Персональные помощники руководителя - Владимир Левченко

Возникает сомнение в том, что смерть Малюты была случайной. Ненависть к нему была велика, интриги при дворе с ликвидацией опричнины только усилились. Не стал ли Скуратов жертвой заговора (единственного успешного за все время правления Ивана IV)? Можно предположить и другое: сам Грозный распорядился устроить «несчастный случай». Но похоронили Малюту с почестями в «цитадели православия» – Иосифо-Волоколамском монастыре. Царь «дал по холопе своем по Григорье по Малюте Лукьяновиче Скуратове» вклад в 150 рублей – больше, чем по своему брату Юрию или жене Марфе. В 1577 году Штаден записал: «По указу великого князя его поминают в церквях и по сей день…»

А история продолжает подкидывать загадки: в 1932 году газета «Вечерняя Москва» сообщила читателям, что при рытье котлована для фундамента Дворца Советов был обнаружен… склеп Скуратова! Его нашли под зданием церкви, стоявшей на берегу Москвы-реки. Строители якобы откопали плиту с надписью «Здесь погребен Малюта Скуратов». Кому понадобилось мистифицировать москвичей, так и осталось неясно…

У Скуратова не было прямых наследников по мужской линии. Однако трех своих дочерей шеф «тайной полиции» пристроил весьма удачно. На старшей женился князь Иван Глинский, двоюродный брат царя. Средняя дочь Мария вышла замуж за боярина Бориса Годунова и стала впоследствии царицей. Младшая, Екатерина, была выдана за князя Дмитрия Шуйского, брата Василия Шуйского, избранного во времена Смуты царем. (Интересно, что князь Дмитрий считался наследником престола, поэтому теоретически Екатерина тоже могла стать царицей!).

Существует легенда, что, когда смертельно раненного Скуратова привезли умирать в монастырь, он плакал, каялся и просил похоронить его у ограды обители, на «попираемом месте» – чтобы люди, которые шли к храму, проходили по его могиле. Но в это предание не очень верится. Не такой человек был Григорий Лукьянович, чтобы каяться даже перед смертью…

В русский фольклор Малюта вошел как безжалостный палач и садист. В известной «Песне о гневе Грозного на сына» именно «Малюта злодей Скурлатович» доносит на царевича, будто тот проявляет милосердие к изменникам, а затем с радостью берется выполнить вынесенный царем смертный приговор. Здесь стоит сделать отступление.

Создатели былин порой проявляли такую удивительную осведомленность о деталях реальных событий, что невольно возникает предположение: не сочинялись ли они в дворцовых покоях? Приближенные царевича Ивана на самом деле вынашивали планы свержения Грозного – и Малюта им сильно мешал… «Песня о гневе Грозного» появилась в XVII веке, при первых Романовых, которые и составляли окружение наследника. В народном предании именно Скуратов стал ответственным за «перегибы» правления Грозного. Укоренение этого мифа опять-таки было на руку Романовым, права которых на престол основывались только на том, что их родственница Анастасия Романовна была первой женой Ивана IV.

Когда началось развенчание Малюты? Видимо, не сразу после смерти его венценосного покровителя: во всяком случае, родство Скуратова с Борисом Годуновым не помешало последнему выиграть в 1598 году избирательную кампанию и взойти на престол (пушкинское определение Годунова: «зять палача и сам в душе палач» – это взгляд из XIX века, из «Истории» Карамзина). Отличавшийся крутым нравом царь Борис рассматривал любые нелицеприятные суждения о своем тесте как покушение на его монаршую особу.

Видимо, все началось с появлением первых «житийных» текстов о святом Филиппе…

Главным преступлением Малюты Скуратова считается убийство им митрополита Филиппа Колычева, непримиримого борца с тиранией Грозного, публично осудившего злодеяния опричнины. Это произошло во время «новгородского похода» – 23 декабря 1569 года в тверском Отрочь-монастыре.

…В октябре 2004 года в Русском музее в Петербурге прошла выставка «Большая картина». Среди прочих на ней было представлено полотно «Последние минуты жизни митрополита Филиппа», написанное в 1880-х годах академиком живописи А.И.Новоскольцевым, – мрачная фигура Малюты в проеме двери кельи опального митрополита и изможденная фигура Филиппа, который молится перед иконой, понимая, что приходит последняя минута его жизни. Это живописная реконструкция события существует и литературная. В очерке «Святой Филипп митрополит Московский» выдающийся русский философ Георгий Федотов писал: «…царь вспомнил о тверском узнике и послал к нему в келью Малюту Скуратова: опричник должен был просить у святого благословения на новгородский поход!». Естественно предположить, что Малюта имел другой тайный приказ или хорошо угадал царскую мысль. Иначе он, вероятно, не осмелился бы совершить того, что совершил, или не мог остаться безнаказанным. Рассказывают, что мученик уже три дня предчувствовал свою кончину и предсказал о ней окружающим: «Приблизилось время моего подвига». В самый день смерти он причастился… 23 декабря в его келью вошел царский посланец. Никто не был свидетелем того, что произошло между ними".

«Житие святителя Филиппа» так описывает его кончину: «Малюта вошел в келью и, смиренно кланяясь, сказал святому: „Владыка, подай благословение царю идти в Великий Новгород“. Зная, зачем пришел царский посланец, Филипп ответил: „Делай то, за чем ты пришел ко мне, и не искушай меня, лестью испрашивая дар Божий“. Малюта взял подушку („подглавие“) и задушил ею святого. Потом поспешно вышел из кельи и, сообщив о смерти его настоятелю и братии, стал укорять их в небрежении к узнику, который будто бы умер от чрезмерного угара („неуставного зною келейного“). Не давая им опомниться, Малюта приказал вырыть глубокую яму за алтарем соборной церкви и при себе погрести тело. Не было при этом ни звона колоколов, ни благоухания фимиама, ни, быть может, самого пения церковного, ибо злой опричник спешил скрыть следы своего преступления. И как только могила была сравнена с землей, он немедленно уехал из обители».

«Житие» появилось спустя много лет после описанных событий. Как заметил еще Карамзин, оно вызывает большие сомнения – хотя бы тем, что подробно передает разговор Малюты и Филиппа. Есть ли очевидцы преступления в Отрочь-монастыре?

Таубе и Крузе рассказывают историю по-другому: «В Твери в монастыре находился опальный митрополит Филипп. Иван приказал своему высшему боярину или палачу Малюте Скуратову задушить его веревкой и бросить в воду, в Волгу».

Но в этом деле участвовала и «третья сторона».

Филиппа предали «его домашние» – высшие иерархи церкви, сблизившиеся с опричниками. Новгородский архиепископ Пимен (историк Р.Г.Скрынников пишет, что тот «оказал много важных услуг царю и его приспешникам»), епископы Пафнутий Суздальский и Филофей Рязанский, благовещенский протопоп Евстафий составили настоящий заговор против Филиппа, «мечтая восхитить его престол». Для «сбора компромата» они направили на Соловки следственную комиссию, где угрозами получили от монахов нужные свидетельства. Среди лжесвидетелей оказался даже соловецкий игумен Паисий, любимый ученик митрополита, – ему пообещали епископскую митру. В 1568 году Священный собор, проходивший под председательством Пимена, осудил Филиппа и приговорил его к смертной казни (историк Русской православной церкви А.В.Карташев назвал этот собор «наиболее позорным из всех во всей церковной истории России»).

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});