Адаптер - Борис Петров

солнцу.

Беджан бережно привязал ленты к стволу как можно выше. У Лиз бы это получилось красивее, но хвала Аллаху, ни ее, ни Ю-ли здесь нет. От мыслей о детях у него заболело сердце, и Беджан оперся о ствол последней яблони, на которой развевался на теплом летнем ветру голубой знак любви и памяти. Ленточки с других яблонь тянулись к нему, стараясь дотронуться зелеными и желтыми пальцами, сцепиться вместе и не разлучаться. Яблони были посажены в виде правильного треугольника, и Беджан, видя, как древнее верование само указывает ему путь, крепко перевязал концы ленточек между собой. Деревья зашумели, налетел сильный ветер, а небо заволокло тучами, но дождь так и не пошел, стало темно.

Когда они погрузили тело беглеца в рефрижератор, Беджан долго копался в терминале, отправляя запросы.

— Что ты ищешь? — спросил его полицейский.

— Мы должны войти в его дом. Там остались тела его семьи, — ответил Беджан, полицейский кивнул, крепко сжав его плечо.

— Простите, я не смогу, — прошептал Ислам. Голос из передатчика дрожал и казался скрипом несмазанного колеса. Дед кивнул ему и отправил в кабину машины.

В дом пошли четверо, остальные отказались, не в силах оторвать взгляда от места, где лежал беглец, где пеной и раствором уже были зачищены все следы, и остались стоять яблони, сцепившиеся разноцветными пальцами, возмущенно шумя листвой, проклиная людей. Беджан отчетливо слышал их проклятия, Лиз бы точно смогла их распознать, она чувствовала мир острее, умела заглянуть глубже и не боялась этого.

Дверь в квартиру открылась, программа дала разрешение, и замки разблокировались. Внутри был идеальный порядок, будто бы кто-то совсем недавно провел капитальную уборку. Во всех комнатах было пусто, кроме одной, где на широкой кровати лежала женщина и трое ребятишек. Старшей девочке было не больше десяти лет, она прижимала малышку лет пяти, рукой закрывая глаза. Мальчик прижимался к маме, женщина второй рукой старалась обнять всех детей. У нее были закрыты глаза, как и у мальчика. Только девочка смотрела на вошедших тяжелым, полным ненависти и бессильной злости взглядом. Губы еще сохранили сдерживаемую гримасу рыдания, а на щеках остались высохшие полоски от слез.

Все были мертвы, сомнения в этом не было. Беджан осмотрел закоченевшие руки, находя на плечах следы свежих уколов. Скорее всего такой же след был и на плече беглеца, и он оказался сильнее. Беджану стало не по себе, сердце зашлось в бешенном ритме от мысли, что они точно знали, что скоро умрут и приготовились к смерти. Его поймал молчаливый напарник и отнес на кухню. Находиться в комнате больше никто не мог. Они сидели за столом на кухне, маленькой, как и у всех, с той же типовой мебелью, большим телеэкраном на стене, который был разбит молотком, брошенным на полу. Окно в кухне было выдрано, к трубам была привязана штора. Все было так же, как у всех, и любая квартира, любая комната или вещь напоминала о прошлой жизни, о своей жизни, о том, что ты жив, а владельцы этих вещей стали ненужными телами, кормом для ненасытной печи.

— Ненавижу, — прохрипел Беджан.

— Помни о детях, о жене и Ю-ли, — полицейский сжал руку Беджана.

— Я помню. Я не сделаю ничего во вред им, но я ненавижу, и это мое право!

31. Тело Пророка

В столовой стояла гнетущая тишина, Тарелки с кашей остались нетронутыми, мужчины жадно пили горячий чай, и Лиз с Ю-ли по очереди дежурили на кухне. Они вернулись три часа назад, и за это время никто из мужчин не произнес ни слова. Некоторые полулежали на столе, бессмысленно глядя на чашку, изредка дергаясь и поднимаясь, чтобы почти залпом осушить обжигающий чай, будто бы острая боль во рту была способна утолить внутренний жар.

Охранники и конвоиры должны были сидеть отдельно, но столы давно сдвинули вместе, игнорируя требования на терминале. В конце концов, программа тоже устала и перестала мигать розовым напоминанием.

— Хватит сидеть, ешьте кашу! — не выдержала Ю-ли и с силой стукнула пустой эмалированной миской по столу. Мужчины вздрогнули, непонимающими взглядами смотря на рассерженную девушку. Беджан слабо улыбнулся и первый взялся за ложку. Столовая наполнилась стуком ложек, и стало не так страшно всем. Ю-ли строго следила за ними, держа половник как меч или плеть, готовая в любой момент разить или отхлестать виновного. Лиз вышла проверить детей, а когда вернулась, обнаружила Ю-ли на раздаче, она решила заставить мужчин съесть все, что они приготовили им на поздний ужин.

— Все, спасибо. Я больше не могу, — засмеялся Беджан, пряча свою тарелку от Ю-ли. — Лучше Исламу доложи, а то он слишком медленно ест.

Ю-ли, не без удовольствия, со злобной улыбкой положила ему с горкой. Ислам застонал, но сопротивляться не стал.

— Что случилось? Почему вы молчите? — громко спросила Ю-ли, когда все было съедено, и мужчины стали клевать носом. Никто не уходил спать, словно завтра не надо было чуть свет ехать на работу в город, на сон оставалось менее четырех часов.

— Да, Беджан, объясни нам, что случилось? За что с ними так? Что они сделали? — спросил седой старик, сидевший на самом краю у окна. Он задержался на пересылке, как и на свете, игнорируя отчеты медстанции, прочившей ему скорую смерть вот уже больше тридцати лет назад. — Я такое видел много раз, не первый город изолируют. И никак не могу понять, за что же они так с нами?

— С ними, мы заключенные, — поправил его сидевший напротив молодой старик, страдавший от лучевой болезни, но державшийся старика, беря себе немного его везения.

— С нами! Ты себя от других не отделяй! Есть мы, и неважно, кто мы по статусу, и они! — старик погрозил кому-то кулаком в окне. — Так было во все времена.

— Верно, но тогда были войны, эпидемии, наводнения или землетрясение, — медленно сказал полицейский, неодобрительно смотря на внука, игравшего с Ю-ли в переглядки.

— А сейчас просто мочат, когда на всех не хватает! — стукнул кулаком по столу страшного вида мужчина непонятного возраста. Лицо было изуродовано шрамами от ожога, и страшная рубцеватая маска говорила о нем лучше любого отчета из личного дела. Про таких рассказывали в школе, показывали в инфоблоках, говоря, что так и выглядит настоящий уголовник, способный сотворить страшное, богомерзкое преступление. Но все, кто был в столовой, знали, что его внешность обманывала не только людей, но и машинную логику, неверно считывавшую его эмоции, понижая рейтинг до минимального уровня. — Вот что, неужели у них кончились деньги? Беджан,