Сбежавший жених - Элизабет Вернер

Фридрих фон Штетен.

Оскар опустил письмо. Он знал характер Штетена, этот человек не любил попусту угрожать, он не колеблясь сделает то, что считает своим долгом, а тогда… тогда все пропало!

Барон вскочил и порывисто зашагал по комнате. Именно теперь, когда цель была так близка, грянул удар, который должен был уничтожить его. Но неожиданно явившаяся опасность пробудила всю его энергию и смелость. Отступить, бежать тайком из Оденсберга в ту минуту, когда он почувствовал себя его неограниченным властелином? Ни за что! Ему дают неделю срока, чего только не может произойти за это время! Он уже много раз стоял на краю пропасти, но какой-нибудь смелый шаг или невероятная удача всегда спасали его; теперь настало время опять испытать свое счастье. Среди дикого водоворота мыслей и планов, проносившихся в его голове, одно было несомненно: он должен заручиться поддержкой Майи, должен так крепко привязать ее к себе, чтобы никакая сила, даже воля отца, не могла оторвать ее от него, она щит, прикрывающий его от всякого нападения, ее любовь должна спасти его.

Оскар опять перечитал письмо, потом смял его и бросил в камин, бумага вспыхнула и рассыпалась пеплом, а барон сел в кресло и, мрачно глядя на огонь, погрузился в составление все новых и новых планов.

Прошло с полчаса. Вдруг дверь открылась, и вошедший лакей доложил:

– Господин инженер Рунек.

– Кто? – Оскар встрепенулся.

– Господин Рунек желает переговорить с вами по важному и не терпящему отлагательства делу.

По пятам за лакеем следовал сам Эгберт. Он вошел, не дожидаясь ответа, и сказал с коротким поклоном:

– Я прошу не отказывать мне, я действительно пришел по важному и не терпящему отлагательства делу.

Оскар вскочил и молча сделал лакею знак уйти. Он понял, что означало появление Рунека, но письмо Штетена подготовило его ко всему; одной опасностью больше или меньше было все равно в такой борьбе, исход которой означал для него: «Быть или не быть».

– Что привело вас ко мне? – холодно спросил он. – Вы, конечно, понимаете, что после происшедшего ваше появление несколько удивляет меня.

– Я прибыл сюда единственно из-за вас, – таким же тоном возразил Эгберт, – и покорнейше прошу вас в ваших же интересах выслушать меня.

– Я слушаю.

– Я не нахожу надобности в длинном вступлении, – начал Рунек. – Вы знаете, о чем тогда на Альбенштейне зашел разговор между мной и вашей сестрой. Я убедился, что она жила вместе с вами, ничего не зная и не будучи сама ни в чем замешана, и ради нее я так долго молчал.

– Ради Цецилии? – Оскар насмешливо захохотал. – Я вполне понимаю вас! Разумеется, она имеет право на снисхождение с вашей стороны.

– Что вы хотите сказать? – нахмурившись спросил Эгберт.

С губ Вильденроде опять сорвался короткий, саркастический смех.

– Не играйте со мной комедии, мне все в точности известно. Бедный Эрих! Если бы он подозревал, что его любимый друг детства отбил у него невесту! Кто знает, от какого горького разочарования спасла его преждевременная смерть.

– Это постыдное предположение! – с негодованием воскликнул Эгберт. – Вы позорите сестру так же, как и меня. Нет, невеста Эриха была так же недосягаема для меня, как недосягаема теперь его вдова… а в моих чувствах я никому не обязан отчитываться. Да и вообще я пришел сюда не для беседы на эту тему, а для переговоров, которые нельзя больше откладывать.

– О чем? – спросил Вильденроде, неподвижно стоя перед ним со скрещенными руками.

– Неужели я должен объяснять вам это? – Рунек сделал нетерпеливый жест, но овладел собой и продолжал внешне спокойно: – Речь идет прежде всего о том происшествии в Берлине у госпожи Царевской, значение которого было понятно каждому из присутствующих. Так как я не вращался в том кругу и не знал близко ни одного из участников, то и не интересовался им; только когда вы явились в Оденсберг и я узнал об опасности, грозящей Эриху и его отцу, я стал расспрашивать. Я узнал, что вас спасли лишь ваш поспешный отъезд и настойчивое желание замешанных в этом лиц избежать скандала. У меня есть доказательства, и свидетели тоже всегда в моем распоряжении. Вы и после этого будете разыгрывать роль непонимающего?

Глаза барона вспыхнули такой дикой, смертельной ненавистью, словно он желал одним взглядом уничтожить противника. Не само обвинение, не оставлявшее ему больше выхода, а безграничное презрение в тоне говорившего вывело его из себя, гордость, свойственная его натуре, взяла верх. Он высоко поднял голову.

– К чему же вы говорите мне это? Я давно знаю, чего мне следует ожидать от вас, и сумею защититься. К чему эта угроза и почему вы давно не привели ее в исполнение?

– Я предполагал, что вы рано или поздно уедете из Оденсберга; ни женитьба Эриха, ни его смерть не дают вам права оставаться здесь дольше. Только вчера я узнал от Майи, что вы ее жених, и вы, вероятно, поймете меня, если я скажу вам, что этот брачный союз не будет заключен: я не допущу его.

– В самом деле? По какому это праву?

– По праву честного человека, который не допустит, чтобы дочь Эбергарда Дернбурга и его Оденсберг попали в руки мошенника.

Вильденроде вздрогнул, и его лицо смертельно побледнело.

– Берегитесь! – произнес он прерывающимся, сдавленным голосом. – Вы мне ответите за эти слова!

– Отвечу, только не так, как вы думаете. Такие дела решаются не иначе как в зале суда, со свидетелями и доказательствами. Не смотрите так пристально на револьвер, висящий над вашим письменным столом! Я уверен, что он заряжен, и сам начеку, если вы сделаете шаг к нему, я первым брошусь на вас.

Взгляд Оскара в самом деле устремился на револьвер, и у него блеснула безумная мысль, правда, в следующую же минуту он отказался от нее. Что толку, если он убьет этого противника? Штетен выступит с тем же обвинением. Виктор фон Экардштейн, наверное, тоже посвящен в тайну, и кто знает, кому она еще известна! Петля затягивалась.

– Я оставлю вам один выход, и он будет последним, – снова заговорил Рунек. – Уезжайте из Оденсберга навсегда сегодня же, потому что Майя не должна больше и одного часа называться вашей невестой. О чем бы там ни догадывались, а всей правды никто никогда не узнает, и ваша сестра и Майя будут избавлены от самого тяжелого удара. Я буду молчать, если вы дадите слово уехать.

– Нет! – сказал Вильденроде.

– В таком случае я сейчас же пойду к господину Дернбургу и расскажу ему все. Ваша игра проиграна, будьте уверены!

– Вы думаете? – насмешливо спросил Оскар. – Дождитесь сначала конца! Что бы там ни было, а вам я не уступлю.

– Это ваше последнее слово?

– Последнее. Я остаюсь.