не открывается. Соколов стоит рядом, растерянно смотрит на меня, ждет.
— Подсади, — прошу его, — выберусь на крыло.
Соколов обхватил меня, я вцепился в крыло. Пальцы скользят по мокрым заклепкам. У Володьки не хватает сил. Я повис и тут же упал на землю. Увидел струбцинку — думал ею ударить по замку, но она слишком легка для этого, нужно что-то потяжелее. Колодка! Это подойдет. Стукнул раз, второй, и дюралюминий подался, провалился. Всунул в отверстие руку, оттянул замок — дверца открылась. Вытащил назад — рука поцарапана, кровоточит.
Фюзеляж, куда я проник, показался мне настоящим домом. Такого я еще не видел. Бросился в кабину. Она была большая, выпуклая, вся из стекла. Высота, на которой я оказался, просторность кабины, огромное количество приборов, кнопок, проводков, сигнальных глазков — все ошеломило меня.
Передо мной было сиденье пилота, слева скамья, покрытая черным дерматином, наверно, для штурмана. Я опустился на сиденье и провалился в него так, что мои ноги задрались вверх. Летчик под себя непременно подкладывает сложенный в мешок парашют, у меня парашюта не было. Какой-то ящик попался мне на глаза, я швырнул его на сиденье, сел сверху. Достаю ногами до рычагов, руками — до доски приборов, теперь могу опереться спиной о кресло.
— Снимай чехлы! — это команда Володьке, который стоял на полу, подо мной, и слышал, как я стучал, хозяйничал в пустой, гулкой машине.
Володька быстро сорвал чехол с одного мотора. Лопасти винта перед глазами, рычаги под ногами, ручка управления в руках — этого для летчика достаточно, чтобы и в таких условиях овладеть собой, сосредоточиться, почувствовать себя сильным. Я нашел насос, несколько раз качнул горючее, потом установил зажигание и, помня, как делал это, рисуясь, немецкий офицер, за которым я наблюдал недавно, нажал на кнопку стартера.
Никакого движения. Мотор молчит.
Как же это я забыл, что позади меня есть маленький рубильничек и что именно с его помощью нужно пустить аккумуляторный ток к моторам и приборам? Я обрадовался, что вспомнил это, и, обернувшись, уверенно включил его. Снова нажал на стартер. Ни одна стрелка не пошевельнулась. Тока не было.
Почему же я не начал с присоединения аккумулятора? Какие примитивные ошибки! Ведь там, за бронеспинкой, стоит целая аккумуляторная батарея, которой пользуются при запуске моторов. Только в этом причина!
Я бросился к бронеспинке, отклонил ее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Жуков. Маршал жестокой войны - Александр Василевский - Биографии и Мемуары
- Подводник №1 Александр Маринеско. Документальный портрет. 1941–1945 - Александр Свисюк - Биографии и Мемуары
- Иван Кожедуб - Андрей Кокотюха - Биографии и Мемуары
- Хроника рядового разведчика. Фронтовая разведка в годы Великой Отечественной войны. 1943–1945 гг. - Евгений Фокин - Биографии и Мемуары
- Звезда Егорова - Петр Нечай - Биографии и Мемуары
- Герой последнего боя - Иван Максимович Ваганов - Биографии и Мемуары / О войне
- Фронт до самого неба (Записки морского летчика) - Василий Минаков - Биографии и Мемуары
- Роковые годы - Борис Никитин - Биографии и Мемуары
- Три высоты - Георгий Береговой - Биографии и Мемуары