Вендари. Книга первая - Виталий Вавикин

– Боишься, что тебя тоже похитят? – с издевкой спросил парень.

– Похитят?

– Ну да. Твой отец говорил, что все должны оставаться дома. Ты разве не слышала о пропавших подростках?

– Я не думаю, что они пропали.

– Мы тоже так не думаем. Наверное, сбежали куда-нибудь или просто решили устроить затянувшуюся вечеринку, – парень в очередной раз посмотрел на своих друзей. Они дружно хохотнули.

– Может, мы тоже устроим вечеринку? – предложила Дарла.

– Без Свона?

– Не хочу Свона, – Дарла попыталась заглянуть парню в голову, в мысли. Если бы только увидеть его желания. Тогда можно сказать то, что он хочет услышать, заманить его в дом Эмилиана. Но чужие мысли были закрыты.

– Не хочешь Свона? – и снова парень повернулся к друзьям. – Нет. Вы слышали? Она не хочет Свона. А кого ты тогда хочешь?

– Все равно кого.

– Совсем все равно?

Новый смех. Пара грязных шуток. Еще смех: дружный, стадный. Дарла снова заставила себя улыбаться.

– За городом есть заброшенный дом, – сказала она. – У меня есть машина. Поедем?

– Боюсь, мы все не поместимся в твою машину.

– Если захотим, то поместимся, – Дарла прищурилась. – Или же вы боитесь, что вас тоже похитят?

– Похитят? – парень презрительно фыркнул. – Кто нас похитит? Ты? – он громко рассмеялся. – Да это мы скорее тебя похитим.

Теперь рассмеялись его друзья – вся компания, включая двух девушек, чей звонкий смех перекрыл смех остальных. Дарла рассмеялась вместе с ними, снова повторила свое предложение, развернулась, пошла к машине.

– Нужно будет только купить еще пива, – сказал парень, который говорил с Дарлой.

– У меня все куплено, – сказала Дарла.

Семь человек втиснулись в маленькую машину. Мотор загудел. По дороге новые друзья шумели так сильно, что Дарла едва сдерживалась, чтобы не убить их. Но где-то там впереди был Эмилиан. Эмилиан, для которого эта пища была важна. От этой пищи зависела вся его жизнь. Поэтому нужно было терпеть, сдерживать себя, улыбаться на глупые и пошлые шутки до тех пор, пока они не вошли в старый заброшенный дом. Дарла закрыла дверь. Горели свечи, и кто-то из шумной компании отпустил по этому поводу еще одну шутку.

– Не удивлюсь, если в одной из комнат мы найдем бездыханные тела пропавших подростков, – скривилась одна из девушек.

– Так и есть, – сказала Дарла.

Компания хохотнула, решив, что это отличная шутка. Но вот из темноты появился странный силуэт. Эмилиан был бледен, и все его тело окутывало призрачное мерцание происходящих метаморфоз. Компания подростков загудела, попятилась к двери. Дарла отшвырнула одного из них к стене как тряпичную куклу. Метаморфозы изменили ее лицо, тело. Крики и мольба о пощаде слились воедино…

– Нужно достать тебе еще пищи, – сказала Дарла, когда все было закончено.

– Ты боишься, что скоро мне придется уехать? – спросил Эмилиан, заглянув в ее мысли. Она кивнула. Он кивнул в ответ, прокусил себе запястье и велел ей пить.

– Нет. Я не хочу забирать у тебя силы, – возразила Дарла.

– Ты стареешь слишком быстро, – сказал Эмилиан, подвел к зеркалу. В полумраке на нее уставилась сорокалетняя женщина.

– Плевать, – сказала Дарла, привыкая к своему новому отражению.

– Я приказываю тебе, – сказал Эмилиан.

Кровь капала с его руки на пол. Дарла опустила глаза. Запах был сладким, манящим. Запах жизни в этом пропахшем смертью доме. Теперь встать на колени. Прижаться губами к кровоточащему запястью хозяина. И пить, пить, пить…

Дарла очнулась ближе к рассвету. Кровь вендари вернула телу молодость, но мысли остались старыми и усталыми. Эмилиан сидел на полу, прижавшись спиной к стене.

– Мне нужно идти, – сказала Дарла.

Он кивнул. Лицо его было по-прежнему бледным, но от подростка, которым его некогда знала Дарла, остались лишь глаза. Все остальное огрубело, возмужало. Нет, благородство и утонченность не покинули его, но теперь это был тридцатилетний мужчина в расцвете сил.

– Мне нравится, каким ты становишься, – сказала Дарла, перед тем как уйти.

Эмилиан остался один. Тени какое-то время кружили возле него, пока лучи рассвета не забрали их короткие жизни. Эмилиан смотрел, как они умирают, и думал, что когда-нибудь точно также умрет и он сам – рожденный из пустоты снова станет пустотой. Он продолжал сидеть на полу, пока лучи рассвета не добрались до него. Бледная кожа порозовела. Эмилиан почувствовал сначала зуд, затем жжение, легкую боль. Он поднялся на ноги и ушел в свою новую комнату, которую выбрал потому, что там не было окон. Не было там и мебели, даже кровати.

Эмилиан закрыл дверь, лег посередине комнаты на спину, закрыл глаза. Где-то далеко в мыслях мелькнуло беспокойное нетерпение. Он вырос. Он готов сразиться с Гэврилом за пастбище, на котором может остаться только один хозяин. Эмилиан заснул, представляя принадлежащий ему людской город плоти и крови, голода и жажды. Он бродил по улицам и заглядывал в глаза прохожих, выбирая себе ужин. Но все они были похожи либо на Габриэлу, либо на умирающую Дарлу…

За последние дни он слишком сильно привязался к своей слуге, чтобы безразлично относиться к ее скорой, неизбежной смерти. Эмилиан подумал, что она останется единственным слугой в его жизни. Нет, дело не в верности. Он просто не хотел смотреть, как умирает на глазах еще один близкий ему человек, его друг, его верный спутник. Когда он получит пастбище Гэврила, то будет охотиться сам. Будет превращаться в хищника, вырождаться, как это бывает со всеми вендари. Они стареют, превращаются в животных. Его старость приходит в тысячи раз быстрее. Значит, разумной жизни осталось меньше, чем он думал. Эмилиан представил ожившие тени, которые принадлежат ему, но которые придут за ним, когда пробьет его час, когда придет его время. Эмилиан увидел этот момент. Что ж, он не будет сопротивляться. Он примет свою смерть достойно и смиренно – сделает это так же, как принимает сейчас свою странную жизнь…

Тени во сне подбирались к нему все ближе и ближе. Подбирались до тех пор, пока занавес сна не вздрогнул. Эмилиан услышал чужие мысли. Мысли ребенка. Нет, не того чернокожего мальчика, который все еще лежал в отдельной комнате. Это был знакомый голос, родной. Эмилиан прислушался. Голос исходил из комнаты Габриэлы, из ее утробы. Его ребенок. Его сын. Он звал отца. Звал Эмилиана. Но зов этот был едва различим. Зов претендента. Зов младенца, отец которого вендари, а мать человек. Отец – хищник. Мать – жертва, пища.

Эмилиан вздрогнул, почувствовав голод и жадность младенца. Он не может родиться беспомощным. Он заставит Габриэлу спасти его, уехать так далеко, что никто не найдет их. А потом он будет питаться ее кровью: сначала в утробе, а после младенцем. Но кормежка эта не будет такой, как у Эмилиана. Мать для него превратится в сосуд, который он осушит до дна, вне зависимости от ее воли. Отец для него станет первым соперником. Он найдет его и убьет, сколько бы у него не ушло на это времени. А по дороге он будет питаться: как монстр, как хищник. По дороге, которую нарисуют ему инстинкты. Эмилиан увидел их так, как если бы они принадлежали ему. Инстинкты, в которых был голод и желание размножаться, оплодотворяя простых смертных женщин. Снова и снова. Пока мир не наполнится подобными тварями…. Эмилиан содрогнулся. Глаза его открылись.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});