Менты не ангелы но... - Данил Корецкий

Юматов кивнул.

— Скорей всего, так… Тебя считают чужим. А этого у нас не терпят… Как и везде, впрочем.

Впереди начался выгоревший лес, милиционеры хотели обойти этот участок, чтобы не перепачкаться в гари и копоти, но слева была сплошная жидкая грязь, поэтому пришлось идти прямо.

— Ничего, тут недалеко! — приободрил товарищей Черемхов. — Метров через двести Черное Болото, а за ним — поле.

Так и оказалось. Ефимов и Волин первыми вышли на прогалину у болота и замерли: впереди, в десятке метров, возле двух черных джипов стояли несколько человек, у одного в руке был пистолет. Оружие беззвучно дернулось, звякнула разбитая бутылка.

— Ничего себе! — выдохнул Ефимов.

— Наверное, пневматика, — попытался сгладить впечатление Волин.

Но оба понимали, что пахнет тут не пневматикой, а кое-чем похуже. И модные в бандитской среде, наглухо затонированные «тачки», и угрожающие физиономии незнакомцев, и бесшумный пистолет — отнюдь не способствовали созданию успокаивающих иллюзий. Следом за участковыми из черной чащи вышли Юматов с Самойлиным, потом Шабанов и Воскобойников с Черемховым. Они тоже мгновенно схватили суть происходящего и остановились, будто наткнулись на прозрачную стену.

Обе группы мужчин замерли, внимательно рассматривая друг друга. Воскобойников сразу узнал Ларионова и Грачева, он уже начал было улыбаться, готовый поздороваться, но лица приятелей, а особенно пистолет в руках Грача, не располагали к проявлению знакомства. Улыбка застыла на лице Феликса, однако он еще не понял, что попал в ситуацию, из которой не было привычного выхода.

— Толян, узнал? Это «Налетчики», — тихо сказал Черемхов.

Он мгновенно вспомнил «гостей из Донецка». Ефимов с Волиным — тоже. И кавказцы — рыжий и брюнет — оказались знакомыми: они продавали приисковое золото и чуть не постреляли милиционеров из обреза. С такими людьми и в таком месте разойтись «краями» было нельзя. Ефимов принялся медленно-медленно расстегивать плоскую сумочку на животе.

Шестеро бандитов и семеро милиционеров застыли друг напротив друга. Горячие взгляды метались по лицам, фигурам, одежде, рукам. Немая сцена затягивалась. Бандиты, всмотревшись, тоже узнали неожиданных и нежеланных свидетелей.

— Это менты! — заорал Исса и выдернул из-под плаща пистолет-пулемет «кедр». — Мочи их!

И окружающий мир мгновенно изменился. Обычная жизнь закончилась. Закончился заурядный рейд, один из многих, после которого можно выпить пива, поесть шашлыка и даже искупаться в еще холодной, мутной, не очень чистой, но такой желанной донской воде. Отодвинулись на неопределенный срок, а может, и навсегда, планы каждого на воскресный вечер. Развеялись опасения перед предстоящей переаттестацией, да и вообще все мысли о службе и карьере улетели прочь. Над Черным Болотом раскинула свой зловещий плащ Смерть, и основной задачей каждого стала одна — остаться в живых. Но для этого надо было выдержать настоящий: не учебный, не тренировочный, а самый взаправдашний бой и по-настоящему убить противника. Время растянулось, как при ускоренной съемке, включилось многократно изученное в курсе «Психология применения оружия», но не представляемое реально «туннельное зрение»: день померк, поле обзора резко сузилось, звуки пропали или ушли на второй план…

У рыжего кавказца что-то не заладилось: он тыкал «кедром» перед собой, но выстрелов не было.

Зато Ларионов медленно наклонился, наполовину влез в машину, медленно вылез обратно, держа в руках короткое ружье.

Ефимов медленно вытащил пистолет и потянул затвор назад.

У Самойлина пистолет не вынимался, он дергал застежку кобуры, но потные пальцы соскакивали, и та не поддавалась.

Мусса медленно извлек из широкой куртки обрез двустволки и стал то ли взводить курки, то ли выключать предохранитель.

Воскобойников медленно вытянул вперед руки, будто умоляя Ларионова остановиться и договориться похорошему, как у них всегда бывало. Но тот уже приложил «моссберг» к плечу и медленно нажимал на курок.

«Лино Вентура», он же Борец, он же двойник уважаемого и авторитетного Медведя, медленно поднимал «ТТ» с потертым воронением.

Юматов беспомощно шарил по поясу, не находя того, что было обязано там быть.

Фига медленно поднимал свой «макаров».

Шабанов тоже медленно поднимал табельный «ПМ».

Грач полез в багажник и что-то делал там, согнувшись в три погибели.

Волин пытался дослать патрон, но затвор не поддавался, потому что он не опустил флажок предохранителя.

Где-то в другой жизни куковала кукушка, щедро отмеряя всем присутствующим долгие годы жизни.

— Ба-бах!!! — «моссберг» громко разорвал тишину. Из широкого ствола выплеснулось пламя, окруженные дымом вылетели восемь картечин и с визгом понеслись вперед, постепенно разлетаясь и расширяя радиус возможного поражения. Видел это только Шабанов, который избрал мишенью именно Ларионова и даже успел прицелиться, но медлил спустить курок, ибо слишком важный и влиятельный человек находился у него на мушке. Он сумел рассмотреть три приближающихся свинцовых шарика и подумал, что делать нечего — надо стрелять, но тут все разрешилось само собой: три картечины ударили его в щеку, лоб и правый глаз и выбили мозги через затылок, так что кровавая жижа брызнула в лицо стоящего сзади Черемхова, который находился в ступоре и не мог шевельнуться.

Самойлин наконец извлек пистолет, по совету Веселова он всегда досылал патрон в патронник и мог выстрелить достаточно быстро. Мушка подцепила грудь рыжего кавказца, но навыка стрельбы в человека Вадим не имел и, нажимая спуск, отвел ствол в сторону, наивно полагая, что испугает бандита и заставит бросить оружие.

Ларионов снова медленно передернул цевье, медленно нажал спуск и выпустил следующий заряд в своего старого друга Воскобойникова. В это время выстрелил и Ефимов. Его пуля летела бесприцельно, но, тем не менее, угодила в согнутую спину Грача, который возился в багажнике, пытаясь зарядить «винторез». А Фига прицелился в Ефимова и попал в правую часть груди, полутонный удар развернул Толяна и бросил на землю. Воскобойников присел, а потом, закрывая голову руками, повалился лицом в обугленную землю, поэтому картечный рой пролетел над ним и впился в застывшего, как каменная статуя, Черемхова, изрешетив ему грудную клетку.

Борец успел выстрелить два раза, его пули пролетели между Волиным и Самойлиным, воткнувшись в жесткую древесину обгоревших акаций. Самойлин, открыв рот, кричал что-то нечленораздельное и раз за разом нажимал спуск, направляя подпрыгивающий пистолет в сторону кавказцев и призывая Его Величество Случай восполнить отсутствие навыка убивать людей. И случай помог: одна пуля ужалила Иссу в плечо, вторая угодила Фиге в лоб, и у него открылся третий глаз, как у индийского Бога Шивы.

Ларионов пальнул в третий раз, Юматову наконец удалось нашарить под ногами пистолет Шабанова, и он, распрямляясь, раз за разом жал на курок, переводя ствол с одной фигуры противника на другую. Картечь вонзилась Вадиму в грудь и плечо, а пули Юматова сразили «Лино Вентуру» и зажимавшего первую рану Иссу.

Волин и Мусса одновременно справились с оружием, одновременно прицелились друг в друга и одновременно выстрелили, но оба промахнулись. Они повторили выстрелы — раз, второй, третий… Пули свистели, попадали в деревья и машины, визжали и рикошетировали… Наконец, Волин упал, а Мусса попятился, уткнулся спиной в свой джип и медленно сполз на землю.

Раненый Грач с трудом вылез из багажника, но тут же пуля Юматова ударила его в голову. Теперь мозговое вещество забрызгало Ларионова. Тот отпрянул, прыгнул за руль и включил двигатель. Юматов прицелился, но курок щелкнул впустую: кончились патроны. «ленд крузер» с дьявольским номером резко развернулся и, прыгая на неровностях дороги, понесся прочь от Черного Болота.

Юматов попытался перезарядиться, но не мог найти магазин, да и руки дрожали. Ноги подогнулись, и он тяжело опустился на обугленную землю. Было тихо. Будто устыдившись, молчала обманщица-кукушка, даже лягушки перестали квакать. Вокруг, на черной земле, среди красных пятен, желтых блестящих гильз и оружия, лежали бесчувственные или мертвые тела коллег и бандитов. Кто-то громко стонал. Юматов ничего не соображал. Он даже не знал, что надо делать. Казалось, что он тяжело ранен, только не мог понять — куда?

Вдруг рядом кто-то зашевелился. Это был Воскобойников. Встал на колени, потом выпрямился во весь рост. Дикими глазами Феликс осматривал открывшуюся перед ним сюрреалистическую картину, потом ощупал себя, осмотрел ладонь: нет ли крови…

— Ты ранен? — хрипло спросил Юматов.

— Контужен, — ответил тот и, подняв рацию, принялся вызывать райотдел.

— На связи! — отозвался наконец Литовко.