Пионерский гамбит (СИ) - Саша Фишер

на одиноком крючке в правой стене. Такая вот она, суровая пионерская реальность! Придется как-то справляться. Вредный порошок растворяться в воде вообще не торопился. Он крутился, как кусочки пенопласта в «снежном шаре». Но зато на поверхности воды начала появляться пена. Ну что ж, уже достижение!

Я покидал в таз свои футболки и трусы и скосил глаза на остальных ребят. Каждый из них со своим тазом поступал по- разному. Марчуков набулькал уже пену чуть ли не с шапкой и теперь дул на нее. Что там за картины этот фантазер представлял в своей голове — ураган над снежными вершинами или ледяные хребты Антарктиды — понятия не имею. Мамонов методично жамкал свои шмотки в мыльной воде по очереди, потом отжимал и складывал получившиеся каральки рядом с тазом на скамейку. Кто-то просто несколько раз окунул вещи в воду и опрокинул таз с пеной на пол.

Ну ладно, в целом-то технология понятна, что я, право слово, как маленький? Или наоборот, как чересчур большой, которому уже много лет вещи стирает и сушит стиралка, а посуду моет посудомойка. Машина, а не сотрудница.

Выполаскивать дурацкий порошок пришлось в трех водах. И все равно какие-то крупицы его остались, А потом еще никак не удавалось смыть с рук ощущение, что на них этот самый порошок застыл тонкой пленкой и жжется.

Место для сушки тоже оказалось здесь же — несколько столбов, а между ними — натянутые веревки с болтающимися в разных местах прищепками. Я подумал, было, как вообще отличать тут свои вещи от чужих, но уткнулся практически носом в бирку на внутренней стороны своей футболки, которую я как раз пытался прищепить деревянной штукой, у которой пружина постоянно соскальзывала и не хотела ничего держать. «К.Крамской» — было написано на крепко пришитой вдоль шва тряпочке. Как я раньше не заметил? Наверное, просто не разглядывал...

К обеду чистота и порядок на территории отряда и в комнатах были восстановлены, постельное белье — заменено на чистое, правильные фантики — отсортированы и сложены Коровиной в коробку из-под конфет «Родные просторы», что-то они там с этими фантиками важное затевали. То ли, тому отряду, кто больше сдаст, полагались еще конфеты, то ли какой-то другой приз, то ли у них просто появилась идея сделать из фантиков корзинку. Ну, типа такое конфетное оригами.

После тихого часа я хотел, было, пойти разведать, что тут есть за кружки, а может еще раз попробовать напроситься к Вере на тренировки, но тут на меня и Мамонова налетел Марчуков и завопил, что нам нужно срочно идти в комнату отдыха, там есть телевизор, а по телевизору повторяют «Этот фантастический мир», который он пропустил из-за этого всего. Чего конкретно «всего» не уточнил.

Что это за программа, я не знал, но энтузиазм Марчукова оказался заразительным, так что я на него поддался.

Комната отдыха была в том же здании, что и столовая, только вход сбоку. Если бы Марчуков меня туда не повел, я бы ни за что не догадался, что это не помещение для персонала, а вовсе даже доступное всем место с диванчиками, как у нас на веранде, и обшарпанным ящиком телевизора на тонких ножках. От ручки переключения программ остался только плоский штырек, но все было продумано — на телевизоре лежали много повидавшие металлические плоскогубцы с намотанной вместо рукояток синей изолентой. От этого зрелища у меня даже случился коротенький приступ ностальгии — точно такой же «Рекорд» стоял у моей бабушки. И даже ручка была сломанная. Помнится, лет в пять я был очень горд, когда мне наконец было позволено воспользоваться плоскогубцами, чтобы переключить каналы.

Программы оказалась чем-то вроде... Я даже не знаю. Там были две театрализованных постановки, нечто среднее между любительским кино и театром. Перед началом действа на экране появился внушительного вида мужчина с веселыми глазами и ежиком темных волос. Я бы его не опознал, но титры сообщили, что это был космонавт Георгий Гречко. Сами постановки были скучноватыми, с множеством пауз и глубокомысленных диалогов. Первая по рассказу Бредбери, который я не читал, зато вторую я опознал сразу же — «Малыш», Стругацких. Изображение на черно-белом экране было так себе, так что я все больше смотрел на других собравшихся здесь ценителей фантастики. Их было довольно много, все места заняты. Никто не разговаривал, все с почти благоговейным восторгом внимали мутным фигурам на экране. В одном из актеров я даже с удивлением опознал Янковского.

Перед сном пришлось еще разок послушать не очень краткий пересказ просмотренного, где-то на середине «Малыша» я уснул.

Без спецэффектов, в виде снов из будущего, к счастью.

Я почти подпрыгнул на кровати от неожиданного звука, который меня разбудил утром. Это был не горн, как всегда. И даже не топающие однопалатники.

Это была сирена тревоги.

Глава 25

Я отбросил одеяло и резко сел. На пару секунд завис, мучительно соображая спросонок, куда бежать и что вообще произошло. На нас кто-то напал? В восьмидесятом году? Или это проверка системы оповещения?

Но никто из моих соседей по палате больше не нервничал. Мамонов так вообще простонал что-то неразборчивое, но недовольное и натянул на голову одеяло. Парочка парней даже вроде обрадовалась. Но точно никто не испугался и не встревожился.

И тут до меня дошло.

Зарница.

Я же видел на доске, что она будет. Просто я помнил из своего детства пару подобных игр. Там все было просто — разделились на две команды, побегали пару часов, срывая друг с друга бумажные погоны, потом одна из команд находила флаг второй, и игра заканчивалась.

— А что, зарница сегодня? — сонно спросил я.

— Да, — ответил Марчуков с непонятным выражением лица.

— А что вы все такие недовольные? — я потянулся, зевнул и встал. — И, кстати, нам что, не надо разве по сирене бежать и строиться?

— Нам нет, не надо, — Мамонов высунулся из-под одеяла. — Мы же старшие. Не играем.

— В каком смысле? — я начал натягивать шорты.

— Ну ты как первый раз вообще! — Марчуков взмахнул руками. — А! Да! Все время забываю, ты же и правда первый раз! Ну, короче, играют все, кроме нас. Ну и спортивного отряда еще, только они не идут помогать вожатым, а мы идем.

— Ааа, точно... Вот черт! — сказал один из парней, который сирене явно обрадовался сначала. И плюхнулся на кровать обратно.

—