Под шепчущей дверью - Ти Джей Клун

*

Уоллес попытался возразить, когда Хьюго попросил их уйти, сказав, что они мешают Алану. Ему не хотелось оставлять Хьюго наедине с ним. Глубоко внутри он понимал, что Хьюго способен справиться с ситуацией, но выражение глаз Алана казалось ему почти звериным. Мэй упредила его твердое заявление о том, что никуда они не уйдут. Она мотнула головой в сторону задней части дома.

– Все в порядке, – сказал Нельсон, хотя он тоже был явно обеспокоен. – Хьюго справится с ним.

Аполлон отказался тронуться с места, что бы Мэй ни делала и ни говорила ему. Хьюго покачал головой:

– Ладно. Он может остаться. Я дам вам знать, если мне потребуется ваша помощь. – Он и Мэй обменялись взглядами, которые Уоллес не смог расшифровать. Алан ревел на полу, на его губах появились капли слюны.

Последнее, что увидел Уоллес: Хьюго сидит, скрестив ноги, перед Аланом, его руки покоятся на коленях.

Он пошел вслед за Нельсоном, шаркающим за Мэй. Они прошли по коридору к задней двери. На улице было холоднее, чем в последние несколько вечеров, словно весна ослабила хватку. Уоллес встревожился, что не знает, какой сегодня день. Он подумал, что, наверное, среда и на дворе апрель. Время в лавке шло неравномерно. Он не обращал на это никакого внимания, поглощенный здешней жизнью. Он пробыл в «Переправе Харона» почти четыре недели. А Мэй говорила, что в лавке никто не оставался дольше двух недель. И тем не менее никто не подталкивал его к двери. Никто даже не упоминал о ней.

– С тобой все хорошо? – спросил Нельсон у ходящей туда-сюда по веранде Мэй и взял ее за руку. – Трудно тебе пришлось.

Она вздохнула:

– Да уж. Я знала, что так бывает. Руководитель показывал мне такие случаи. Он не первый убитый, с кем я имею дело.

– Но ты впервые действовала в одиночку, – тихо сказал Нельсон.

– Я справилась.

– Знаю. Ни секунды в этом не сомневался. А сейчас тебе можно расслабиться. – Мэй придвинулась к нему и положила голову ему на плечо.

– Ты вел себя достойно. Я горжусь тобой.

– Спасибо, – пробормотал он. – Я был почти убежден, что он прислушается к Хьюго. По крайней мере, поначалу.

– Где ты его нашла? – спросил Уоллес, глядя на чайный сад внизу. Никто из них не позаботился о том, чтобы включить свет, а луна пряталась за облаками. В темноте чайные кусты казались мертвыми.

– Рядом с местом убийства. Он… кричал. Пытался привлечь чье-нибудь внимание. И почувствовал большое облегчение, поняв, что я слышу его.

Если Алан и был похож в чем-то на Уоллеса, то это продолжалось совсем недолго.

– Ты знала?

– Знала что?

Уоллес не смотрел на них. Он распутывал в голове узел, который, как он понимал, надо бы оставить в покое, но появившаяся у него в голове мысль была очень уж назойливой. Он постарался тщательно подобрать слова:

– Он был уже мертв, когда появилась папка?

Наступило короткое молчание. Затем Мэй сказала:

– Да, Уоллес. Конечно. Иначе ее нам не прислали бы.

Он напряженно кивнул, схватившись за перила.

– И ты… что? Приняла это на веру?

– О чем это ты? – недоуменно спросил Нельсон.

Он ни в чем не был уверен. И потянул за нитку в узле:

– Вы получаете папки. Наши папки. Но только после нашей смерти.

– Да, – отозвалась Мэй.

– А почему не раньше? – бросил он в ночь. – Что мешает Руководителю или кому там еще присылать их до того, как все произошло?

Он знал, что они пристально смотрят на него, чувствовал их взгляды, впивающиеся ему в спину, но не мог повернуться. Он боролся сам с собой и не хотел, чтобы они поняли это по его лицу.

– Это работает не так, – медленно произнесла Мэй. – Мы не можем… Уоллес. Ничего нельзя было сделать, чтобы спасти те… его.

– Верно, – с горечью согласился Уоллес. – Потому что его судьба предназначила ему умереть, истекая кровью, в переулке.

– Так уж вышло, – заметил Нельсон.

– Все это кажется мне очень и очень странным.

– А смерть вообще странная вещь, – сказала Мэй. Она направилась к нему, пол веранды скрипел при каждом ее шаге. – Тут я не буду с тобой спорить. Это не… все идет своим чередом. И нам всем придется пройти через это. В смерть нельзя вмешаться с помощью…

Уоллес усмехнулся:

– Порядок. Ты говоришь мне, что человек – часть порядка вещей. А сейчас мы говорим о человеке, который страдал, а люди тем временем шли мимо. Вот во что ты веришь. Такова твоя вера. Таков твой порядок.

– А что прикажешь делать? – вопросила Мэй. Она облокотилась на перила рядом с ним. – Мы не можем остановить смерть. Никто не может. Ее нельзя победить. Все умирают, Уоллес. Ты. Нельсон. Алан. Я. Хьюго. Все мы. Ничто не длится вечно.

– Чушь собачья, – внезапно разъярился Уоллес. – Руководитель мог бы воспрепятствовать смерти, если бы захотел. Он мог сказать тебе, что должно случиться с Аланом. Мог предупредить. А ты могла…

– Никогда, – сказала шокированная Мэй, – никогда мы не вмешиваемся в дела смерти. Мы не можем этого делать.

– Почему?

– Потому что она всегда рядом. Неважно, чем ты занимаешься, неважно, какую жизнь ведешь – хорошую, плохую или какую-то среднюю, она всегда поджидает тебя. Едва родившись, ты начинаешь умирать.

Уоллес устало вздохнул:

– Сама должна понимать, как мрачно это звучит.

– И я понимаю. Потому что это правда. А ты предпочитаешь, чтобы я врала тебе?

– Нет. Я просто… в чем тогда смысл? Всего этого сразу? И по отдельности? Если все, что мы делаем, не имеет никакого значения, то зачем вообще пытаться… – Он понимал, что его заносит. Но не мог остановиться. Его кожа была холодной как лед, и вовсе не потому, что холодным был воздух вокруг. Он сжал зубы, чтобы не стучать ими.

– В том, что это твоя жизнь, – сказал Нельсон, подходя к нему с другой стороны. – В том, как ты ее живешь. Да, все это не всегда справедливо. Да, не всегда все хорошо. Иногда тебе больно и горько, иногда это разрушает тебя до неузнаваемости. Некоторые люди выступают против такого положения дел. Другие… не могут этого делать, хотя не думаю, что их можно винить в этом. Сдаться легко. Собрать себя воедино – трудно. Но мы должны верить, что, если получится, мы сможем сделать еще один шаг. Мы сможем…

– Идти дальше? – вопросил Уоллес. – Но ты никуда не идешь. Ты все еще здесь, так что не надо вешать мне лапшу на уши. Можешь говорить все, что тебе угодно, но ты просто лицемер из лицемеров.

– И в этом