Сочинения. В 2-х томах - Николай Клюев

325

Убежать в глухие овраги,

Убежать в глухие овраги,Схорониться в совьем дуплеОт пера, колдуньи-бумаги,От жестоких книг на земле.

Обернуться малой пичугой,Дом — сучок, а пища — роса,Чтоб не знать, как серною вьюгойКурятся небеса.

Как в пылающих шлемах горыНавастривают мечи…Помню пагодные узоры,Чайный сад и плеск че-чун-чи.

Гималаи видели ламуС ячменным русским лицом…Песнописец, Волгу и КамуИсчерпаю ли пером?

Чтобы в строчках плавали барки,Запятые, как осетры…Половецкий голос татаркиЧеродейней пряжи сестры.

В веретенце жалобы вьюги,Барабинская даль в зурне…Самурай в слепящей кольчугеКупиною предстанет мне.

Совершит обряд харакири:Вынет душу, слезку-звезду…Вспомянет ли о волжской шириКитайчонок в чайном саду?

Домекнутся ли по Тян-Дзину,Что под складками че-чун-чиЗапевают, ласкаясь к сыну,Заонежских песен ключи?

326

Незримая паутинка

Незримая паутинкаЗвенит как память, как миг.Вьется жизненная тропинкаПеревалом пустынных книг.

Спотыкаюсь о строки-кварцы,О кремни точек, тире.Вотяки, голубые баварцыПритекают к Единой заре.

На пути капканами книги:Тургенев, жасминный Фет.На пламенной ли квадригеВознесется русский поэт?

Иль как я, переметной сумкойБудет мыкать горе-судьбу?Ах, родиться бы недоумкойПеснолюбящему рабу!

Не знать бы «масс», «коллектива»,Святых имен на земле…Львиный Хлеб — плакучая иваС анчарным ядом в стволе.

327

Портретом ли сказать любовь,

Надпись на портрете Николаю Ильичу Архипову

Портретом ли сказать любовь,Мой кровный, неисповедимый!..Уж зарумянилась морковь,В рассоле нежатся налимы.

С бараньих почек сладкий жирКак суслик прыскает свечою,И вдовий коротает пирКомар за рамою двойною.

Салазкам снится, что зимаСпрядает заячью порошу…Глядь, под окно свалила тьмаЛохмотьев траурную ношу.

Там шепелявит коленкорПодслеповатому глазету:«Какой великопостный сорПоэт рассыпал по портрету,

Как восковина строк горька,Горбаты буквы-побирушки!»…О, только б милая рукаЛегла на смертные подушки!

О, только б обручить любовьСозвучьям — опьяненным пчелам,Когда кровавится морковьИ кадки плачутся рассолом!

328

Чернильные будни в комиссариате,

Чернильные будни в комиссариате,На плакате продрог солдат,И в папахе, в штанах на вате,Желто-грязен зимний закат.

Завтра поминальный день, —Память расстрелянных рабочих…Расцветет ли в сердцах сиреньУ живых, до ран неохочих?

Расплетут ли девушки косы,Старцы воссядут ли у ворот,Светорунные мериносыСойдутся ль у чермных вод?

Дохнет ли вертоград изюмом,Банановой похлебкой очаг?..Вторя смертельным думам,Реет советский флаг.

Как будто фрегат багряныйОтплывает в безвестный край…Восшумят в печурке платаны,На шесток взлетит попугай.

И раджа на слоне священномПосетит зырянский овин,Из ковриги цветом нетленнымВзрастет златоствольный крин.

Вспыхнет закат-папаха,Озарит потемки чернил,И лагунной музыкой БахаЗажурчит безмолвье могил.

(1913)

329

У соседа дочурка с косичкой —

У соседа дочурка с косичкой —Голубенький цветик подснежный.Громыхает, влекомо привычкой,Перо, словно кузов тележный.

На пути колеи, ухабы,Недозвучья — коровьи мухи.Стихотворные дали рябы,И гнусавы рифмы-старухи.

Ах, усладней бы цветик-дочка,Жена в родильных веснушках!Свернулась гадюкою точка,Ни зги в построчных макушках.

Громыхает перо-телегаПо буквам — тряским ухабам…Медвежья хвойная негаВнимать заонежским бабам.

В них вече и вольтова домбра,Теремов слюдяные потемки…Щекочет бесенок ребраУ соседа — рыжего Фомки.

Оттого и дочка с косичкой,Перина, жена в веснушках.Принижен гения кличкой,Я крот в певучих гнилушках.

330

По мне Пролеткульт не заплачет,

По мне Пролеткульт не заплачет,И Смольный не сварит кутью,Лишь вечность крестом обозначитПредсмертную песню мою.

Да где-нибудь в пестром ХаранеНубиец, свершивши намаз,О раненом солнце-тимпанеПричудливый сложит рассказ.

И будет два солнца на небе,Две раны в гремящих веках, —Пурпурное — в Ленинской требе,Сермяжное — в хвойных стихах.

Недаром мерещится МеккаОлонецкой серой избе.Горящий венец человекаЗадуть ли самумной судьбе!

От смертных песков есть притины,Узорный оазис — изба —Грядущей России картины —Арабская вязь и резьба.

В кряжистой тайге попугаи,Горилла за вязкой лаптей…Я грежу о северном раеПлодов и газельных очей!

(1919)

331

Задворки Руси — матюги на заборе,

Задворки Руси — матюги на заборе,С пропащей сумой красноносый кабак,А ветер поет о родимом поморье,Где плещется солнце — тюлений вожак,

Где заячья свадьба, гагарьи крестиныИ ос новоселье в зобатом дупле…О, если б в страницах златились долины,И строфы плясали на звонкой земле!

О, если б ковычки — стада холмогорокСходились к перу — грозовому ручью!Люблю песнотравный гремучий пригорок,Где тайна пасет двоеточий семью.

Сума и ночлежка — судьбина поэта,За далью же козлик — дымок над избойБодается с просинью — внучкою света…То сон колыбельный, доселе живой.

Как раненый морж многоротая книгаВоззвала смертельно: приди! О, приди!И пал Карфаген — избяная коврига…Найдет ли изменник очаг впереди?

Иль в зуде построчном, в словесном позоре,Износит певучий Буслаев кафтан?..Цветет костоеда на потном заборе —Бесструнных времен прокаженный коран.

332

ЛЬВИНЫЙ ХЛЕБ

«Тридцать три года, тридцать три»,Это дудка няни-зари,Моей старой подруги.Первый седой волосИ морщинок легкие дуги —Знак, что и в мою волостьПриплетутся гости-недуги:Лихорадка — поджарая баба,Костолом — сутулый бродяга…В тени стиха-баобабаЗалегла удавом бумага.Под чернильным солнцем усладаПереваривать антилопу — чувства…Баобабы пасынки садаНеувядаемого искусства.В их душе притаились пумы,Каннибалов жадный поселок,Где треплются скальпы-думыУ божничных свирепых полок,Где возмездие варит травыНапитывать стрелы ядом,И любовь — мальчонка чернявыйС персиковым сладким задом.В тридцать три года норовЛобызать, как себя, мальчонка,Отныне женщине боровПодарит дитя-свиненка.И не надобна пупорезкаПолосатой тигровой самке…Песнословного перелескаНе ищите в славянской камке: —Питомец деда — ОнегаОтведал Львиного хлеба, —Прощайте изба, телега —Моя родная потреба!Лечу на крыльях самума —Коршуна, чье яйцо Россия,В персты арабского Юма,В огни и флейты степные.Свалю у ворот СуданаВязанку стихов овинных, —Олонецкого баянаВозлюбят в шатрах пустынных.И девушки-бедуинкиВ Песнослов окунут кувшины…Не ищите меня на рынке,Где ярятся бесы-машины,Где, оскаля шрифтные зубы,Взвизгивает газета…В зрачках чернокожей ЛюбыЗаплещет душа поэта…И заплачут шишками сосныНад моей пропащей могилой…Тридцать третий год високосныйВздувает ночи ветрило.Здравствуй шкипер из преисподней!Я — кит с гарпуном в ласту,Зову на пир новогоднийДьяволицу-красоту.Нам любо сосать в обнимкуПрогорклый собственный хвост,Пока и нашу заимкуХлестнет пургою погост.

333